12.05.03
Из серии "Байки
от Димыча"
КАК НУЖНО ЕЗДИТЬ В ЭЛЕКТРИЧКЕ ИЛИ РАЗЛИТАЯ ВОДКА
Лето 1980 года. Будущие выпускники 81 готовятся к отъезду на военные сборы в Нежин. Хотя пункт назначения мог быть и другим. За прошествием времени эта подробность стёрлась из памяти. Майор Иванов Борис Борисович проводит инструктаж по правилам поведения в пути на маршруте следования:
Товарищи курсанты, завтра вы отправляетесь на военные сборы. Это самый значительный этап в вашей учёбе. Пожалуй, даже ваш диплом не настолько важен для страны, как это испытание для настоящих мужчин. Сбор на вокзале в ** часов утра. Без опозданий. Едем на электричке. В пути занимайте места подальше от окон, а то у нас много есть мастеров испортить праздник будущим офицерам ВВС. Вот, например, как-то сопровождал я таких же курсантов, как вы. Едем себе потихоньку. И вдруг какие-то хулиганы запустили каменюку прямо в окно электрички. Рядом со мной женщина с ребёнком сидела. Стекло разбилось. Женщине по горлу, по горлу… Она кричит, ребёнок плачет… Я крови не люблю… Я встал и ушёл.
Легко представить себе, как на всё вышеописанное отреагировал бы обычный человек. При всём идиотизме Борис Борисыча, сдаётся мне, что вся эта история целиком и полностью лишь плод его нездорового воображения. Он пытался рассказать этот случай в воспитательных целях. А что получилось? Но оставим на его совести такой оригинальный подход к проблеме, пусть даже и в воображении. Дальше будет ещё одна история, рассказанная выпускниками 1981 года. Не такая кровожадная.
Как вы все помните, в 1980-ом году состоялась очередная летняя Олимпиада. Затронула она, и Киев в части соревнований по футболу. К моменту открытия Игр организаторы старались удалить из стольного Киев-града всех посторонних. В число посторонних попали и отъезжающие на сборы. Поэтому единственный, пожалуй, раз в истории военной кафедры государственные экзамены по военной подготовке проходили не в Киеве, а по месту проведения военных сборов. Итак, сборы закончены. Экзамены в части сданы. На следующее утро всех отправляют по домам окольными путями, чтобы не сорвать такое важное событие в жизни страны, как Олимпиада. Но пока ещё есть время, чтобы каким-нибудь традиционным образом отметить окончание курса военного обучения. Время-то есть, деньги тоже. Да вот беда – практически нет возможности осуществить задуманное. Курсанты живут в огромных армейских палатках с трёхъярусными кроватями. Место чтобы затаиться, в принципе, имеется. Да и ночью из офицеров кафедры никого рядом не бывает. Но вот как попасть в город, минуя КПП? И тут инициативной группе по организации празднеств пришёл на помощь местный прапорщик. Он помог пролезть через тайную дырку в заборе двоим гонцам, переодетым в гражданское. То, что «гражданка» была с собой на сборах, тоже приятный нюанс, подаренный Олимпийским Мишей. Не ехать же домой в ГАФовской форме. В строго расчётное время гонцы с дипломатом (там водка) и авоськой (там закуска) снова очутились на территории части. Но тут их ожидал неприятный сюрприз. Борис Борисович с милой улыбкой Швейка встречал их у лаза. «Интересно знать, товарищи курсанты, сколько водки влезает в ваш дипломат?» - съехидничал он. Гонцы ответствовали: «Семь, батюшко майор, не считая закуси». Препроводив проштрафившихся студиозов в палатку, Иванов конфисковал водку и поставил в тумбочку к дневальному под личную ответственность, вплоть до отчисления и лишения ещё не полученного офицерского звания. Гонцов же, по словам майора, чаша сия не минет никак. По всему выходило, что празднику не бывать. Да, мало того, двоим студентам грозит совсем не понарошку стремительный пинок под зад перед выпускным курсом. Хорошее настроение от сданного экзамена мигом улетучилось. Проходящий по своим военным делам (ухватить, что где плохо положили) прапорщик, тот самый, что дорогу в лавку прокладывал, посочувствовал от души. Но только сочувствием дело не ограничилось. Он поинтересовался: «А водку, какую брали?» Узнав, что «Сибирскую» «с винтом», он враз повеселел и куда-то скрылся. Второе появление прапорщика сопровождалось позвякиванием трёхлитровой банки о кнопку кобуры. Идея военного доки была до примитивности простой. Раз уж попались, теперь ничего не поделаешь. Кому суждено быть отчислену, тот по любому диплом на следующий год не получит. А значит – нужно виновницу всему уничтожить безжалостно. Чтобы не подставлять дневального, прапорщик аккуратно вскрыл «винты» у бутылок при помощи своего дежурного инвентаря, который хранил в кобуре. Шесть бутылок перелили в банку, а седьмую он выглушил не сходя с места в качестве приза за свою догадливость. В пустую тару нацедили водопроводной воды в казарме, и вернули полные бутылки в тумбочку. Пробки сияли своей первозданностью. Банку спрятали и приготовились к тому счастливому моменту, когда грядёт отбой. Но и здесь козни со стороны майора Иванова продолжились. Он завалился в палатку и радостно сообщил, что, поскольку сегодня особый день, то отбой переносится на два часа, и всем разрешено смотреть соревнования по телевизору. Сказав свои сладкие слова, майор уселся перед экраном и начал наблюдать плавательную программу Олимпиады. Как ни странно, никто не поспешил к нему присесть и приобщиться к героической борьбе спортсменов за медали различных достоинств. Борис Борисович приглушил звук и намерился не покидать походного жилья до самого отбоя. Нужно было что-то предпринимать, чтобы приблизить мгновение желанного праздника со слезами на глазах. Вопрос решился весьма просто. Чей-то кирзач 45-го размера просвистел над ухом у майора, сопровождаемый такой примерно тирадой: «Мужики, поимейте совесть! Завтра вставать рано, а вы там никому покоя не даёте!» Иванов выключил телевизор и направился к выходу с доброй улыбкой: «Намаялись на экзамене, ребята». В общем, праздник состоялся. Не совсем такой, как мечталось, но всё-таки лучше, чем совсем ничего. Ранним утром майор Иванов расхаживал перед строем и назидательно говорил: «Вчера я был обманут двумя вашими товарищами! Они поразили меня в самое сердце. Эти два курсанта хотели напиться до состояния неприлично пьяных мужиков. Вероятно, у них были сообщники. Этого вчера я выяснять не стал. Если у вас ещё есть остатки совести, выйдите сами из строя». Вышли два вчерашних гонца. «Так я и думал, - продолжал Борис Борисович, - У сообщников совести нет. Вчера я обещал этим двоим, что их отчислят, но с утра решил не портить никому настроения, тем более что вчера Сальников рекорд установил. Пусть этот случай послужит для вас уроком. Я рапорт писать не буду, но на словах декану передам, чтобы в последний год за вас взялись, как следует. А теперь – марш за мной!» Дальше помилованные гонцы, корчась от смеха, выливали воду из бутылок в туалете казармы, а потом Борис Борисович побежал в санчасть, чтобы взять чего-нибудь от насморка в дорогу, поскольку запаха водки так и не почувствовал. Борис Борисович, если вам удастся когда-нибудь прочитать эти строки, то знайте – зря вы тогда к врачу бегали!
ВЫШИВКА ГЛАДЬЮ ИЛИ ПОЧЁТНЫЙ КАРАУЛ
Минул год. Все герои предыдущей главы успешно учились на 5-ом курсе, а внимал их рассказам, посвящённым боевой славе и прочим премудростям военных сборов. Приближалось время и нашего звёздного часа. Наступило 1 апреля 1981 года. В это день как раз выпадали занятия по военной подготовке. Накануне я лёг пораньше, чтобы не проспать и поэтому не обратил никакого внимания на подозрительное хихиканье своих сожителей по комнате. Вскочил наутро раненько, быстренько привёл себя в порядок, зализав водой немного отросшие волосы, чтобы в глаза не бросались на построении. Напялил фуражку и рысью побежал в сторону кафедры. Вот и утренний развод. Майор Бирюков придирчиво осматривает внешний вид нашего взвода. Он, похоже, доволен. Воротники чистые, брюки выглажены, на погонах не стоят дыбом нитки. Звучит команда: «Снять фуражки, показать иголки!» Я сдёргиваю свой головной убор, точно зная, что иголка там есть за околышем, но на всякий случай пытаюсь её нащупать пальцем. И тут моему взгляду предстаёт ужасающая в своей безобразной красоте картина. На синем фоне моей фуражки сверху удивительно ровным аккуратным стежком вышито «Бирюков козёл!» Господи, вот чего тихарились вчера вечером мои соседи. К 1 апреля готовились! Я пытаюсь нервными движениями повыдёргивать белую канву своего неминуемого позора. А майор всё ближе и ближе. Он замечает мои конвульсии и говорит: «Курсант Иванов, покажите фуражку». Делать нечего – я показываю. На синем поле ещё можно различить, кто такой майор Бирюков, по мнению моего головного убора. Бирюков отводит меня в сторону и тихонько говорит: «Лихо тебя с 1 апреля поздравили. Кто, не спрашиваю. Давай быстренько оправься и в строй вставай». Никогда ещё речь советского офицера не вызывала во мне столько тёплых чувств. А вот если бы я оказался в другом взводе?
Наступил и наш черёд послужить Родине. Прибытие в часть, которая в Нежине стояла, прошёл буднично, если не считать, что местные «старички» из роты охраны встретили нас улюлюканьем, приняв за «салаг». Но Лёня Острищенко быстро поставил их на место, намекнув, что когда он был «дедом» эти ухари ещё пешком под стол ходили и говорили кошке: «Дяденька, подвиньтесь». А Саша Погребной сказал более открытым текстом, что старослужащим этим после нашего отъезда ещё не меньше трёх месяцев париться предстоит. Поселились мы, как водится, в трёх больших палатках. В каждой по роте. Одна рота целиком из механиков, вторая – два наших взвода и один взвод электриков. А вот третья рота приехала из Риги. Начались обычные будни.
Вечерами после отбоя – сержантские посиделки, на которых доводилось бывать и мне. Как это получилось? Мне по непонятному стечению обстоятельств нацепили погоны младшего сержанта, единственному из ранее не служивших, поскольку я ещё в институте был назначен командиром отделения. Именно потому, что я не проходил действительной службы, меня в узком кругу называли «о, самый младший из всех сержантов». Именно по этой причине своего неумелого сержанства и выпало мне однажды стать дежурным по роте. Все обязанности достаточно простые оказались, кроме одной. Я должен был контролировать состояние готовности столовой перед приходом туда нашей роты. Ещё во время завтрака я обратил внимание, что миски плоховато помыты. Но тогда всем нужно было быстренько идти на занятия на прикреплённые объекты, и поэтому спорить с кухонной командой я не стал. А вот в обед я предъявил претензии на некачественно помытую посуду. Тут же откуда-то вывалился здоровенный бугаище больше двух метров ростом. В ширину, правда, чуть поменьше. На нём затрапезно смотрелись погоны старшего прапорщика со свисающей одинокой вермишелиной. Прапор дохнул на меня смертельной дозой спирта, поднял за грудки и пробубнил: «Ты чё, салабон долбаный тут кобенисся!? Все жрут, и твоя рота будет. Посуда ему, вишь ли, грязная. Счаз в хавальник двину!» Он ослабил свою могучую хватку, и я вывалился, как куль с отрубями. Но на ногах устоял. Было страшно. За громилой стояли два кавказца с разделочными ножами. Тут раздался стук в дверь. Наши пришли. Они-то меня и выручили. Я доложил Виталику Копанице, что столовая не готова. За моей спиной появился прапорщик и начал качать права. Заметив заминку у столовой, к нам подошёл дежурный по части (кадровый офицер). Прапор немедленно скрылся в глубинах кухни, а кавказцы шустро поменяли посуду на чистую. Есть я не мог, руки дрожали, как у вертолётчика с 20-летним стажем. Однако, обошлось. Ужин прошёл в дружественной обстановке. В те самые сутки, когда я заступил дежурным по роте, часть нашего курса впервые попала в караул. Накануне командир полка собрал всех офицеров и предупредил: «Трое суток в караул будут ходить студенты. Так что по стоянкам не шастать! Через ВПП не ходить. Особенно ночью». Опытный командир, ничего не скажешь. Не в первый раз в его части студенты на сборах, видать, были. Но не всех предупредить удалось. В первую же ночь Миша Чобанян дежурил на самолётной стоянке. Вы же знаете, какой Миша ответственный человек! А вот прапор не знал. Он ломанулся напрямки через ВПП и стоянку. По-видимому, за грушами в сад неподалёку лазал. А может, за самогоном ходил. Только не дошёл, бедолага. Остановил его отважный боец уставным: «Стой, кто идёт?» Прапорщик ощерился: «Ты что шары залил? Своих не признаёшь?» Этим он так Мишу обидел, что тот, щёлкнул затвором, прежде чем предупредил: «Стой, стрелять буду!» Прапорщик упал в лужу, которую тут же наполнил свежим содержанием. Вот таким вот дивным манером он и проистекал на стояночный бетон, пока не появилась смена караула. Наверное, он ещё долго обходил злополучную стоянку стороной даже при дневном свете.
Дуэт
Мушкетеры
Леха
"Мадонна"
Но всему приходит конец. Пришёл конец и нашим военным сборам. А потом – неделя самоподготовки в Киеве с проживанием в 6-ой общаге под присмотром представителей кафедры, самоволки по пиво в «Янтарь», госэкзамены и вот – мы уже офицеры.
Прошёл год. В самый разгар защиты дипломов мы со Стасом уютно расположились на подоконнике родной 4-ки. Защищённый Саныч двигался по противоположной стороне Гарматной в джинсах с подтяжками на голое тело. В его руке непринуждённо позвякивало пол-ящика пустой тары в гамаке линялой авоськи. Саныч шёл пополнить запас того самого горючего, коим так легко ввести себя в заблуждение, что ты счастлив полностью и безраздельно. Навстречу ему двигался этаким колобком новоиспечённый подполковник Иванов Борис Борисович, сияющий ярче собственных звёзд. Я окликнул Олега: «Саныч, спроси у этого идиота, когда ему звезду подкинули?» Саныч не расслышал и приставил рупор ладони к уху. Я прокричал уже хором со Стасом. Борис Борисович сообразил, что речь идёт о нём, и завертел короткой шеей Гурвинека в поисках источника звуков. Наконец-то, и Саныч заметил отважного подполковника. Он озорно улыбнулся и строевым шагом прошёл мимо Иванова, отдавая ему честь по-американски, без головного убора. Сабо на босу ногу чётко печатали шаг. Борис Борисыч мог быть довольным. Его помнили! Я надеюсь, что и после того, как мы окончили институт, номер домашнего телефона теперь уже подполковника Иванова был передан, кому следует, с тем, чтобы иногда тревожить его нехитрым розыгрышем:
- Добрый день, это Борис Борисыч?
- Да.
- Борис Борисович, а вы дурак!
- А кто это говорит?
- Да все говорят!