ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

(Рождественская быль с фрагментарными мистическими посылами)

Свершилось! В санатории меня не обманули. Осложнения не заставили себя долго ждать. Прошёл всего месяц после моего прибытия из Нижне-Ивкино в родные пенаты, как возвращённому на историческую родину позвоночному диску стало неуютно. Ещё бы, там, на законном месте, в его отсутствие образовалось столько солей и шлаков, что осуждать его капризное поведение у меня не повернётся язык. Но, однако ж, процесс сгибания-разгибания собственного богатырского торса приводил к различным неприятностям. То ты замираешь в позе ищущего оброненную ненароком монетку с полным отсутствием возможности её (эту умозрительную монету) поднять. А то и вовсе спозаранку еле сползаешь с дивана, на подобие ракообразного. Исключительно задом. В таком состоянии ходить на работу, согласитесь, совсем не хочется. Остаётся один путь – на больничную койку.

Палата №1 неврологического отделения встретила меня приветливым сдержанным пониманием и немедленно поделилась секретами правильного лечения. Например, что назначено врачом, то святое. Нельзя отлынивать от процедур, как бы неприятны они не были, на уколы лучше не попадать к медсестре по имени Люда-Пиночет. Коек в палате было шесть. Ротация больных проходила интенсивно в полном согласии с планами лечащего врача, который по совместительству оказался заведующим отделением. Все назначенные процедуры я успевал пройти до 14-ти часов дня, после чего плёлся домой отлёживаться в более достойной обстановке, чем стационар городской больницы. Каждое утро меня ждала неожиданность в виде каких-либо интересных событий, которые произошли в моё отсутствие. Для малоподвижной, ограниченной рамками больничных стен жизни в отдельно взятой палате, любой маломальский факт являлся предметом оживлённого и бесконечного обсуждения. Не кроссворды же разгадывать с утра до вечера или пялиться в бестолковый ящик телевизора, в конце концов! Мои утренние сообщения о погоде на воле тоже можно было в полной мере отнести к событиям достойным всеобщего внимания. Такой экспресс метеосводки хватало не меньше, чем на час разговоров. Ещё одной излюбленной темой для обсуждения в палате считался некто Кондрат. Он приехал откуда-то из-под Ижмы. Кондрат потомственный оленевод. У него, по всей видимости, недавно был микро-инсульт, последствия которого ему и лечили. Кроме незначительной анемии правой руки Кондрат страдал провалами в памяти. Он, к примеру, прекрасно помнил до мельчайших подробностей, что было много лет назад, но мог забыть вчерашние события. И всё же, большей частью провалы памяти относились к пространственной ориентации. Кондрат мог запросто уйти на физиотерапию в этом же здании и неожиданно возникнуть в детском отделении, откуда его приводила дежурная сестра. Точно так же он исчезал надолго, когда направлялся делать рентген или ЭКГ. По вечерам и ранним утром Кондрат занимался интенсивной зарядкой. Выходил в коридор и изнурял себя многочисленными упражнениями. Оленевод всегда должен быть в форме! Этим он приводил дежурную сестру-хозяйку в страшное беспокойство. Её кабинет выходил как раз в этот самый спортивный коридор. Она по непонятным причинам воображала себе, что где-то пожар и, собрав вещи, выскакивала на лестничную клетку. Во избежание подобного рода инцидентов, Кондрату запрещено было гонять воздух в неурочное время, когда медицинский персонал позволял себе задремать на посту. Больные советовали Кондрату ходить в зал лечебной физкультуры, но тот отказывался, ссылаясь на свою слабую ориентировку в пространстве. Память к оленеводу вернулась совершенно особым и довольно оригинальным способом. Прежде, чем рассказать об этом способе, представлю вам ещё одного моего соседа по палате. Его звали Александр Ф*. Саша  - подполковник в отставке с нашего военного сектора РЦ. Он когда-то давно, в пору расцвета застойных явлений, служил в Афганистане, выполняя интернациональный долг перед малопонятным для славян народом. Тогда же и заработал свои болячки, попав под обстрел, и совершив вынужденную посадку на вертолёте в районе Кандагара. Как только в палате №1 появился беспамятный Кондрат, Саша рассказал анекдот к случаю. Анекдот такой.

 Закончилась Гражданская война. Василий Иванович с Петькой были уволены из армии и решали, каким же образом найти себе применение в мирной жизни. Остановились на медицине. Организовали маленькую клинику и стали принимать больных. Дела шли настолько успешно, что вскоре бОльшая часть пациентов ушла из государственных клиник к бывшему легендарному комдиву с его ординарцем. Профессура негодовала. По такому случаю собрались медицинские светила, чтобы решить проблему новоиспечённых врачевателей. Договорились отправить одного старенького профессора в клинику к Чапаеву с целью уличить хитроумного красного полководца в обмане трудящихся. Пришёл этот старичок в ненавистную больницу, записался на приём и в конце дня попал, наконец, к доктору. Василию Ивановичу, естественно.

- На что жалуетесь, больной? – спросил Чапаев.

- Понимаете, доктор, полностью потерял нюх, хотя насморка нет - пожаловался профессор.

- Петька, неси пакет №15! – крикнул Василий Иванович ассистирующему ординарцу.

Когда старичок понюхал содержимое пакета, то заорал с негодованием:

- Так это же куриное дерьмо!

- Пётр, запиши – больной излечен, - невозмутимо заявил Чапаев, ехидно улыбаясь поверх очков.

Профессор вернулся ни с чем к своей братии и рассказал всё, как было. Медики посовещались и порекомендовали старичку придумать какую-нибудь болезнь похитрее. На следующий день профессор вновь сидел на приёме у шарлатанов.

- На что жалуетесь, больной? – задал вопрос Василий Иванович, делая вид, будто не узнаёт пациента.

- Совершенно не стало памяти. Ничего не помню…

- Петька, неси пакет №15!

- Так там же куриное дерьмо!

- Петька, отметь у себя – память пациента восстановлена полностью.

Вот такой анекдот рассказал Саша. Кондрат слушал его вместе со всей палатой. Он понимал, что соседи подспудно думают о нём, когда смеются, но не обижался. Что поделать – человеческую натуру не переделать. Три дня никто и не вспоминал больше содержание анекдота. На четвёртый, когда Кондрату необходимо было отправляться на физиопроцедуры, он попросил кого-нибудь сопроводить его, поскольку в очередной раз забыл, где находится нужный кабинет. Тогда Саша Ф*, который ещё лежал в обнимку с капельницей, заметил, как бы, про себя: «Пакет №15!» Кондрат встал и отправился на процедуру самостоятельно. С тех пор оленевод уже никогда не терялся в больничных корпусах и явно пошёл на поправку. Конечно, может, это чистое совпадение. Но получилось именно таким образом, что анекдот излечил человека.

Саша Ф* был невероятным оптимистом. Его бесчисленные анекдоты поднимали настроение в палате, впрочем, как и меткие замечания относительно медицинского персонала. Люда-Пиночет – это его определение. Работников лаборатории, которые приходили в отделение, чтобы взять кровь на анализ, Саша называл «кровососами». Его фраза о том, что скоро придёт заведующий отделением с утренним обходом, звучала примерно так: «А, ну-ка не спать личному составу! Сейчас Васильич заявится вас всех молоточком перекрестить». И точно, вскоре доктор начинал свои манипуляции с медицинским инструментом, которые очень напоминали действия батюшки в минуты благословления прихожан крестом православным. Первое время Саше ставили двойные капельницы. Сначала одно лекарство прокапывалось, потом второе. Первая бутылочка была, как у всех, с прозрачным содержимым, а вторая с чем-то тёмно-жёлтым, похожим на сироп. Саша так и называл эту жидкость – «сладкой добавкой». Когда ему принесли однажды капельницу с одной бутылочкой, он очень сетовал, что его оставили без десерта.

Особую атмосферу в жизнь палаты, да и всего отделения, вносил молодой солдатик-первогодок, которого отправили из части на помощь медицине благодаря его тщедушному телосложению, цыплячьей шее и полной невозможности ходить строем. Звали бравого рядового Юрой. Он помогал медсёстрам разносить капельницы по палатам, извлекать иголки из вен, когда лекарства уже полностью проникали внутрь больных. Жил и питался Юра здесь же, в отделении, несколько месяцев кряду и стал его неотъемлемой частью. Даже не могу себе представить, что лечение могло проходить без участия этого лопоухого, стриженого «под ёжик» добродушного паренька. Но иногда и наш героический медбрат поневоле мог выкинуть какой-нибудь финт, который приводил в состояние тихой смешливой истерики больных. Как-то раз Юра заглянул к нам в палату, когда наступило время снимать и уносить капельницы. Саша попросил парня: «Юрок, давай-ка иголки вытаскивай. У всех уже давно лекарство кончилось». Солдатик гордо распрямил свою впалую грудь и торжественно произнёс: «Подождите минутку, сейчас сестра придёт. А я не могу. Некогда! У меня ОБХОД!» После чего исполненный величия Юрка закрыл за собой дверь и исчез в мало изученном направлении. Скорее всего, он решил проинспектировать кухню. Но про это никто сейчас не думал. Все пациенты буквально корчились от смеха, представляя, как новоиспечённый доктор в форме цвета хаки без ремня и в халате торжественно осматривает больных, многозначительно прядая ушами-локаторами, как умный конь, благодарящий хозяина за пайку овсяных хлопьев.

Иногда Саша Ф* занимал нас, своих сопалатников, и кое-чем поинтереснее анекдотов. Согласитесь, что некоторые реальные жизненные события порой выглядят занимательней историй выдуманных. Запомнилось мне из этих баек одна. Дело было в военном госпитале Афганистана. Саша там лечился после аварии МИ-24. Лежал с ним в одной палате один замечательный капитан-штабист. У него, как и у Ф*, не было ранений. Лечили его от какого-то местного экзотического заболевания, которое на территории Европы не встречается. Что-то связанное с функциями желудка и почек. Капитану несколько раз  делали переливания крови, а анализы всё оставались плохими. Врачи в госпитале недоумевали. В чём дело? Уже давным-давно офицеры и рядовые с подобным диагнозом  выписались и служили изо всех сил на благо идеям интернационализма, а этот штабист никак не хотел выздоравливать. Мало того, и те, кто попал в госпиталь после капитана, тоже излечен. Ничего в том удивительного - тогда в Афгане военная медицина была на высоте. Так в чём же всё-таки дело? Один из тех случаев, когда организм никак не хочет реагировать на современные методы? Или что-то извне? Начальник госпиталя негодовал. Какой-то засранец из штаба портит ему всю статистику.  Кто бы на его месте не возмутился? А выяснилось всё достаточно просто и даже обыденно. Этим утром Саша поднялся рано. Сработал гидробудильник. Сосед проснулся от шума и открыл глаза на желтоватом припухлом лице. Когда Саша вернулся в палату, он застал картину, поразившую его на весь остаток жизни. Капитан принимал «лекарственную» урину из собственной «утки» и втирал её в своё пухлое тело с нездоровым цветом. Вот, оказывается, какие запахи маскировал штабист неумеренным наружным употреблением «Тройного» одеколона. Саше ничего не оставалось делать, как доложить обо всём дежурному врачу. Не прошло и двадцати минут, а в палату уже врывался начальник госпиталя, наподобие торнадо в форме полковника медицинской службы. Казалось, он извергает матерные слова откуда-то из глубин своего необъятного живота: «Ты! Мудак! Ты что себе вообразил? Ты что ли медицинское светило, мать твою! Ишь, мочой лечиться вздумал! Мы тут из тебя заразу изгоняем переливанием, а ты её снова глотаешь!» Капитан несмело возразил: «Так ведь я всё по научной брошюре делаю, товарищ полковник. Это древний китайский метод. Его У Вэйсинь описал. Сама императрица Екатерина так лечилась». У полковника глаза чуть не вылезли из орбит: «Ни фуя себе, Гиппократ выискался! Да, я тебя сейчас из госпиталя выкину. Иди ты к Екатериноматери, сам лечись!» Конечно, капитана никуда из палаты не выгнали, но теперь двери в неё всегда были открыты, а на пороге красовалась фигура санитара, готового в любую секунду отправить содержимое капитанской «утки» по назначению, то есть в унитаз. Уринотерапия в условиях полевого госпиталя не оправдала надежд. Методика использования мочи с целью духовной практики, достижения различных совершенств (сиддхов) оказалась совершенно непригодной в Советской Армии.

Жизнь в палате №1 то и дело разнообразили предвыборные дебаты. Как никак, скоро выборы в Государственную думу РФ должны были состояться. Смотрели мы их по телевизору в момент интенсивной лекарственной терапии. Смотрели и посмеивались. Кстати, однажды я внимательно наблюдал из-под капельницы за предвыборным выступлением лидера Аграрной партии России. Два раза порывался похохотать, но испугался, что иголка выскочит из вены, поэтому только харизматически булькнул лекарством в сторону флакона, поддержавшего меня дополнительной порцией капелек из перевёрнутого вниз горлышка.

Итак, выступает глава Аграрной партии России Михаил Лапшин.
Перлы он выдавал такие (в порядке провозглашения в эфир):

1.      Нам неверно показывают Западных фермеров. Они такие же нормальные люди, без извращений... У них там и порнографию разрешено смотреть только пенсионерам... после полуночи.

2.      Нам в руководстве страной совсем не нужна "крепкая рука". Главное - чтобы был КРЕПКИЙ руководитель и СИЛЬНАЯ власть.

Иногда я беседовал пространно о своих болевых ощущениях с Сашей Ф*. Делился, так сказать, личным опытом. Он слушал меня внимательно, а однажды спросил: «Михайлов ещё работает в аэропорту?» Я подтвердил. Тогда Саша сказал мне вот что: «Ты с ним поговори обстоятельно. Он тебе такого расскажет про свой хондроз, что закачаешься». Получив совет от ветерана больничной койки, я поспешил в процедурный кабинет. Нужно было успеть. Обеденный перерыв у Люды-Пиночет подходил к концу.

Если ты думаешь, мой догадливый читатель, что в дальнейшем речь пойдёт об истории МОЕЙ болезни, и я начну упиваться подробностями собственных ощущений от получаемого лечения, то ты ошибаешься. Ничего этого не будет, поскольку я расскажу совершенно о другом герое, которому дано было судьбой пройти через такой ряд испытаний, что хватило бы на долю не одного добропорядочного больного со страховым медицинским полисом во внутреннем кармане больничной пижамы. Вы догадались, что я начинаю рассказ об истории болезни Славика Михайлова, лётчика по рождению и оптимиста по жизни? Тогда не будем размазывать кашу по тарелке и устремимся в самое начало этих драматических и удивительных событий. Предварю их сначала, правда, небольшим вступлением. Какое же Рождество без предварительных ласк, то бишь, наряжания ёлки? Так давайте, и мы приготовимся к рассказу должным образом.

Я закрыл свой больничный и появился на работе в начале декабря. Первый, кого мне довелось увидеть ранним зимним утром в коридоре аэровокзала, был Слава Михайлов. Словно сама судьба благоволила мне. Славик курил на лестнице и всем своим видом выражал личное отношение к нынешнему морозному утру и жиденьким редким строкам наряда на лётные работы для вертолётного парка Печорского авиапредприятия. Уж, он-то знавал времена, когда «портянка» суточного наряда свешивалась до самого пола, и умудрённые опытом командиры вынуждены были приседать, чтобы рассмотреть свою фамилию. Про молодые экипажи речи не было. Они, вообще, в табели о рангах проходили последними, и, следовательно, вынуждены были искать личные инициалы в самом конце «бороды» склеенных в одну ленту бланков. Сейчас не то. Стоят в наряде три-четыре экипажа – это уже за счастье. Не понятно Славке, как могла такая могучая держава профукать вертолётную авиацию. Лучшую в мире, между прочим. В какие края планеты не кинься – везде наши вертолётчики наследили, и память добрую о себе оставили. Взять, хотя бы один Печорский авиаотряд. Наших лётчиков знают  в Ираке, Иране, Анголе, Эфиопии, Никарагуа, Кампучии, Вьетнаме, Монголии, Китае… Да, мало ли, где ещё! Так думает Славка, лениво стряхивая пепел в импровизированную пепельницу из банки от «Клинского» пива, пока я поднимаюсь по лестнице.  Вот я уже на площадке, и мы чинно здороваемся за руку. «Ну, что, как твоя нога?» - спрашивает Михайлов, не подозревая о том, что мне только и нужно найти повод для разговора о его, Славки, лечении. Наконец, утренняя сигарета выкурена, обусловленные этикетом знаки внимания предъявлены. Теперь можно и побеседовать обстоятельно. На этот разговор вызвать Славика не составляет особого труда. Он сам всегда готов поделиться с миром своим удивительным опытом. И вот теперь мне открываются те самые нюансы и переливы, которые мы с таким наслаждением и любопытством получаем лишь в личном и взаимно доверительном общении. Итак, отныне, так называемая, история болезни бывалого лётчика готова распахнуть свои страницы перед вами. Вы готовы? Начинаю.

Как и всякая Рождественская быль, история эта началась тоже неважно, как того требуют неписанные законы жанра. А, проще говоря, из рук вон, плохо. Вертолёт, которым управлял КВС Михайлов, попал в авиационную катастрофу. Не мне вам объяснять, что такое катастрофа. Это означает по классификации ИКАО, что имеются человеческие жертвы. Да, жертва была. Погиб один из пассажиров упавшей «восьмёрки». Случилось всё накануне католического Рождества в районе Харьяги. Это такой опорный узел нефтяников. Сейчас здесь находится кустовой нефтеперекачивающий пункт, а раньше только и было, что вертолётная площадка с радистом да сторожем и неясной перспективой, что когда-то в будущем Харьяга превратится в большой посёлок. Конец года, как правило, всегда изобилует разного рода происшествиями. У нас в аэропорту так и говорят: «Развязался мешок с неприятностями». В этот период лётчики становятся суеверными и молчаливыми, как младенцы на руках мадонн с полотен итальянских мастеров эпохи раннего Возрождения. Развязывание «мешка» в ту зиму началось с того, что Михайлову передали по УКВ связи – экипажу необходимо забрать заплутавших во время вьюги топографов. Чтобы не вызывать борт, дежуривший по санзаданию, из Печоры и понапрасну не жечь авиакеросин. Действительно, Славкина «вертушка» находилась значительно ближе к месту событий. Не взирая на то, что в лесотундре поднялась низовая пурга, Михайлов принял решение подсесть с подбором, рискуя попасть в снежный вихрь. Топографов нужно было вывозить срочно, незамедлительно. Они и так пообмораживались изрядно. При выборе площадки случилось то, чего опасался экипаж. Вертолёт ударился хвостовой балкой о землю и завалился на бок. Собственно, вины экипажа не было. Это впоследствии и прояснилось на суде, хотя государственная комиссия пыталась всю вину списать на лётный состав. Причиной катастрофы послужил целый ряд факторов, в том числе, и технический, как один из основных. Но это стало очевидным только спустя полтора года. А покуда – один погибший, экипаж со сломанными рёбрами, и его командир, у которого повреждён череп. Славе сорванной плитой аварийного люка снесло часть черепной коробки. Не настолько, правда, большую, для того, чтобы задеть мозг, но прилетевшие спасатели посчитали дни Михайлова сочтёнными у апостола Петра в блокноте неотложных дел. Они заблуждались. Трепанация прошла успешно, и Михайлову вживили титановую пластину на место утраченного куска кости. Да так, что никто сейчас не сможет понять, что у Славы что-то не так с фасадом. Но на этом беды не закончились. Ко всему прочему, оказалось – у КВС Михайлова, в момент удара о землю, выбило позвоночный диск. Он не стал давать лётчику покоя после того, как сознание вернулось к Славе в Питерском институте нейрохирургии, где ему отремонтировали голову. Сразу по возвращению домой Михайлов оказался в стационаре неврологического отделения у того самого заведующего отделением, с которым впоследствии предстояло общаться и мне.

В ту пору город облепили доморощенные целители, которым не давала покоя слава доктора Касьяна из Полтавской глубинки. Верно говорят, что здоровье – превыше всего. Это понимаешь тогда в полной мере, когда жареный петушок начинает долбить тебе темечко, как царю Додону из сказки Пушкина. Тут уже поневоле поверишь в магов и чародеев, и прочих народных эскулапов. Сначала, правда, Славик пытался обойтись традиционной медициной. Он исправно принимал лекарства, смело ложился под капельницы, дырявил свой командирский зад разными уколами. Но помогало это не очень. Боль не отступала.

Три недели в больнице не дали желаемых результатов. Травма была слишком серьёзной для залечивания её одними терапевтическими методами. Настроение готово было упасть ниже приёмного покоя (он в подвальчике находится), но  Слава и не думал сдаваться. Он даже в трагическом начал находить забавные стороны. Его, например, развеселила история незадачливого врача, который, следуя веяньям моды, решил самостоятельно изучить методы мануальной терапии. Причём не на своём больном, а на пациенте заведующего отделением. А было всё так. Врач-невропатолог, скажем, по фамилии К*, был сторонником передовых методов в лечении всякого рода хондрозов, поэтому следил за научной и научно-популярной литературой этого направления. Он настолько проникся идеей мануального излечения всех недугов, связанных с позвоночником, что принялся брать уроки у знакомого массажиста. Дальнейшее углубление знаний, каким же образом извлекать позвонки и ставить их на место, всё не происходило. Но К* прекрасно помнил все движения народного целителя из села Кобеляки, что раскинулось привольно на берегу Украинской реки Ворскла. Доктор видел их (эти движения) в документальном фильме по телевизору в программе «Очевидное-невероятное». Что ж, пора было браться и подкреплять сухость теоретических знаний цветущим древом практики. Но для этого нужен пациент. Где его взять? Конечно у себя в отделении, где ж ещё. Только вот незадача, тут насильно никому навязывать новые методы нельзя, иначе отберут диплом со свистом без права восстановления. Явно нужен был доброволец. В своей палате доктор К* искать не стал, видимо, посчитав, что добровольцев там попросту быть не может, и пошёл пройтись по палатам, курируемых, заведующим отделением. У него лечащийся народ посмелее должен быть. Поиск К* осуществлял не в открытую, а, как бы, исподволь, не хотите ли де, уважаемый больной, отведать настоящей народной медицины без отягощающих последствий? Причём вновь испечённый мануальщик уговорами занимался в выходные дни или свои вечерние дежурства. Не дай Бог, заведующий застанет его за этим занятием. Предохранялся, в общем. Лучше уж творить добро, когда начальства нет на месте. На свою беду нашёл доктор К* добровольца. И на его беду, кстати, тоже. Соседа Славкиного по палате уговорить удалось. Весь процесс соблазнения пациента на глазах Михайлова происходил. Очень ему стало любопытно, чем же само излечение народными методами закончится. И вот в воскресный день, когда К* дежурил по отделению, сеанс показательного мануального чуда состоялся. Доброволец заканчивал лечение в понедельник. Он уже чувствовал себя прекрасно. Процедуры ему помогли, поэтому бывший больной рассчитывал, что немного странный доктор К* никак не сможет ему навредить. Пусть покуражится, если так у него засвербело в одном месте. Может, для развития медицины этот массаж послужит. Войдёт, так сказать, в анналы истории науки. В общем, добродушный попался испытуемый, ничего не скажешь. Готов был собой пожертвовать ради светлого будущего. Встречаются иногда такие личности не только в среде фанатиков. Итак, воскресенье. Утренние капельницы сделаны. В палате тишина и спокойствия. Но ощущаются какие-то тайные приготовления. Это доброволец себя успокаивает нервным шёпотом, а зрители с достоинством завзятых театралов находятся в предвкушении схватки Давида с Голиафом. И вот занавес поднят. Посреди палаты стоит койка с лежащим пациентом. Спина его обнажена и слегка подрагивает под взглядами оживлённых зрителей. Над добровольным подопытным больным зловещей тучей нависает доктор К*. Массировал врач достаточно умело. Нужно было отдать ему должное, уроки знакомого не прошли для него даром. Слава мог поручиться за это с полным основанием, поскольку и сам кое-что умел в этой области человеческих мануальных отношений. Но вот дело дошло до вправления позвонков. Доктор К*, действуя, скорее, интуитивно, чем, основываясь на опыте, смело пользовал позвоночные диски своими сильными кистями. Он хорошо запомнил, как это в документальном фильме делал народный целитель из Кобеляк. Пациент только похрюкивал под мощными лапами своего неожиданного лекаря. Однако случилась небольшая закавыка. Доктор К* сумел отделить парочку позвонков из общей массы, но вот поставить их обратно на законное место никак не получалось. Он в точности повторял те движения, которые видел на экране телевизора. Нужно положить ладонь на вправляемый позвонок и ударами кулака по тыльной стороне кисти зафиксировать его (позвонок) в том положении, которое предназначено матушкой-природой. Тем не менее, последнее-то, как раз и не получалось. Скорее всего, у врача не хватало силы. Доктор К* не стал отчаиваться и взялся нетрадиционно применять дополнительный медицинские средства. Если терапия нетрадиционная, так и всё остальное тоже не обязано быть кондовым и консервативным. Вместо кулака он принялся с настойчивостью дачника, возводящего забор вокруг участка, лупить молотком из толстой медицинской резины прямо по спине пациента. Вы должны помнить – примерно таким молотком вас потчует по коленям и локтевым сгибам невропатолог при прохождении медицинской комиссии. Доброволец стонал и пытался вырваться из ненавистных лап своего истязателя. Но не тут-то было, доктор К* уже очень плотно подминал своего добровольного пациента коленями в районе таза, сидя на нём, как опытный петух на молодой хохлатке. Врач прекрасно понимал, что необходимо довести процедуру до логического завершения. Но понимали ли это присутствующие в палате? Оказалось, что один понимает точно. Этим человеком был Михайлов. Он встал с койки, переместил своё больное тело к месту проведения мануальных процедур и, ловко отобрав молоток из рук доктора, предложил тому свои услуги. Потный и злой К* вынужден был согласиться. Славику быстро удалось вернуть позвонки в тесноту домашнего уюта. Руки командира вертолёта, которому посредством ручки «шаг-газа» подчиняется многотонная металлическая громадина, оказались сильнее хватки врача. Эпопея с мануальной терапией закончилась так. В понедельник на утреннем обходе заведующий отделением объявил бывшему добровольцу, что сегодня его выписывают. Тот улыбнулся и попытался встать. Это действие вызвало на его лице столько неожиданных эмоций, что заведующий не замедлил спросить: «Что такое? В пятницу всё было замечательно. Нога сгибалась и разгибалась полностью, никаких остаточных явлений. За выходные что-то случилось, о чём я не знаю?» Больному пришлось признаваться в том, что ему делали сеанс мануальной терапии. «Кто посмел? – Взвился заведующий отделением. – Где этот… Менделеев?» Про Менделеева он зря, конечно, сказал. Никаких следов нового химического элемента из группы лантаноидов на больном не оказалось. Но, давайте, простим старого врача – в его состоянии мало ли чего наговорить можно. Ответ ещё не прозвучал, когда в палату вошёл доктор К*. Он оказался здесь по какой-то казённой надобности, совершенно не связанной со вчерашними событиями. Его появление оказалось кстати. Пронзительный взгляд кандидата на выписку безошибочно указал заведующему отделением, кто виновник воскресной вакханалии. Старый врач готов был закипеть, как электрический чайник, на глазах у всех больных. «Что же ты, ядрён пирамидон, пирогидрат твою через коромысло, делаешь!? – Обратился заведующий к доктору К*. – Тебе, что ли своих больных мало? В мою палату со своими экспериментами припёрся!» Затем он повернул свою большую умную голову в сторону пострадавшего и продолжил: «Захотелось тебе необычных ощущений, так шёл бы в палату этого чудотворца! Мне-то, зачем такую пакость строить?» Вскоре заведующий слегка поостыл и оставил добровольную жертву мануальной науки еще на неделю долечиваться. Доктор К* буквально через год получил лицензию на частную мануальную практику и уехал из города, где уже поползли слухи о его садистских наклонностях. Зачем дразнить гусей понапрасну? Его первый пациент полностью реабилитировался в смысле здоровья, а Михайлов приобрёл бесценный опыт в лечении остеохондрозов при обстоятельствах, близких к боевым. Этим своим умением, кстати, он позднее пользовался не раз, помогая своим знакомым расстаться с последствиями сидячей работы.

Когда пришла очередь Славика на выписку, то заведующий отделением сказал ему следующее: «С вашей травмой я ничего не смогу сделать. Вам нужно ехать в Сыктывкар. Возможно, без операции не обойтись. Вы, пожалуйста, будьте готовы к тому, что летать вам больше не придётся. Ничего-ничего, и на земле есть масса вполне хороших профессий. А вы, милый мой, достаточно молоды. Вы ещё столько всего успеете…»

Всё лечение в условиях стационара указывало на то, что Славе необходимо ехать в Сыктывкар на операцию. А что такое операция на позвоночнике в то время? Это однозначно – приговор ВЛЭКа «не годен к лётной работе». А так хотелось восстановиться. Кое-как Михайлов ходил на службу в БАИ, где отныне работал штурманом. Однако мысли о возвращении в строй не оставляли его. А тут ещё надежду подарил финалгон. В то время это была довольно редкая мазь. В СССР её не производили. Но хорошо, когда о тебе помнят товарищи. Славе привезли три тюбика замечательно волшебного немецкого бальзама, родом из Бохума, лётчики, которые работали в зарубежной командировке в Ираке. При втирании финалгона в позвоночник ощущалось жуткое жжение, но затем эта боль уходила довольно надолго, унося с собой и боль в позвоночнике. Можно было ходить совершенно без напряжения, не подволакивая ногу. Казалось, вот теперь всё станет на свои места. ВЛЭК останется ни с чем, разрешив отставному командиру МИ-8 вернуться в левое кресло «вертушки». Прекратятся бессонные ночи от мерзкого тянущего ощущения в пояснице и ноге. Но действие никотиновой кислоты, входящей в состав финалгона, на самом деле только привносило обезболивающий эффект, не меняя ничего, по сути, в сложной конструкции позвоночника. Опять разочарование. Вот тут-то Слава и подался к народным целителям, наплевав на своё материалистическое марксистско-ленинское самосознание, которое ему так тщательно прививали, начиная с детского сада, школы и лётного училища, заканчивая занудными речами замполита лётного отряда. Здесь Михайлову, нужно отметить, повезло. Первый же костоправ отвратил его от подобного рода опытов с разного рода аферистами от медицины. Итак, в один прекрасный день Славик пришёл на приём к некому целителю из Молдавии, который арендовал помещение в одном из общественных зданий города. Маг и чародей встретил Михайлова на пороге приветливым цыганским оскалом, не преминул продемонстрировать свои могучие руки и спросил: «Давно остеохондрозом мучаетесь?» Михайлов рассказал историю о своей аварии и лёг на кушетку. Целитель начал гонять воздух пассами, методично бубня себе под нос не то какую-то молитву, не то заклинание от древней Тибетской медицины. Слава с любопытством наблюдал за чародеем. Тому стало, вроде как, не по себе от пронзительного взгляда лётчика и он попросил: «Вы закройте глаза и расслабьтесь. Сейчас я вам свою энергию начну передавать». Михайлов прикрыл веки и принялся размышлять о малой изученности целебных биологических полей современной наукой. Но эта отстранённость не помешала ему ощутить, как целитель склонился над его спиной и таинственным шёпотом спросил: «Вы чувствуете, как тепло разливается по вашему телу? Это я соединяю вас с Космосом через свою ауру! Ваши чакры раскрылись навстречу Вечности. И вот уже боль уходит за пределы нашей Галактики». И, действительно, Славик почувствовал теплоту и сильное жжение в районе копчика. Болевые спазмы начали пропадать. Целитель же, продолжая бубнить заклинание, еле касался руками его спины. Буквально через несколько секунд жжение прекратилось, и тепло разлилось по поверхности тела. Но что это? Запах-то какой-то уж очень знакомый. Да и ощущения тоже. Михайлов открыл глаза и спросил прямо, как спрашивает коммунист коммуниста за плохо выполненное партийное поручение: «Это что, финалгон?» Лицо у мага вытянулось и заблудилось в складках чёрного с блёстками халата. Оно перекосилось до неузнаваемости, но любой внимательный наблюдатель легко бы смог разглядеть в этом искажении знак вопроса с элементами неконтролируемой паники. Остаток Тибетской молитвы высовывался из бородатого рта магистра мануальной терапии, будто недожёваный бутерброд. А, может, это был просто язык? Молчание затягивалось, и Михайлов снова спросил: «Вы, что тут, меня финалгоном намазали?» Целитель дёрнулся, засучил руками и, проверив, что дверь закрыто плотно, ответил вопросом на вопрос: «А откуда вы знаете про финалгон?» Славик поднялся с кушетки и усмехнулся: «Да, у меня самого этой мази, как у дурака махорки. Ещё пара тюбиков в холодильнике лежит». Врачеватель начал умолять Михайлова не разглашать тайну астрального лечения и совать обратно деньги за сеанс афёротерапии. Славик согласился, но только с условием, что магический субъект сей же час покинет Печору и не станет больше морочить людям голову. Чародей немедленно согласился. При этом он без устали уверял Михайлова, что его сеансы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО полезны, хотя бы уже в психологическом смысле. Если люди верят в его волшебную силу, то зачем же им мешать? Про стоимость своего, так называемого, лечения целитель стыдливо умолчал. Люди же сами платят. Никто их не неволит. Слава одевался, не слушая лекаря, и соображал, что ему предпринять дальше. Чародей, осознав шестым чувством, присущим всем жуликам, что пациент не станет его преследовать в случае, если он сдержит своё обещание и уедет незамедлительно, решил хоть как-то заработать на клиенте. Он принялся умолять Михайлова продать ему тюбик финалгона за любые разумные деньги, поскольку у него самого волшебная мазь заканчивалась. Я не стану приводить здесь, что ответил аферисту Слава. Это же всё-таки Рождественская история, а не какая-то «чернуха». А финалгон ещё сыграет свою роль рояля в кустах в дальнейшем повествовании. Таким образом, врачеватель, собрав свои манатки, умчался на вокзал, ничего не объясняя недоумевающей очереди, а Михайлов поплёлся домой на парах никотиновой кислоты.

Потеряв веру в добрых и удачливых народных лекарей, по крайней мере, из числа тех, к кому можно было попасть на сеанс, не рискуя остаться инвалидом, Михайлов натянул на себя фиксирующий корсет и обратился в поликлинику аэропорта, где получил направление в республиканский диагностический центр. Поехал он в Сыктывкар не один. За день до него туда улетел Славкин знакомый, техник с участка тяжёлых регламентов, Федя Добров. Примерно с тем же диагнозом – межпозвонковая грыжа. Или что-то в этом роде. В клинике Слава первым делом начал проходить обследование. Оформил все документы, побывал на приёме у врача, щедро поделился кровью с больничной лабораторией и отправился оформляться в палату стационара. Конечно, он не планировал там залёживаться ночью. Благо знакомых в Сыктывкаре много. Есть где остановиться. Но порядок есть порядок. Хотя бы днём нужно находиться в палате. Обустройство не заняло много времени. Теперь можно и в город ехать. Но прежде Михайлов обратился в приёмный покой, чтобы узнать, где лежит Федя Добров. Он наивно предположил, что сможет скрасить тёмный зимний вечер вдвоём с другом в каком-нибудь приятном во всех отношениях заведении с живой музыкой и отзывчивыми сметливыми официантами, которым не нужно напоминать, что мясо должно быть горячим, а водка холодной. Каково же было Славкино удивление, когда ему сообщили, что Федя лежит в послеоперационной палате. Как раз сегодня утром его прооперировали, удалив один межпозвоночный диск. Михайлов вернулся на свой этаж стационара. Планы менялись. Посетителя к Доброву явно не пустят, а вот больного из этого же отделения попробуй, останови. Федька лежал бледный, точно мумия. Наркоз только что перестал действовать, и ему было больно. Рядом мучались ещё двое таких же бедолаг. На Славика эта картина произвела столь неизгладимое впечатление, что он твёрдо решил: согласия на операцию он не даст ни за что на свете! Назавтра началось обследование. Славика щупали, мяли, брали всевозможные анализы, делали рентгеновские снимки. После чего врач предложил провести операцию на позвоночнике с неплохими шансами на успех. Но Михайлов категорически отказался. Тогда невропатолог настоял на том, чтобы Славик пару недель полечился на дневном стационаре. Начались больничные будни. Вскоре Доброва перевели в обычную палату, и Михайлову уже не нужно было уговаривать дежурную сестру, чтобы попасть к земляку. Но Федю по-прежнему мучили боли, он не мог спать ночью и постоянно находился в измотанном состоянии. Тогда Славик извлёк из сумки тюбик финалгона, на который так зарился заезжий маг в Печоре, и взял на себя труд периодически натирать друга. Дела пошли получше. Федя стал более общительным, начал самостоятельно передвигаться с палочкой по больничным коридорам. Видя такой прогресс, соседи по палате принялись смотреть на Михайлова взглядом верной жены, которую незаслуженно подозревают в измене, когда он открывал заветную мазь. Что ж, Слава уделил и этим беднягам своё внимание. Теперь уже вся палата благоухала финалгоном. Как-то в субботу или воскресенье, когда лечебных процедур почти нет совсем, Михайлов засобирался в город раньше обычного. Перед тем, как покинуть больницу, он тщательно проинструктировал подопечных на предмет применения финалгона, как такового. «Ребята, втирайте мазь перед сном. Берите её чуть-чуть, а то не сможете терпеть. Осторожней, пожалуйста. А руку, которой будете мазать, тщательно вытрите и вымойте холодной водой», - говорил он. Федя в это время играл в шахматы и ловил указания краем уха. Эх, кабы он слушал внимательно! На следующее утро, когда Славик зашёл в палату к Доброву, он сначала ничего не понял. Было уже 9 часов утра – пора завтрака и подготовки к обходу врача. В помещении стояла гробовая тишина. Федя методично храпел и не думал подниматься. Михайлов намерился разбудить его, но соседи не дали. «Тихо, пусть поспит, - зашикали они. – Он только под утро задремал. Всю ночь маялся». Тут и выяснилось то, о чём хромоногий лётчик уже и сам начал догадываться. Накануне вечером Федя решил снять боль самым, что ни на есть кардинальным образом. Он надурачил пол-ладони мази и тщательно втёр себе в спину. Реакция не замедлила последовать. Одно дело, когда земляк обслуживает твою спину с аккуратным соблюдением дозировки. Но совсем другое, если ты взялся за медицинскую лямку с полным дилетантизмом. Федька орал, будто его разделывают на шашлык «с косточкой». На рёв пациента прибежала дежурная ночная сестра, которая попыталась снять лишнюю мазь с позвоночника. Куда там! Финалгон уже полностью усвоился изголодавшимся по «остренькому» организмом. Действие продолжалось около получаса. После чего Добров не выдержал пытки никотином и заковылял в ванную комнату. Там он включил ТЁПЛУЮ воду и попытался ТЩАТЕЛЬНО смыть следы ядовитой мази. Помните, о чём предупреждал Михайлов? Вода должна быть только холодной. Фёдор усугубил свои страдания, надеясь на авось. А в медицине такое не проходит. Да, тут ещё оказалось, что он не удосужился тщательно очистить руку после применения лекарства. Вступив в реакцию с горячей водой, финалгон продолжил своё коварное действие на кисти больного. А потом и на лице, когда Добров по недомыслию попытался вытереть с него пот. Представляете картинку – посреди ванной стоит огромный мужик с палочкой и верещит, как хряк на заклании. Лицо у Федьки красное, из носа непрерывной струёй льётся подозрительная жидкость, отдалённо напоминающая остатки всех предыдущих насморков не меньше, чем за 5 лет оптом. Рядом с ним суетится сестра, пытающаяся насильно впихнуть что-то успокоительное и обезболивающее в рот пациента. В распахнутую дверь всё отделение из числа ходячего контингента поместиться не смогло. Поэтому за удивительным зрелищем наблюдали по очереди, занимая места в партере методом выдавливания. И здесь властвовал естественный отбор, ребята. Природу не обманешь. В дальнейшем Доброва насилу заставили уйти из коридора, по которому он метался, будто раненый зверь, неистова кроша зубы, чтобы сдержать крик. Его уложили в палате, вкололи обезболивающее. Но заснул он только уже на рассвете.

Мужественно приняв на себя основной удар от проснувшегося Фёдора, Славик заспешил в свою палату. Сегодня его выписывали. Дальнейшая перспектива выглядела весьма туманной. Про операцию, конечно, и мыслей не было. А то получишь потом инвалидность, и прости-прощай, лётная работа. Добров, вон, и по сей день ходит с палочкой, с трудом наклоняется, и раз в год проходит медицинскую комиссию, чтобы подтвердить 3-ю группу. Можно подумать, что с годами у него произойдёт образование нового позвоночного диска на месте изъятого, и он ударится в пляс, выбросив «третью ногу» за ненадобностью. Современные медицинские светила продолжают верить в чудеса? Но оставим это на их совести, а сами вернёмся к Михайлову. За время обитания в диагностическом центре Сыктывкара он познакомился с одним старичком из бывших политзаключённых, который записал ему в поминальник номер Московского телефона. Да не простой, а дающий надежду. Телефон этот принадлежал одному профессору, который возглавлял НИИ нейрохирургии. Ещё при Сталине этот профессор, будучи молодым доктором, «мотал срок» по печально известной 58-ой статье под Сыктывкаром, где и познакомился с тем самым Славкиным старичком из диагностического центра. Они несколько лет вместе одну баланду хлебали и спали на соседних «шконках». Итак, нужно ехать в столицу, что Славик и сделал. Предварительный звонок и рекомендация старичка сделали своё дело. Лечение началось незамедлительно. Михайлова каждый день подвергали процедуре сухого вытягивания с одновременной обработкой лазерной пушкой межпозвонковых инородных тел. Две недели пролетели, как один день. Слава ощутил себя вполне здоровым. Перед расставанием профессор предупредил, что теперь Михайлову никак нельзя резко поднимать тяжёлые грузы. Особенно если находишься к ним вполоборота. Эта рекомендация запала на дно Славкиного сознания и помогала несколько лет. Он успешно прошёл ВЛЭК и вскоре уже снова бороздил северные просторы на своей «вертушке». А когда стали набирать добровольцев послужить Родине на ликвидации аварии в Чернобыле, он и там проработал несколько месяцев. Дни шли за днями. Недели за неделями. Новогодние ёлки сменяли одна другую в праздничном хороводе жизни. Всё было прекрасно. С течением времени память о профессорской заповеди заросла травой забвения и чертополохом. Человек – такое удивительное существо. Он быстро забывает все свои несчастья и видит их в новом свете, если дела идут хорошо, нимало не задумываясь о том, что всё может вернуться. Но однажды Михайлов поплатился за свою короткую память. Летним погожим днём он помогал другу привезти кафель из магазина домой. Славик сидел за рулём и в погрузке не участвовал. Кафель складывали на заднее сиденье. Михайлову что-то не понравилось в расположении коробок со строительными материалами. Он повернулся из-за руля и попытался передвинуть одну из них. В момент наибольшего приложения усилия он услышал явственный хруст и почувствовал резкую боль в спине. Так что в глазах потемнело. Когда темный дурман начала рассеиваться, Михайлов внезапно различил в зеркале заднего вида лицо московского профессора, который грозил ему сухим маленьким пальцем и говорил: «Слава, Слава, что же ты наделал!» Назавтра экипаж Михайлова стоял в наряде. Вновь пришлось прибегать к помощи корсета, который до этого пылился в кладовке за ненадобностью. Добраться до работы ещё полдела, нужно к борту, который на дальней стоянке к вылету готовится, как-то попасть. Эту проблему решили довольно быстро. Славу отвезли туда на автобусе для прибывающих и улетающих пассажиров. Зато в кресле командира он чувствовал себя привычно и комфортно. Встречал вернувшийся борт всё тот же автобус. Но такое решение проблемы только временное. Боли в позвоночнике снова не давали спокойно заснуть, а обезболивающие уколы реопирина помогали только на несколько часов. Слава позвонил в Москву и, узнав, что знакомый профессор недавно умер, понял – нужны новые способы борьбы с болезнью. Теперь уже в городе появился один мануальный терапевт из местных, который имел лицензию и брался только за те спины, которые мог привести в нормальное состояние, не навредив. Славик сделался его частым гостем. Мануальщик ставил ему диск на место, но спустя какое-то время тот снова «вываливался» из ряда позвоночных близнецов. Это было связано с тем, что вибрации в вертолёте – дело обычное. А для «не определившегося» позвонка хуже нет. Между тем, приближалось время очередного прохождения ВЛЭК. Работы для вертолётчиков в те времена было очень много, поэтому руководство управления ГА решило экипажи в Сыктывкар не посылать, а провести комиссии на местах базировки воздушных судов, чтобы время сэкономить. Славка явился на ВЛЭК в своём корсете с изрядной долей реапирина в крови. Ничего, довольно сносно. Если, конечно, не раздеваться до трусов. На приёме, конечно, обезболивающую принадлежность туалета пришлось снять. Не знаю, каким образом, но Михайлову удалось пройти комиссию. Только ему одному, правда, известно, чего это стоило. На маленьком фуршетном банкете по поводу прохождения ВЛЭК Славка отсутствовал, сославшись на дела. Чем привёл в замешательство медсестёр, которые привыкли к его балагурству и шуткам во время совместных праздничных мероприятий. Эту ночь Михайлов не спал совсем, поскольку позвоночник мстил ему тягучей всепоглощающей болью за насилие над собой во время прохождения комиссии. Именно тогда Михайлов и решил наплевать на своё отношение к знахарям и чародеям от медицины и пойти к Софье Дмитриевне Генсак. Не все же целители, в конце концов, такие уроды, как тот молдавский костоправ с финалгоновым джокером в рукаве. А о Софье Дмитриевне отдельный разговор.

Эта дама появилась в нашем городе после того, как отсидела в женской зоне строгого режима срок по приговору суда. Поговаривали, что она в молодости убила собственного мужа из ревности. Впрочем, это только слухи. Утверждать об их достоверности не берусь. Оставим эту тему и перейдём к делу. Одним словом, не захотела Софья Дмитриевна возвращаться к себе на малую родину после отсидки и осталась в северном городке жить. Вскоре к ней и дети переехали. Возможно, она их из детского дома забрала. Это если верить версии об её уголовном прошлом. Хотя оснований, чтобы не верить, тоже нет. И, скорее всего, лучше поверить, ибо тогда история о появлении удивительного дара этой незаурядной женщины становится более загадочной и, в то же время, романтичной. Хорошо, не стану вас больше кормить прелюдиями и сообщу следующее: Софья Дмитриевна Генсак обладала талантом ясновидения, запросто общалась с силами Космоса, снимала сглаз, порчу и лечила от многих болезней. Хотите, верьте, хотите, нет. А таланты свои обнаружила в себе Софья Дмитриевна как раз во время отбывания уголовного срока. От недостатка витаминов и какого-то особенного устройства организма она резко начала терять зрение, пока практически полностью его не лишилась. В этот период своей жизни стали приходить к заключённой необычные видения, таинственные и вещие. Она во сне отчётливо ощущала жаркое пламя, которое могло, как сжечь человека изнутри, так и испепелить его болезни. Вскоре эти видения начали являться женщине и днём, целиком овладевая её сознанием. Не понятно каким образом, но Софья Дмитриевна сообразила, что их транслировала Вселенная. Она догадалась, что сможет управлять излечивающим пламенем, которое сама теперь могла вызывать по собственному желанию. Первым пациентом Софьи Дмитриевны Генсак стала она сама. Управляя священным огнём, она избавила себя от слепоты. Лагерный врач был просто поражён таким метаморфозам, но приписывать себе заслугу излечения больной не стал из скромности и непонимания. Хотя основы материалистического учения в его рациональном мозгу слегка поколебались. Врач настолько испугался этого, что начал избегать встреч с Софьей Дмитриевной, насколько это было возможно. Встречи их, между тем, становились неизбежными, поскольку лагерное начальство перевело его бывшую пациентку на место санитарки в лазарет. На лёгкий труд по причине ослабленного здоровья. Софья Дмитриевна начала пользовать тяжёлых больных и очень многим помогла. Это укрепило её в мысли, что дар дан ей свыше не спроста. Теперь нужно посвятить себя людям. Может, в этом и есть её предназначение, которое позволит замолить тяжкий грех, приведший будущую целительницу в места не столь отдалённые.

В Печоре Софья Дмитриевна Генсак начала свою практику с малого. Она сначала принимала пациентов в своём стареньком покосившемся бараке, где, собственно, и жила. В благодарность от больных она брала, кто сколько даст, как и положено народным целителям. Твёрдая такса убивает талант. Стяжательство не может служить основой народной медицины. Это Софья Дмитриевна интуитивно чувствовала. Поэтому долгое время отказывала одному известному в городе врачу, скажем. Антохину, который организовывал центр народной медицины на коммерческой основе. Правда, вскоре всё-таки у неё появились небольшие средства, чтобы принимать больных со своим учеником в арендованной маленькой квартирке из двух комнат. Но такая возможность вовсе не свидетельствовала о её роскошной жизни. Барак оставался Софье Дмитриевне родным домом.

Молва народная о Софье Дмитриевне не обошла стороной и Михайлова. Он созвонился с народной целительницей и договорился о встрече. В назначенный час Слава стоял перед небольшого роста женщиной лет за пятьдесят с пронзительным колдовским взглядом. Она будто рассматривала его изнутри. Михайлов так мне и сказал: «Такое впечатление, что она проникла внутрь моего тела и что-то там щупает в позвоночнике». Затем Софья Дмитриевна уложила Славу на тахту и в приказном порядке объявила, что тому нельзя подглядывать за её действиями, а нужно плотно закрыть глаза, расслабиться и думать о чём-нибудь приятном. «Ну, вот, начинается. – Подумал Михайлов. – Это мы уже проходили». Однако возражать не стал и попытался задремать. Он почувствовал, как руки целительницы коснулись его спины, и она начала понемногу его массировать, постепенно увеличивая темп и силу нажима. Вскоре её движения стали стремительными и сильными настолько, что с трудом верилось, что спину лётчика пользует не хрупкая женщина, а, по крайней мере, здоровый докер из речного порта. Казалось, что мышцы вдоль позвоночника начали вздыматься и сами собой вибрировать в стремительном вальсе. Странно то, что было ничуть не больно, скорее приятно. Слава даже почти начал засыпать, но любопытство взяло вверх. Он повернул голову и пришёл в мистический ужас. Софья Дмитриевна стояла чуть в отдалении с закрытыми глазами, и что-то шептала, еле заметно шевеля губами. В одной руке она держала зажжённую свечу, второй же совершала какие-то движения, отдалённо напоминающие движения массажиста. Мышцы спины, тем не менее, ходили ходуном как бы сами собой. Вдруг целительница стремительно подняла веки и строго произнесла: «Я кому сказала, не оборачиваться! Немедленно расслабься и ни о чём плохом не думай. Я тебе не причиню вреда». Михайлов отреагировал, как на приказание командира роты в лётном училище, но сердце готово было выскочить из груди от животного страха. Софья Дмитриевна, почувствовав его состояние, немного ослабила движение космических сил на Славкин позвоночник и успокоила его довольно странным образом. Михайлов почувствовал, что сознание уже не принадлежит ему безраздельно. Кто-то властный и в то же время добрый начал внушать ему мысли о приятном солнечном дне с бесконечным полётом озорного шмеля. Славка сам стал этим шмелём. Он летел на ближний луг, чтобы полакомиться пыльцой. Полёт его был стремителен и лёгок. Хотелось бесконечно жужжать от внезапного счастья и выделывать фигуры высшего пилотажа на зависть неуклюжим долговязым бабочкам с тяжёлыми аляповатыми крыльями. Очнулся Слава оттого, что Софья Дмитриевна гладила его по плечу и говорила тихонько: «Вставай, уже всё. Завтра приходи снова». Пяти сеансов Славке хватило, чтобы полностью забыть о том, что еще недавно он с трудом мог передвигаться. Он верил и не верил в то, что с ним произошло. Разум отказывался понимать, а плоть играла наливной силой, словно опровергая его, Славкины, сомнения. На этом можно было бы и закончить историю, если бы она не имела неожиданного продолжения.

Прошло какое-то время. Слава по-прежнему был в строю. Он даже начал забывать о том, что когда-то его так мучили боли в спине. В один прекрасный светлый весенний денёк, когда капель радостно вторила оживлённым воробьям, и солнце улыбалось стремительным многоводным ручьям, которые дарило улыбающимся людям, произошло следующее. Славка уже отлетал месячную саннорму и поэтому был относительно свободен. Он как раз садился в свою «Волгу», чтобы поехать из аэропорта домой, когда его окликнул один знакомый пилот. Он попросил Михайлова подвезти двух статных полковников. Полковники были явно не местные. Одеты с иголочки. Один в форме КГБ, а второй десантник. От них исходил непередаваемый запах дорогого французского одеколона, редкого в то время. Чем-то они походили друг на друга. Слава предположил, что эти бравые ребята братья. И не ошибся. Действительно, к нему в машину сели братья Исаевы, Владимир и Виктор. Петровичи. Так они сразу и представились. Один был из Москвы, второй из штаба Рязанской дивизии ВДВ. Михайлов терпеть не мог столичных щелкопёров, но подтянутые, знающие себе цену, братья сразу ему чем-то приглянулись. Своей ли улыбчивой приветливостью или ещё чем, не понятно. По дороге разговорились. Оба полковника находились в отпуске. В Печору их занесла забота о близких. Где-то здесь в войсках МВД служила майором дочка одного из братьев. Её семейная жизнь давала трещину, вот отец с дядей и приехали произвести рекогносцировку на месте и попытаться воспрепятствовать развалу семьи. Рассказали Исаевы, что занимаются довольно долго оккультными науками и неизученными видами энергии. Один, который в КГБ служит, по долгу службы. Второй же – из любви к непознанному, которая возникла ещё в детстве. Братья Исаевы были довольно известны в кругах, которые стремились произвести прорыв в части, касающейся энергетики Космоса. Оба обладали даром целителей и могли читать мысли собеседников в первом приближении. Таких, как они, по стране насчитывалось не более четырёх-пяти десятков. Все такие уникумы проходили по картотеке старшего Исаева, который специальным отделом в КГБ руководил. Почему они заговорили про это в машине, я так и не понял. А Славка утверждает, что Исаевы просто нашли в нём благодарного слушателя, который долгое время находился под впечатлением от действий Софьи Дмитриевны Генсак во время его лечения. «Они же мои мысли засканировали, понимаешь?» - говорил Михайлов. Но вернёмся в тот весенний день, когда серая «Волга» несётся по Печорским улицам, вздымая тучу брызг на зазевавшихся прохожих. Михайлов решил проверить братанов «на вшивость», а, попросту говоря, развенчать их хвастовство перед провинциалом. По крайней мере, ему тогда показалось, что полковники просто над ним смеются. Вот он и спросил: «А не могли бы вы сказать, что у меня не в порядке со здоровьем?» Братья переглянулись, а потом КГБ-шник ответил просто: «Вы, вероятно, побывали в крупной аварии. У вас инородное тело на голове и остаточные явления после серьёзной травмы позвоночника». Славка чуть руль не бросил от неожиданности. А Исаев продолжал: «И ещё, у Вас налицо воздействие радиации на внутренние органы. Возможно нежелательное развитие злокачественной опухоли». «Ничего себе! И про это знают», – подумал Михайлов, но до конца так и не поверил. Про аварию они, положим, могли в лётном отряде узнать, да и про Чернобыль тоже. Не зря же эти полковники из административного здания выходили. Там и в лётный отряд не долго заглянуть, очень даже запросто. Полковнику КГБ из Москвы ничего не стоит до любой информации добраться, какой бы секретной она ни была. Братья переглянулись снова, Владимир, старший, расхохотался и прокомментировал свой смех следующими словами: «Так Вы не поверили. Мы же сказали, что приехали в частном порядке. Значит, никакую информацию о Вас ни у кого не получали. Мы, вообще, Вас всего полчаса назад впервые увидели. Не пугайтесь, я просто ЗНАЮ, о чём может подумать лётчик, которого лечили нетрадиционными способами в такой неординарной ситуации, как наша». Как раз в это время Слава подумал о Софье Дмитриевне. Он полностью потерял дар речи и остановился у обочины, чтобы не создавать аварийную ситуацию на разбитой весенней дороге.

«Ну, что, командир, пришёл в себя?» - привел в чувство Славика один из братьев. Михайлов часто-часто закивал, хватая ртом воздух, как карась, по которому плачет сметана. «Тогда рассказывай о том, кто тебя лечил», - сказали братья в унисон. Путаясь и сбиваясь, Михайлов поведал полковникам об истории своего лечения в общих чертах и о Софье Дмитриевне Генсак, в частности. «Ну, ничего себе, братец, - отметил в процессе рассказа младший Исаев, - тут такие в провинции уникальные люди живут, а ты и не знаешь ничего. В твоём отделе ничего про эту женщину не известно. И по картотеке она не проходит». «А ты, часом, ничего не приукрасил?» - спросил у Славки Исаев старший, незаметно переходя на «ты». Михайлов хотел, было, перекреститься, но партбилет во внутреннем кармане лётного кителя его остановил: «Всё, как видел, рассказал. Может, и приукрасил слегка, но это только от избытка впечатлений». «Хорошо, - сказал КГБ-шник, - а ты мог бы нас к этой женщине отвезти? Прямо сейчас». Михайлов утвердительно кивнул, и «Волга» рванула с места.

Перед дверями двухкомнатной квартирки, где практиковала Софья Дмитриевна Генсак со своим учеником, было людно. Публика ожидала свой очереди, чтобы попасть под власть народных целителей. Внутри, в коридоре, тоже находилось несколько человек. Они сидели на небольшом стареньком диванчике с вытертым велюром. Но никто из них не стал возражать, когда Славка в сопровождении двух военных прошёл внутрь. Уважение к форме тогда ещё жило в населении. А, тем более, к военным  с дюжиной больших звёзд на двоих. Дождавшись, пока Софья Дмитриевна закончит процедуру, делегация обозначила себя в комнате, которая побольше. Целительница встретила их с испугом. Она даже дар речи потеряла, предположив, что её собираются с позором изгонять из города как злостную колдунью и бывшую уголовную преступницу, осмелившуюся заняться частной практикой. Слава с трудом успокоил встревоженную женщину и объяснил цель визита. Тут в дело вступила «тяжёлая артиллерия» в лице старшего Исаева. Он первым делом открыл настежь окно и заметил, что проводить лечебные сеансы в душном помещении не следует. Затем они заговорили с Софьей Дмитриевной, совершенно, как старые знакомые, которые только час назад расстались. Беседа изобиловала специальными терминами, которые Михайлов не понимал. Зачастую и Софья Дмитриевна не понимала, о чём её спрашивает полковник. И тогда он толково и кратко объяснял простыми доступными словами, что имеется в виду. То и дело звучали такие непривычные обывательскому уху термины: третий глаз, огонь, аура, чакры, энергетика и другие. Славка притомился слушать и заговорил с младшим братом вполголоса. Тот неожиданно спросил: «У тебя иногда ноет нога в районе лодыжки?» Слава подтвердил. Тогда Исаев шепнул: «Сейчас сниму…» Затем присел возле Михайлова на корточки и начал перемещать невидимую болячку от колена к стопе и далее на пол. При этом он проводил вдоль ноги раскрытыми ладонями, примерно такими движениями, какими обычно сгоняют воздушные пузыри при наклейке обоев. В это время старший брат чётко, по военному, допрашивал целительницу. Он расспрашивал, в каком виде та представляет себе боль и как её лечит. Узнав, что Софья Дмитриевна, задиагностировав болезнь пытается сжечь её на том самом огне, который вызывает усилием воли, удовлетворённо хмыкнул. «А вот как радиацию из организма выводить будете?» - спросил дотошный полковник КГБ. «Так же, сжигать…», - неуверенно ответила целительница. «Нет, радиацию сжечь нельзя. – Возразил Исаев старший. – Её нужно превратить в пар и развеять в атмосфере». Славка почувствовал, что принимает участие в какой-то завиральной сказке. Очень всё было необычно и неправдоподобно. Солидный полковник говорит странные вещи, которые могут показаться бредом сумасшедшего. Наверно, так бы Михайлов всё и воспринял, как мимолётное помутнение рассудка, если бы излеченный позвоночник не убеждал его в обратном. «Теперь я Вам покажу, как расправляться с радиацией. – Заявил КГБ-шник. – У нас тут и больной имеется». Михайлов понял, что речь идёт о нём, и насторожился. «Ничего-ничего, можешь сидеть», - успокоил его Исаев. Он закрыл окно и обратился к Софье Дмитриевне: «Сначала, давайте, определимся, в виде, какого запаха мы улетучим в атмосферу радиоактивные частицы. Ну, скажем, к примеру, пусть это будет аромат цветущей сирени. Подойдёт? Тогда следите за моими мыслями…» Полковник замер посередине комнаты, закрыв глаза. Софья Дмитриевна стояла рядом с ним. Они напоминали двух забавных сомнамбул, которым выпало водить в игре в прятки. Михайлов уже готов был улыбнуться, но тут внезапно помещение наполнил запах цветущей сирени после дождя. Это было, как ни с чем не сравнимое волшебство. Состояние, которое испытал Слава, не передать словами. Он захлёбывался от восторга, когда говорил мне об этом. Минут десять спустя запах постепенно начал улетучиваться, пока не пропал вовсе. А, может, времени прошло и того меньше. Слава попросту потерял ему счёт. Тут оба врачевателя одновременно открыли глаза, и лицо целительницы расцвело улыбкой. «Я никогда ничего подобного не испытывала», - сказала она с интонацией школьницы, получившей предметный урок от гуру. Следом за этим Исаевы начали показывать Софье Дмитриевне, как нужно производить подзарядку своей энергии друг от друга через «третий глаз». «Аурами начали меряться», - так, по-моему, выразился Михайлов. Процесс обучения целительницы продолжился уже без Славы. Братья попросили его подъехать через час и остались наедине с Софьей Дмитриевной. Уже позже, когда полковники сидели в машине, старший Исаев заметил, что они провели этот отпуск с небывалой пользой. Наткнулись на чрезвычайно уникальную личность со сверхъестественными способностями. Конечно, Печорская целительница использует свой дар, целиком полагаясь на свою интуицию и житейскую логику. У неё нет никакой теоретической подготовки, но братья обязательно пришлют ей специальную литературу. Главное в деле целительства – не сделать данные природой возможности способом обогащения. Иначе все способности могут улетучиться, как это и случилось с Кашперовским и Чумаком. Расстался Михайлов с братьями на следующий день, проводив их на посадку к рейсовому самолёту на Сыктывкар. Они обменялись телефонами, однако, Михайлов позвонил в Москву впоследствии только один раз. Но об этом речь впереди.

Прошло несколько лет. Наступили новые времена. Славка заработал лётную пенсию, но продолжал командирствовать. И пролетал бы ещё долго. Но тут вмешались в его судьбу, так называемые, объективные обстоятельства, которые ударили по всему воздушному флоту страны. Геологоразведочные работы сворачивались, заказчиков становилось всё меньше. Численность лётного состава уже превышала все допустимые, по мнению руководства, нормы, и лётчиков-пенсионеров списали на землю. С тех пор Михайлов трудится штурманом БАИ, и это даёт мне возможность видеть его, чуть не каждый день. А Софья Дмитриевна Генсак переехала в Сыктывкар. Соблазнилась всё-таки посулами врача Антохина, который открыл клинику народной медицины уже в масштабе республики. А что делать? Нужно помогать устроиться детям. У них теперь свои семьи, а квартир порядочных не было. Всё по углам мыкались. Слава ничего больше не слышал о своей избавительнице, но однажды она сама позвонила к нему в дверь. Софья Дмитриевна немного постарела, но выглядела молодцом. Она обняла своего бывшего пациента и с порога начала рассказывать свою историю. За время работы в клинике Софья Дмитриевна получила достаточно большие деньги, чтобы обеспечить детей жильём и ещё купить сыну машину. Казалось бы, живи и радуйся, но волшебный дар «третьего глаза» начал понемногу исчезать. Всё реже и реже стал являться перед её взором огонь-целитель. То и дело приходилось отменять приём. Женщина стала страдать неврозами и сопутствующей бессонницей. Одним словом, всё получилось именно так, от чего остерегали её братья Исаевы. Софья Дмитриевна решила уйти из клиники и продолжить свою деятельность в частном порядке, не требуя у пациентов платы за лечение. Только то, что сами предложат. Тут даже такая методика имеется от сглаза уникального, данного природой дара. Целитель никогда не должен получать гонорар из рук в руки и не смотреть сразу, что ему дают в качестве оплаты. Только потом, после того, как пациент покинет помещение. Хорошо, уйти-то из клиники, Софья Дмитриевна ушла, а дар свой как вернуть? Вот она и приехала к Славе в Печору, чтобы связаться со старшим Исаевым. Сама она в неразберихе переезда из города в город адреса и телефоны утратила. Одна надежда на аккуратность Михайлова. Наскоро попили чаю, и Слава, видя нетерпение гостьи, побежал к телефону. Московский Исаев ответил быстро. Он ничуть не удивился и, кажется, узнал Славкин голос без подсказки. «Тут с Вами одна женщина хотела бы поговорить…», - излагал Михайлов в трубку. «Знаю-знаю, - перебил его полковник в отставке (уже в отставке), - давай сюда Софью Дмитриевну». Это он сам почувствовал. Михайлов ему ничего и сказать-то не успел. Славик деликатно удалился на кухню и не стал слушать разговор двух коллег по космическим связям. Он допивал четвёртую кружку чая, когда на пороге возникла счастливая целительница и начала рассыпаться в благодарностях. «Видать, помогла беседа», - безошибочно определил Михайлов. С тех пор Софьи Дмитриевны он не видел. Говорят, он умерла в Сыктывкаре прямо в процессе излечения пациента, исполняя свой долг перед Вселенной.

Вот, пожалуй, и всё, что я хотел рассказать. Кроме, наверное, одного. Михайлов, как и все ликвидаторы Чернобыльской аварии из России, отхватившие чрезмерную дозу облучения, состоит на учёте в каком-то НИИ в Питере. Каждый год Славик проходил обследование в онкологическом диспансере, а результаты обследования наша поликлиника в аэропорту отправляла на берега Невы. Лет 12 назад у Михайлова обнаружили подозрительную опухоль в желудке. Ежегодно диапсия показывала, что это новообразование не имеет тенденции к трансформации. Хотя сначала его (это новообразование) обозначили, как злокачественную опухоль, но потом изменили мнение на противоположное. Последние несколько лет после дефолта курирующий Чернобыльцев НИИ в силу решения проблемы собственного выживания в новых экономических условиях позабыл о своих подопечных и не присылал стандартные формы для заполнения. А вот прошлым летом, наконец, пакет из Питера поступил в поликлинику аэропорта. Главный врач, не распечатывая, передал его Михайлову с тем, чтобы тот заполнил всё необходимое в онкологическом диспансере и вернул ему. Через неделю Слава принёс все бумаги, но посетовал, что не смог заполнить только один присланный бланк. Этим бланком была копия свидетельства о смерти. Вот так, в Питерском НИИ уже посчитали, что человек, нахватавший столько рентген, как Михайлов, просто обязан отойти в мир иной. Что-то у них не сложилось. Или это помог талант братьев Исаевых? Как мы теперь узнаем? И стоит ли верить в сверхъестественное? Тоже вопрос далеко не праздный.

История эта происходила с реальными людьми в реальном северном городе Печора. Я даже большинство фамилий оставил без изменений. И, упоминая братьев Исаевых, я решил не называть их, скажем, Петровыми или Кузнецовыми, несмотря на непосредственное отношению красавцев-полковников к Крымским событиям августа 1991-го года. Другое дело, что некоторые подробности можно отнести на счёт излишней впечатлительности главного героя. Но разве это меняет суть проблемы? А, впрочем, верить или не верить в чудеса – дело сугубо индивидуальное.

no comments etc.