12.05.03
Из серии "Байки
от Димыча"
ДЕМБЕЛЬСКИЙ АЛЬБОМ ИЛИ 22 ГОДА СПУСТЯ
Каждый уважающий себя старослужащий, или, попросту говоря, «дед» начинает загодя готовить дембельский альбом, чтобы, вступив в гражданскую жизнь, ему было чем похвалиться перед близкими. В нём, конечно, автор этого фолианта обязан выглядеть не иначе, чем крутой спецназовец. Все его подвиги должны быть непременно отражены в альбоме, а имевшие место приключения выглядеть не иначе, чем Геракловы свершения.
Однако, большинство моих однокурсников порох нюхали только на месячных сборах. Но за три года «военки» (тех самых, отданных военной кафедре раз в неделю), думаю, удивительных событий произошло с ними не меньше, чем за два года службы в рядах СА. Почему-то никому из нас не пришло в голову оформить хотя бы один на всех дембельский альбом, посвящённый этим, далеко не худшим, годам нашей жизни. Попытаюсь хотя бы частично восполнить этот пробел. Думаю, что меня поддержат не только те, кто еженедельно топтал плац военной кафедры и закрепил успех на сборах в Нежине, но и те, кто до института отдали свой воинский долг Державе в полный рост.
С чего бы начать? А начну, как водиться, с начала. То есть - со второго курса.
ПРИБЫТИЕ «БРОНЕПОЕЗДА» ИЛИ ОБМАНЧИВАЯ ВЕЖЛИВОСТЬ ВОЕННЫХ
Осенью 1978 года ряды посещающих военную кафедру КИИГА пополнились мужской половиной нашего курса. Исключение составляли лишь загранично подданные и Витёк Сагаев. Почему для него было сделано такое исключение? Потому, что при прохождении действительной службы он получил гордое звание офицера советской армии, и его учить уже было нечему. Хотя… Командирского голоса Витьку явно не хватало. Вот бы его чему поучить. Но министр обороны решил по-другому. Просматривая личное дело Сагаева, он умилился и приказал ближайшему генералу скакать в Киев нарочным, чтобы доставить приказ о том, что ВитькА нужно использовать бережно в качестве действующего инструктора по Гражданской Обороне для женского контингента нашего курса. Не погорячился ли министр обороны, не поспешил ли, отдавая такой серьёзный приказ, не мне судить. Для прояснения вопроса советую обратиться к барышням, изучавшим вместе с Сагаевым премудрости сохранения казённого обмундирования при ядерном ударе НЕвероятного противника, секретам искусственного дыхания изо рта в рот в противогазе и непрямого массажа сердца в районе, извините … Там, где у дам имеются некоторые неуставные выпуклости, в общем.
Что до остального мужеского пола курса, то он был выстроен на плацу рядом с парком Грушки и поделен на два взвода. Куратор курса в плоскости последних изысканий военно-научной мысли полковник Лазарчук, гордо выпятив генеральский живот на вырост, вальяжно прохаживался перед коротко стрижеными студиозами и вещал о том, что имеют право курсанты (так он к нам обращался), а что нет. Выходило так, что нам было оставлено всего два права. Первое – беспрекословно слушаться отцов-командиров, второе – не вякать, если тебя не спрашивают. Каждое занятие начиналось с построения. Наличие отсутствия волосяного покрова под фуражками, наличие присутствия синей, белой и чёрной ниток с иголкой под её околышем, расчёски и комсомольского билета в кармане «тужурок» (военное название ГАФовского пиджака) считалось строго необходимым условием для того, чтобы не загреметь в помощь дежурному по кафедре до самого позднего вечера со всеми вытекающими мелкими военными гадостями. Но, как и в математике, это условие не могло считаться вполне достаточным. Дополнительный набор услуг, которые требовала от нас кафедра, изменялся на каждом построении и зависел от степени похмелённости офицерского состава, состояния его личной жизни и указателя вектора ноги, с которой он встал. Жизнь показала, что такой подход не смог развеять нашего природного человеколюбия даже к людям в форме защитного цвета. Полковник Лазарчук охотно делился секретами общевойсковой тактики, которую он постигал не понаслышке, а на опыте собственных подчинённых, которых он водил в атаку после военного училища. Однако, премудрости эти почему-то мало занимали наши и без того переполненные знаниями бритые затылки. Народ задрёмывал прямо на занятиях. Опытный полковник быстро пресекал этот уход в нирвану богатырским: «Кто спит? Встать!» Те, кто дёргался, не досмотрев чудесные эротические видения, сразу попадали в опалу на хозработы, после которых обязаны были самостоятельно изучить весь пройденный материал после занятий с обязательной немедленной сдачей. Попавшись один раз на коварный окрик Лазарчука, я решил, что необходимо как-то прекратить этот беспредел. Поэтому, когда полковник предложил вступить в СНТО (студенческое научно-техническое общество), я вскочил, как ошпаренный с криком: «Я хочу!» Хитроумный Лазарчук спросил: «А что умеешь делать?» Всем было понятно, что СНТО – только ширма. На самом деле кафедра благоустраивалась за счёт добровольцев, что-то умеющих делать по хозяйству за счёт их бесплатного труда. Я мог ответить, что-нибудь вроде: «могу копать, могу не копать», но ума хватило сказать правду: «А что бы вам хотелось?» Лазарчук сразу посуровел и изрёк: «А паркет класть умеешь?» «А как же», - ответил я, в полной уверенности, что непременно сумею, если припрёт. Забрав с десяток добровольцев, полковник увёл нас с занятий и произвёл разнарядку. Не помню точно, кто куда попал, но про ВаликО и Сергея Фоминых могу доложить, что им досталось обновление всех очень важных стендов из жизни Политбюро и высшего Генералитета. Честно говоря, не могу припомнить, с кем в паре мне пришлось трудиться в помощниках у профессионального паркетоукладчика. Несколько занятий он учил нас своему изысканному ремеслу, а позднее, убедившись, что мы начали производить укладку самостоятельно, стал довольно часто «косить», пропадая в соседней пельменной за партией в домино с портвейновыми ставками. Мало-помалу закончился семестр. Кабинетов, где нужно было поменять паркет, ещё хватало. Этот факт приносил необычайное оживление. До лета протянем. Наступила весна. К кафедре подкатили «бронепоезд». Так мы называли пивную бочку на 900 литров водоизмещения. Офицеры стали звереть. Дежурный по кафедре все перерывы дежурил возле этого злачного местечка, отгоняя зазевавшихся студиозов от мирских соблазнов. В обеденный перерыв делать это было затруднительно, так как «пятачок» возле «бронепоезда» раскрашивался цветом индиго в радиусе 10-ти метров. И было непонятно, кто сюда прибежал с военной кафедры, а кто с обычных занятий пришёл. Сколько себя помню на военной кафедре, столько шла война военного руководства с городскими властями, в основе которой значился пресловутый «бронепоезд». Торговля знала, куда нужно закатывать бочку для удачной и быстрой реализации живительного продукта. Поэтому отдавать на милость взбешённым офицерам эту опорную точку нарождающегося капитализма никто не собирался. Не знаю, как остальным «курсантам», а работникам СНТО доводилось посещать запасной путь, где стоял мирный «бронепоезд» без особых последствий. Пришедший из пельменной плотник забивал все запахи своим ядовитым выхлопом в военную атмосферу. Ближе к концу второго семестра Лазарчук объявил аккордную работу всем СНТО-шникам. Кто сделает всё вовремя, тот получит заветные «пятёрки» по тактике. Так что тактику и стратегию укладки паркетного пола пришлось изучать в условиях, приближённых к боевым. Ах, да, вот что ещё запомнилось из этого курса на военной кафедре – знакомство с подполковником Карлошвили. Карлошвили был куратором не то у радистов, не то у электриков. Хотя, я не исключаю возможности, что и механики были осчастливлены его кавказской вежливостью. Не помню, каким боком, он производил наш развод. Вероятно, Лазарчук был болен. Но проходило это действо так. Моложавый красавец подполковник с огромной тенью от носа и чуть меньшей от козырька прохаживался вдоль строя, покачиваясь на носках своих идеально вычищенных сапог. Он вкрадчиво и доступно с еле заметным акцентом выдал такую изысканную тираду: «Товарищи студенты, я буду разговаривать с вами только на ВИ. ВИ…бу, ВИсушу и ВИгоню». Сразу стало ясно, что офицер этот очень вежливый и серьёзный. Позднее от ребят с других факультетов мы узнали, что таким образом он знакомился со всеми, вверенными ему подразделениями.
«СБИТЫЙ ЛЁТЧИК» ИЛИ ПОЕЗДКА НА ХЛЕБОРЕЗКЕ
Третий курс на военной кафедре начался для нас с того, что кураторов стало двое. У нашего взвода – майор Бирюков Владимир Николаевич. Умница, кандидат технических наук, прекрасно знающий испанский и французский языки. Во времена «Карибского кризиса» он служил на Кубе, на ТОЙ САМОЙ военной базе. А у второго взвода – майор Иванов Борис Борисович. Не знаю уж, по каким причинам именно этот майор считался старшим на потоке, но к той специальности, которую он преподавал (связанную с техникой), этот «фрукт» не имел никакого отношения. Вероятно, «волосатость» лапы Борис Борисыча имела необычайную плотность на квадратный дюйм его розоватой кожи. Иванов когда-то летал на истребителе в Белоруссии. Но после того как во время учебных стрельб, он выпустил ракету в колхозный свинарник, его потихоньку списали и… отправили с повышением на военную кафедру КИИГА преподавать навигационные устройства, применяемые в ВВС. Естественно, что к технике этот недоучившийся «сбитый лётчик» имел весьма далёкое отношение. Ну, а про лапу, вы помните, надеюсь? Так что лишних вопросов задавать не станете. Борис Борисыч своей пухлостью и улыбчивостью напоминал сразу двоих чешских героев. Гурвинека из сказок и Гашековского Швейка. Одно его отличало от бравого солдата. Швейк только притворялся идиотом, а Борис Борисыч таковым уродился. Он сам говорил, правда, что немного не в своей тарелке стал себя чувствовать после перенесённого в детстве менингита. Но я в это не верю, хоть убейте. К сожалению, легендарный майор Иванов редко нам преподавал, поэтому все байки с ним связанные, я по большей части почерпнул у ребят из выпуска 1981 года, у которых «зайцевал». А вот анекдот про Борис Борисыча, характеризующий его сущность, наверняка, не знал только тот, кто его ни разу не видел. Анекдот такой:
Приходит подполковник Карлошвили к майору Иванову и спрашивает: «Борис Борисович, вы как опытный лётчик, ответьте мне на один вопрос. Могут ли крокодилы летать?» Борис Борисович бодро отвечает: «Конечно, нет, товарищ подполковник!» «А вот полковник Лазарчук утверждает, что прочитал в одном научном журнале, будто есть и летающие крокодилы», - улыбается Карлошвили. Майор немного мнётся, но быстро приходит в себя и заявляет: «Да, товарищ подполковник. Летают… Но очень низко».
Анекдот анекдотом, но жизнь порой такие стороны многогранного таланта майора Иванова открывала, что тут бы все крокодилы в осадок выпали от смеха.
Занятия по специальности Борис Борисыч имел обыкновение вести по конспекту, который для него кто-то написал. Он попросту зачитывал, что там записано и на схемах тыкал указкой в нужные места, сверяясь с тетрадкой. Когда он становился очень нудным, то ребята из выпуска 1981 года подстраивали такой трюк: они прятали в перерыве конспект, озадаченный майор после тщетных поисков покидал аудиторию, приказывая заняться самоподготовкой. Конспект позднее находился в самом неожиданном месте, а Борис Борисыч пенял на свою рассеянность. Другим способом отвлечь майора от нудного чтения была провокация Иванова на задушевную беседу. Одна из тем, которые Иванов любил обсуждать, это его воспоминания о своём боксёрском прошлом. Он когда-то занимался этим видом спорта в военном училище и охотно делился своим боевым опытом. Вот один из его боксёрских рассказов. Попробую передать его от первого лица.
Товарищи курсанты, вот вы думаете, я всегда такой был. Не-е-е-т, я в училище боксом занимался. Вот тут курсант Колесников меня поймёт. Он тоже боксёр… Правда, не такой удачливый, как я. Видите, каким фингалом нам занятие освещает. Так вот, был у меня случай один. Летом поехали мы с другом в Сочи. Познакомились с двумя девушками. Пошли их провожать. Тут, откуда ни возьмись, восемь грузин выскочили. Все с кЫнжалами, как один. Кричат чего-то по-своему. Дескать, не своих мы девушек провожаем. Да, пожалуй, их больше было. Взвод, не меньше. Нам с другом разбираться некогда, чьи это девушки. Мы убегать стали. Только, чувствую, догоняют. Забрались мы в один дом на второй этаж. Дверь закрыли. А они стучат, ногами топают, кЫнжалы в щель просовывают. Дверь вынесли, и давай в комнату идти. Я одному раз с правой! Готов! Другому - с левой апперкотом! Упал! Потом хук провёл, потом свинг, потом снова апперкот… Лежат в проходе все восемь. Да нет же, их больше было. Другие по ним лезут, орут всякую гадость про меня и мою маму. Чувствую, пора прыгать. А вы знаете, товарищи курсанты, как нужно правильно со второго этажа прыгать, чтобы ноги не сломать? Что вы говорите, курсант Яковлев, головой вниз? Н-е-е-ет, неправильно вы понимаете. (Дальше майор Иванов идёт к доске и корявыми линиями несостоявшегося художника на полном серьёзе начинает изображать пространственно временную траекторию безопасного прыжка со второго этажа). Понятно теперь, курсант Яковлев? Вот так я и ушёл от злодеев. Что вы спрашиваете, курсант Аришин? А как мой друг? Да-а-а… Наверное, зарезали его. Я ведь его больше не видел. Да и не друг он мне вовсе. Так, на пляже познакомились. А вот тренировался бы я плохо, как курсант Колесников, до сих пор бы израненный ходил.
Надо ли пояснять, какая истерика творилась со взводом? Но Борис Борисович ещё и не такие истории рассказывал. Вспомнил как-то раз на занятиях майор Иванов одну поучительную историю из жизни военной авиации и не преминул поделиться ей со взводом.
Товарищи курсанты, хочу вам один случай рассказать, как важно правильно матчасть к полётам готовить. Несколько лет назад проводились в одном N-ском авиационном полку (Иванов хитро подмигивает) в Крыму учебные стрельбы. Вылетел первый борт в сторону моря, ракету выпустил. Загорелся, упал и разбился. Никто не выжил. Вылетел второй борт в сторону моря. Произвёл пуск ракеты, загорелся и упал в воду. Никто из экипажа не спасся. Вылетел третий самолёт…
Здесь я делаю короткое отступление. Вам ничего не напоминает начало этой истории? Правильно – рассказ о вываливающихся в окно старушках Даниила Хармса.
… Тут бортрадист хитрый оказался. Он в ТУ-16 сзади сидит. Заранее блистер открыл и после выстрела с парашютом выпрыгнул. Один только и выжил. Но поранился здорово. Летит весь в крови, кричит. Вынесло его на трассу Севастополь-Ялта. Только радист парашют собрал, видит, едет какой-то ЧАСТНИК навстречу. Он и давай голосовать. А ЧАСТНИК этот на «Жигулях» смотрит, что голосует какой-то грязный, да и мимо проехал. Не захотел, подлец, машину пачкать! Но скоро повезло радисту. Проезжает мимо ХЛЕБОРЕЗКА (именно так и сказал Борис Борисович). Шофёр видит, стоит окровавленный лётчик, грязный, чумазый. Свой парень. Садись, подвезу… Так вот и в часть радиста привёз. А того ЧАСТНИКА потом судили за мародёрство в мирное время! Что вы спрашиваете, курсант Астафуров? Из-за чего самолёты горели? Да, не помню я… Значит, и не важно это.
Бывали, по рассказам, выпускников у них и другие весёлые истории на военной кафедре, которые связаны с майором Ивановым только косвенно. Одну я, пожалуй, прямо сейчас и вспомню. Жаркий весенний день в мае. На улице невозможная духота. Но по обычаям военной кафедры без приказа свыше снять «тужурки» НЕ МОЖНО. Для этого в округе приказ должны издать, не иначе. Идёт самоподготовка. В аудитории в собственных форменных пиджаках варится целый взвод. Пот струится реками. Тут сердобольный майор Иванов, закрыв дверь изнутри, чтобы не быть пойманным начальством говорит: «Товарищи курсанты, жарко сегодня. Снять всем тужурки!» Взвод с удовлетворением выполняет команду. Все выполнили, кроме одного. Борис Борисыч обращается к ослушнику: «Курсант, Чир, снять тужурку!» Володя (по прозвищу Бармалей) встаёт, но пиджак не снимает. Иванов просто вне себя: «Немедленно снять тужурку и повесить на стул!» Бармалей, кряхтя, разоблачается и оказывается в миниатюрной манишке из воротника и двух пуговиц, которые видны в вырез пиджака, с галстуком на голое тело. Манжеты от рубашки пришиты к пиджаку изнутри. Какие меры принял к Чиру майор Иванов, я не знаю, но всем остальным пришлось одеться – единообразие в военной науке, прежде всего!