Витя Торопов, Колька Козориз, Сергей Буслаев
Немного расскажу о Коле по фамилии Козориз. Его отец родом из Карпат. По всей видимости, с гуцульскими корнями. Когда-то давно, сразу после войны, семья Колиного отца была выслана на вечное поселение в район станции Печора за какие-то действия, которые никак не хотели ужиться с пресловутой 58-ой статьёй. Здесь Дмитрий Николаевич (Колькин отец) вырос, возмужал и стал очень известным человеком в городе. Благодаря его стараниям Печорский Народный театр гремел не только в республике, но и на всём Северо-Западе. Ещё бы. Ведь декорации Дмитрия Николаевича неоднократно отмечались на театральных конкурсах, как лучшие. А игра полупрофессиональных актёров (тоже из ссыльных) Зелика и Насупкина была на уровне столичных сцен. Да и актёрские таланты Дмитрия Николаевича тоже не оставались без внимания публики. В далёком детстве я не раз посещал спектакли «Свадьба в Малиновке» и «Шельменко-денщик» на сцене Дома культуры речников. Незабываемое впечатление. Особенно, когда наблюдаешь действие прямо из оркестровой ямы, пристроившись сразу за скрипками. Сюда нас проводил Колька, пользуясь добротой отца и душевностью мамы, которая работала контролёром.
После окончания школы Коля поступил в Криворожское авиационно-техническое училище, где и проучился благополучно два курса. Но ранний брак и быстрое рождение первого сына (а всего их у Кольки трое) заставили курсанта подумать о содержании семьи. Колька бросил учёбу и устроился на работу в милицию города Кривой Рог. Начинал он с рядового водителя, но быстро рос по службе. Перестройку встретил в звании старшего сержанта. Проблемы начались позже. Когда Леонид Макарович прихватизировал власть, бесхозно валяющуюся в районе метро «Крещатик». Поскольку Кольку никак нельзя было заставить принять украинское гражданство, его потихонечку начали выпихивать из органов. Жена моталась в Турцию в челночном режиме. Так что на Кольку свалилась ещё и забота о детях, которым постоянно требовалось уделять много времени. Возможно, опасение остаться без работы заставило бы Кольку пересмотреть свои взгляды на гражданство, но однажды жена из Царьградского похода, кроме товара, прихватила ещё один трофей – бритого парня в малиновом пиджаке с тяжёлым бульдожьим затылком. Это послужило последней каплей в их семейном бурлящем море. Коля оформил развод и вернулся в Печору зимой 1994-го года. Некоторое время пожил у родителей. А потом переехал к женщине, которая любила его ещё со школы. Сейчас Колька работает механиком в службе спецтранспорта Печорского авиапредприятия. Иногда мы с ним пересекаемся за бутылочкой пива и потчуем друг друга воспоминаниями. Две его маленькие истории я и хочу рассказать. Обе они связаны с животным миром, отсюда и название байки.
В пору нашего счастливого детства, кажется, после поездки в Саратовку на сборы по НВП (о чём я писал выше), Колька отправился с дядей на рыбалку. Протарахтев вверх по течению Печоры пару часов на моторке, рыбаки прибыли к месту, где планировали разбить лагерь, в районе деревни Бызовая. Здесь буквально за несколько лет до этого учёные из АН Коми АССР обнаружили стоянку первобытных людей и останки костей мамонта, которые вывезли в Печорский краеведческий музей. Сети рыбаки поставили в протоке и решили, что пора бивак мостить. Дядя взвалил на себя рюкзаки, прихватил ружьё, а на Колькину долю выпало тащить лодочный мотор. Тропинка поднималась на крутой берег среди редкого сосняка и кустов ивы. Впереди идёт дядька, Коля кряхтит под тяжестью мотора сзади. Вот уже и лужайка показалась на вершине. Колька немного отстал и шёл потихоньку, чтобы движок лодочный не сильно давил на плечи. Дальше передаю слово самому герою байки.
Тащусь я вверх, не напрягаясь. То и дело останавливаюсь передохнуть. И чувствую, что кто-то сзади пыхтит. Замираю. Оглядываюсь. Никого. Да, и не должно никого быть. Наша лодка одна внизу виднеется. Никто больше не подъезжал. Снова взваливаю мотор на спину, иду дальше. Опять сзади сопение раздаётся. Оглядываюсь – нет никого. Чудеса, да и только. Ну, думаю, от напряжения мерещится всякая чушь. Вот уже и дядька виден. Стоит наверху. Рюкзаки скинул и ружьё снимает. Еще метров 10, и я тоже доберусь к нему. Вот тогда и отдохну основательно, думаю. Только не ту-то было. Не дошёл я немного. Вижу, оба ствола дядькиного ружья смотрят мне прямо в лоб. Взгляд у него тяжёлый и злой, лицо бледное и ужасное. Ну, всё, с жизнью прощаться начал. А как же не хочется, чёрт возьми! Что это с дядькой такое приключилось, не пойму. Так себя жалко стало. Молоточки в ушах стучат. Пот холодный по спине струится, хотя и жарко очень. Вдруг где-то внутри себя слышу дядькин голос: «Падай быстро! Быстро, говорю!!!» А как тут упадёшь быстро, если мотор к земле прижал? Но, делать нечего, валюсь, как сноп в одну сторону, почти под склон, а двигатель падает прямо на тропу. Вероятно, это меня и спасло. Да, не только меня, но и дядьку тоже. Повис я над кручей, уцепившись руками за кусты. Держусь изо всех сил, чтобы вниз не улететь, а сам слышу два выстрела. Один за другим. Только тут я увидел, что на тропинке валяется здоровый медведище, орёт благим матом и встать норовит. Дядька два новых патрона в двустволку загнал и добил зверя. Кое-как я выбрался наверх, все руки разодрал об кусты. Дядька белей финской мелованной бумаги. Сидит на рюкзаке и слова сказать не может. Оказалось, что этот мишка матёрый шёл за мной, пока его выстрелы не остановили. Зверюга уже начал на задние лапы подниматься, когда я вниз чуть не слетел, бросая движок. Очень вовремя, надо заметить. Ещё бы секунд пять, и остался бы я без скальпа. Первый заряд дроби в грудь затормозил медведя. Он пытался дальше на дядьку двинуть, да об мотор споткнулся. Тут ему второй заряд дроби прямо в морду попал, оглушил зверя, глаза выбил. А уж потом дядька его жаканом в самое сердце добил. Если бы не мотор упавший, если бы не оказалось жаканов у дядьки под рукой, если бы не успел я упасть в сторону… Как знать, чтобы тогда было. Скорей всего, два рыбацких трупа неподалёку от своей лодки. После я дядьку спрашивал, что он мне кричал. А он говорит, что с испугу слова вымолвить не мог, а только про себя бога молил, чтобы я с тропы сошёл. Может, мысли его материализовались, а, может, интуиция мне подсказала, что делать нужно… Не знаю… Только шкуру медвежью ту, ты и сам видел. Вся дробью попорченная. А вот порыбачить мы в тот раз так и не решились. Даже сети в запарке бросили. Повезло кому-то.
Другая история Колькина произошла с ним уже в Кривом Роге, когда он курсантом авиационного училища был. Теперь сразу слово автору передаю, чтобы не путаться.
После окончания первого курса всю нашу роту пригласили на экскурсию в шахту. Как никак, живём уже год в угольном крае, а угля так и не нюхали. Разделили нас повзводно и продемонстрировали, как нелегко шахтёрский хлеб даётся. Побывали мы и в действующей лаве. Правда, тогда она на профилактику закрыта была. Покатались на угольных вагонетках. Осознали, что клеть, которая по стволу летает, совсем не одно и то же, что и лифт в многоэтажке. Уже, вроде, и экскурсия закончилась. Всех начали понемногу наверх вывозить, как тут представитель шахты, который нам всё и показывал, неожиданно предложил: «Хотите посмотреть, как выглядит ад в первом приближении? Только нервных и впечатлительных сразу прошу за мной не следовать. Это серьёзно, ребята. Я не шучу». Человек пятнадцать захотело пощекотать нервы. В том числе и я. Экскурсовод повёл нас в старый заброшенный забой, а по дороге травил про ум и находчивость крыс, обитающих в шахте. О том, как крысы крадут куриные яйца и таскают впрок в свои гнёзда, нам известно было ещё из школьных уроков зоологии. Чтобы не разбить яйца, крысы ложатся на спину одна за другой, а самая проворная из этих тварей катит яйцо по мягким животам живой цепочки. Потом цепочка перестраивается и так до тех пор, пока яйцо не достигнет места назначения. Говорят, что таким образом крысы умудряются перемещать хрупкий груз на сотни метров. Это не стало новостью для курсантов, но вот то, как эти твари хитят у шахтёров молоко, просто всех поразило. Шахтёры приносили с собой молоко в бутылках, чтобы крысиное племя не смогло его выпить. Стекло-то не прогрызть и самым острым зубам. А бутылки молочные подвешивались в корзинах, чтобы их нельзя было опрокинуть на землю и разбить. Но крысы оказались хитрее. Для удовлетворения своих нечеловеческих потребностей, хитрющие бестии разгрызали затычку на бутылке, а потом очень аккуратно начинали засовывать хвост в горлышко, предварительно на нём присев в позе виртуоза-эквилибриста. Одна тварь кормила другую с собственного хвоста, позволяя ей облизывать молочные капельки с него. Потом они менялись ролями. И так до тех пор, пока хватает длины хвоста. Поэтому незадачливые шахтёры поначалу удивлялись, обнаружив вскрытые бутылки с наполовину выпитым (вылитым?) молоком, пока не застукали своих маленьких друзей за столь откровенным застольем, наподобие детсадовского… в младшей группе. «За маму, за папу, скушай, детка…» После такого надругательства над продуктами молоко шахтёры носят исключительно в термосах.
За познавательными беседами экскурсовода мы не заметили, как дошли до нужного места. Так он нам сказал. На путях стояла вагонетка, в которой экскурсовод предложил нам занять удобные места, а сам приспустил рогатину электрического привода от неё вниз (нечто похожее на трамвайную). После каких-то манипуляций мы увидели, что с дугообразной металлической загогулины свешивается кусок провода, к концу которого прицеплен кусок сала. Сало висело сантиметрах в 5-7 от рельса. Затем экскурсовод забрался к нам в вагонетку и при помощи дистанционного пульта включил электропривод и выключил освещение. Сказал тихо: «Ждём». Ждать пришлось не долго. В темноте началось какое-то смятение, мельтешение, и мы смогли заметить огоньки крысиных глазок, мерцающих, как зажигалки на рок-концерте. Неожиданно штрек осветила нестерпимо яркая электрическая дуга. Это одна из тварей добралась до сала и закоротила собой цепь. По закону Ома её тельце начало стремительно нагреваться и освещать тёмное помещение. Боже, как она верещала! Это продолжалось совсем краткий миг (сгорела крыса быстро), но сигнал тревоги передала своим сородичам очень точно и своевременно. Тут же стены штрека будто начали пульсировать, как живые. Уши наполнились многократно усиленным визгом тысяч крыс. Темнота не мешала нам домысливать, что сейчас происходит снаружи вагонетки. Было жутко и противно. Наш экскурсовод пожалел нас и включил освещение. Тут же всё прекратилось. В воздухе замерла неестественная тишина. Шахтёр пытался шутить и развеселить нас, но ребята возвращались нахмуренные и молчаливые. Не то, чтобы нам стало вдруг жалко погибшую крысу, но что-то в этом спектакле было против всех правил гуманизма. Больше с экскурсоводом никто не разговаривал. Даже не попрощались с ним при выходе из шахты. А картина этого крысиного ада иногда является ко мне в кошмарных снах. И я скорее стараюсь проснуться, понимая, что зло не может быть не наказано. Пусть и не в этой жизни.
8.БОРЬКА ПРОТИВ ТУРКМЕН-БАШИ
Коля Козориз (учился, но не доучился в КРАУССе,
работал в Криворожскоц милиции, сейчас механик в автобазе аэропорта Печоры;
Саша Тишков (мы с ним одно время работали вместе на мясокомбинате, сейчас
он зам.директора фирмы "Счётмаш", которая обслуживает кассовые аппараты и весы;
Боря Коба (родители у него из Киевской области, закончил КИИГА в 1985 году после
армии, потом летал в АшГабаТе бортинженером ТУ-154, сейчас работает в Пулково);
на заднем плане Борькин сын.
Все, кто общался со мной в студенческую пору, наверняка, вспомнят поджарого спортивного парня, который не раз заруливал в нашу общагу, начиная с первого курса. Это был Борька Коба. После школы он учился в Ухтинском железнодорожном техникуме, откуда его призвали в армию. Служил Борька в Ключах на Камчатке в войсках ПВО. За полгода до демобилизации он начал сомневаться, стоит ли оканчивать техникум, который мог дать ему специальность помощника машиниста. Парня тянуло в небо. Дорога из шпал, благоухающих креозотом, была не для него. Как-то, будучи на каникулах в Печоре, я зашёл к Борькиным родителям. От них я узнал, что мой одноклассник решил изменить генеральное направление своего обучения. Я тут же написал Борьке и предложил приехать в Киев на подготовительное отделение (ПО), так широко известное в кругах бывших армейцев. Через несколько месяцев Борька уже учился в Киеве. Именно тогда он и появился впервые в нашей общаге. Случилось это на Новый год. Такая милая привычка, бить посуду в коридоре после прихода Дедов Морозов из разных часовых поясов, сначала слегка шокировала его. Но потом он притерпелся. После окончания ПО Борька отправился на механический факультет с тем, чтобы попасть после 5-го семестра в заветную группу бортинженеров. Учился он хорошо, а здоровья Борьке – не занимать. Он с восьмого класса усиленно тренировался в волейбольной секции. Ещё в школе получил первый разряд, выступая за юношескую сборную города, но продолжал совершенствовать мастерство. Так что шансов оказаться в элите факультета было достаточно много. Всё получилось именно так, как он и рассчитывал – в 1984 году Киев покинул новоиспечённый бортинженер ТУ-154. По распределению Борька оказался в Ашхабаде. Тогда ещё Ашхабаде, а не каком-то таинственном Ашгабате. Здесь он продолжал свою волейбольную практику и вскоре стал кмс-ом. Выступал на спартакиадах МГА за сборную Туркменского УГА. Один раз даже пробился в финал вместе с командой, где достойно уступил чемпионство Пулковскому ОАО. Жил Борька в отдельной комнате в малосемейке, чем-то очаровав комендантшу. А немного погодя уже занимал и второе помещение с кухней. Практически - двухкомнатная квартира. Только вот всё жениться некогда было. То полёты, то соревнования, то борьба первыми руководителями из местных, национальных кадров. Тогда же, сами помните, как было. Все ПЕРВЫЕ лица на предприятиях и в подразделениях союзных и автономных республик по негласному закону строительства коммунизма были коренными жителями. Как правило, на крайнем юге эти деятели имели купленный диплом и занимались руководством ВООБЩЕ. При социалистическом понимании мировых процессов именно такие руководители ВООБЩЕ ВСЕМ особенно ценились партийной номенклатурой. Не важно, что ты не имеешь никакого понятия, как устроен планер воздушного судна, что такое средства радионавигации и связи и, как ЭТА ТЯЖЕЛЕННАЯ ШТУКА в воздух поднимается, главное – ты всем можешь раздавать указания, вызывать «на ковёр», строить и внушать к себе уважение. А на случай возникновения серьёзных технических проблем у тебя имеются русские замы, которые потом и подчистят, если ты где-то обосрамишься. Вот с такими руководителями приходилось воевать не за жизнь, а за право летать на пассажирских лайнерах. Существует же такой простой закон, что чем меньше человек смыслит в деле, тем яростнее и непримиримее он пытается навязать свою абсурдную точку зрения специалистам. Тут не к месту привязалась одна ассоциация. Почему-то, когда я вспоминаю Туркменистан, мне всегда приходит на ум живописная житейская зарисовка, рассказанная мне Юркой Мельниченко. Если помните, он сам уроженец туркменского города Байрам-Али. История такая:
Поезд «Мары – Ашхабад» движется неспешно в такт незримым восточным часам через пустыню. За окном мелькают верблюды, барханы, оазисы, колодцы в стиле классических Уч-Кудуков, саксаулы, змеи и прочие прелести Каракумов. На каком-то полустанке в вагон залезает тощий туркмен в халате, тюбетейке и с лицом, размером и фактурой напоминающим печёное яблоко. По вагону разносится стойкое амбре давно немытого верблюжьего тела, навоза и прокисших арбузов. Нового пассажира спрашивают:
- Куда едешь?
Он отвечает:
- Ашшъгабаттъ!
- Зачем едешь?
- Канэшна!
Вот такая простая история из Садового Тупика (это адрес, где Юрка жил в Байрам-Али).
Долго ли, коротко ли служил в Туркмении Борька, только насобачился уживаться с национальными кадрами, принимая их, как обычно принимают стихийное бедствие: если не можешь, предотвратить его, то хотя бы прикинься ветошью и не отсвечивай. Времени стало побольше. Оглянулся Борька вокруг себя и понял, что мир прекрасен. Оглянулся ещё раз и приметил симпатичную девушку с украинскими корнями в родословной. Понял наш бортинженер, что вот, оказывается, для чего судьба одарила его той милой квартирой в малосемейке. Только молодая семья заняла бортинженерские апартаменты, тут и Великий Туркмен-баши был единогласно избран Справедливейшим Богом Всея Туркмении. Сначала Борька не придал значения такому судьбоносному факту. Тем более что стали их с экипажем выпускать в заграничные дАли, сдавая борты в аренду различным компаниям из Объединённых Арабских Эмиратов. А поскольку к тому моменту уже много русских лётчиков покинуло благословенный край непуганых ишаков, то теперь и дома побыть оставалось мало времени. Работали в Эмиратах практически без подмен по нескольку месяцев. «Длинные тушки» переделали под перевозку грузов и «смыковали» между Абу-Даби, Дубаем и Европейскими аэропортами. В основном, в Голландии и Бельгии. Что перевозили, одним шейхам известно. Но платили хорошо. В Туркменском понимании этого слова, разумеется. Борька получал 700-800 долларов в Эмиратах и ещё по среднему в Ашгабате (уже Ашгабате). Персидский залив не раз становился свидетелем того, как замечательный русскоговорящий бортинженер окунал свои натруженные в полёте ноги в тёплые прозрачные воды, полные удивительных кораллов и диковинных рыб из сказок Шахерезады. Шло время, а Сапармуратке всё не терпелось, что-нибудь подарить своему ленивому народу. Газовые месторождения к своим заслугам он отнести никак не мог, поскольку этим ещё до него Господь Бог распорядился и советский Газпром, вооружённый передовыми геологическими технологиями. Поэтому решено было взять ишака за рога, не дожидаясь, пока лукавый Насреттдин научит его разговаривать. Закупила Туркмения несколько Боингов, чтобы все пассажирские перевозки на них осуществлять. Закупить-то закупила, а экипажы переучивать нужно. Ниязов подумал, топнул ножкой, обутой в сафьяновый сапожок, и изрёк: « Не бывать тому, чтобы русские да хохлы НАШИМИ туркменскими Боингами управляли! Научим своих!» Окруженцы Великого быстро уяснили ситуацию и направили во Флориду больше ста лиц туркменской национальности для освоения новой техники. Тут и на экипажи учили, и на технарей. Полгода туркмены парились, усваивая премудрости технического английского. А потом началось такое, что поразило всех инструкторов. Премудрости управления летательными аппаратами никак не хотели проникать в головы Ниязовых сынов. Пришлось тому раскошеливаться ещё на один срок обучения. Но и это мало помогло. После окончания стажировки всего трём экипажам удалось самостоятельно взлететь, а уж про заход на посадку в ПРОСТЫХ метеоусловиях я и говорить не стану, чтобы не обижать Отца Всех Туркмен. Про качество подготовки технического персонала тоже не стану распространяться. Коль скоро, туркменские юноши с детства были приучены только верблюдов за хвосты крутить, то им и невдомёк было, почему большой дюралевый ящик требует столько керосину после каждого полёта и не умеет накапливать этот дефицитный продукт впрок. Однако, дипломы новые туркменские соколы получили. Вероятно, во Флориде тоже не всё было ладно с коррупцией. Или её отсутствием? И где теперь те дипломированные спецы? Кто на Московских рынках торгует замечательным туркменским виноградом «дамские пальчики», кто устроился на руководящую работу, повесив на стену кабинета американский красивый сертификат в золочёной рамочке, кто продолжил своё обучение уже на ниве газовой промышленности, чтобы ненавистных русскоговорящих специалистов с компрессорных станций выгнать. А что же русские лётчики? Им бы в самый раз было на Боинги переучиться. Нет, на такой шаг Ниязов никак не мог пойти. Тут дело престижем пахнет! На новенькие самолёты, собранные в Сиэтле, пригласили экипажи из стран арабского мира. Подумаешь, им платить нужно много. Так ведь газу в стране столько, что не только Туркмен-баши со всеми многочисленными родственниками до пятого колена, но и все наёмники обеспечены будут надолго. И потом, скажите на милость, кто сможет визуально араба от туркмена отличить, если в паспорт не заглядывать? То-то и оно. Значит – с престижем страны всё в порядке, а Туркмен-баши впереди на белом ишаке со знаменем процветания в идеально наманикюренных пальцах!
Так вот, пока в Ашгабате происходят все эти чудесные метаморфозы, наш герой с экипажем продолжает обслуживать эмиратских шейхов, замученных непосильным бременем нефтедолларов. Всё, вроде, пока без изменений. Но вдруг весь экипаж срочным образом вызывают в столицу невероятно независимой Туркмении. А там экипаж получает такую вводную. В дальнейшем экипажи ТУ-шек останутся и дальше работать в Эмиратах, но зато теперь получать будут только суточные из расчёта 5 долларов в день, а всё, что шейхи раньше платили, теперь в казну пойдёт для процветания родного края. И нечего тут права качать! И так вон, семьи, поджидающие мужей у окошка с видом на ВПП, по среднему получают. Не жирно ли будет? Понятное дело, жалко стало Сапармуратке газовой «зеленью» с арабскими пилотами делиться, так хоть от наших экипажей нужно чуть-чуть отщипнуть, чтобы Нияз-апа не сильно переживала. Ко всему прочему тут ещё Борька чуть, было, врагом туркменского народа не стал. Родственники его жены проживали в Донецкой области. Наверное, и сейчас проживают. Так вот, в тот Борькин кратковременный приезд к жене и сыну случилось, казалось бы, ординарнейшее событие. Позвонили эти самые родственники с Украины и в процессе разговора заметили, что имеют желание посетить гостеприимную столицу Туркмении в период очередного отпуска, и не нужно ли чего вкусненького привезти с собой? Дескать, кабанчика недавно закололи. Борька с воодушевлением поприветствовал эту инициативу. Давненько он свежего сала не едал. Поговорили по телефону под вечер, да и забыли о нюансах того разговора за хлопотами. Прошло, где-то, с час. В квартире звонок раздался. Открытая дверь позволила лицезреть двоих совершенно жутких молодых людей в кожаных чёрных плащах и таких же шляпах, с которых пот струился градом, орошая душный июльский подъезд ароматами спецслужб. Туркменские Джеймсы Бонды, не иначе. Так и оказалось. Взяли эти Бонды Борьку под руки и препроводили в одно известное здание, где в пору социализма нашёл себе приют комитет глубокого бурения. Теперь здесь тоже спецслужба обитала, но только национального направления, которая из всех своих сил охраняла Ниязова от происков мировых разведок. А, особенно, от Российской ФСБ. ФСБ этой так и не терпелось ухватить славного Папашку Всех Туркмен за раскормленную мясистую ляжку. Будто у себя в России укусить некого было. Посадили Борьку в креслице с ремешками для рук и ног, но привязывать, правда, не стали. Не сильно, значит, опасение вызывал бортинженер у властей. Особист в цветастой форме с национальным орнаментом на погонах и лампасах начал издалека. Он расспрашивал Борьку, как ему работалось в бассейне Аравийского моря, и как там к Великому Туркмен-баши относятся дружественные шейхи да эмиры. Слушал он не очень внимательно – знал всё и так. Понял Борька, что не за этим его привезли в КОНТОРУ. И вот особист весь напрягся, включил металлический привкус к своему акценту и спросил: «У вас что, денег не хватает? Плохо вам государство платит за вашу работу?» Борька благоразумно отверг эти инсинуации. Дескать, замечательно у нас тут всё, дядечка. Изо всех сил к процветанию устремились семимильными шагами. Служитель безопасности оборвал его на полуслове и перешёл на «ты» для усиления эффекта устрашения: «А зачем тогда родственников просил мясо свиньи привезти? И дошёл даже до крайней степени извращённости – сала захотел! Пользуешься, что граница у нас ещё не совсем правильно обустроена, хочешь богопротивный продукт в Туркмению ввезти?!» Борька опешил. Оказывается, его разговор с Украиной прослушивался без всяких санкций. Ничего он предосудительного не сделал, в принципе, захотев свежего сальца, а, гляди, как, это спецслужбы задело. Наверное, им показалось, что вслед за свининой в страну проникнут вредные идеи, помешающие Богоподобному Вождю назвать улицу Гагарина новым именем «76-летия Нияз-апа» в ряду других именных транспортных артерий Ашгабата. Особист прищурил карий глаз и немного дал слабину: «Ладно, мы понимаем, что ошибок в твоём возрасте избежать трудно. Особенно, если ты не совсем… э-э, скажем, уроженец здешнего благодатного края. Поэтому мы сами взяли на себя труд сообщить твоим родственникам, чтобы они и не думали везти с собой «грязный» продукт от мерзкого животного. Нельзя поддаваться на провокации, когда Туркмен-баши снижает цены на хлеб. Можешь идти, но крепко запомни нашу встречу». В словах особиста о снижении цен на хлеб была истинная правда. Хлеб в Туркмении самый дешёвый в мире. Но чтобы купить его нужно встать в 5 часов утра, подъехать к специальному магазину, отметиться в очереди, которую занял накануне вечером и терпеливо ждать несколько часов, может, на этот раз тебе повезёт. А обычно, если не забивать себе голову такой социалистической забавой, как вырисовывание трёхзначного номера химическим карандашом на потной руке, хлеб обходился в 15-20 раз дороже. Борька подумал об этом, но вслух ничего не сказал. И правильно сделал. Иначе бы ему точно не отвертеться от ответственности и народного гнева. Кстати, родственники из Донецкой области так тогда и не решились приехать после строгого международного звонка из Туркмении.
Следующая командировка в Эмираты начиналась уныло. Лётчики и технари, узнав всю подоплёку истории с Боингами и получив финансовый отлуп от своего доблестного руководства, сводили все разговоры к одной только теме – куда уехать от навязчивого Всенародного Туркменского Бога. Вот и Абу-Даби показался в иллюминаторе во всей своей вечерней красе с восточным колоритом. Зашли на посадку и, бросив верного ТУ-шку на стоянке, поехали в город. Стали расселяться в гостиницу. Борька попал в номер с техником, с которым всегда жил в командировке. Этот молодой парнишка (назовём его Саид) был счастливым исключением из того ряда туркмен, отправляемых во Флориду, который я описал выше. Возможно, поэтому про него никто и не вспомнил из начальства, когда обучение наметилось в Штатах. А, может быть, потому что ничьим родственником парень не числился. В Туркмении просто рекомендуется иметь родственников с «волосатой изнеженной лапой», которая периодически имеет возможность измерить глубину закромов. И решили авиационные начальники, пусть, дескать, Саид с русскими экипажами свою ТУ-шку и дальше эксплуатирует раз такой умный и безродный.
Только ребята вещи стали раскладывать в шкаф, как обнаружилось, что у этого полированного монстра предыдущие жильцы сломали дверцу. Она висела на одной петле и готова была отвалиться под собственной тяжестью, вывернув оставшуюся петлю «с мясом». Борька позвонил администратору. Пару-тройку ругательств по-арабски он уже выучил. Дежурный администратор немедленно возник в охлаждённом кондиционированном воздухе номера в дымке восточных благовоний. Увидев удручающую картину разваливающегося платяного шкафа, готового расстаться со своей дверью, он заохал, запричитал, что вопрос по ремонту мебели находится в компетенции соответствующего менеджера, который, к большому сожалению, приедет только завтра, поскольку повёз свою единственную сестру в Египет показывать долину фараонов. Администратор готов был в качестве покрытия неустойки не брать с постояльцев плату за проживание в течение целых суток. Он без конца кланялся и просил прощения. В знак того, что он прощён, ему налили 50 грамм контрабандно провезённой водки (в Эмиратах кое-где царил «сухой закон») и отпустили с миром. А молодой техник достал свой личный маркированный (по аэрофлотовской ещё традиции) инструмент и быстренько привёл мебель в порядок. Через час в номер вновь пришёл администратор. Оказывается, он нашёл в городе какого-то мебельщика и, заплатив ему личные деньги, призвал на урегулирование конфликтной ситуации, которую он так и не смог посчитать разрешённой. Каково же было изумление администратора, когда он увидел совершенно ЦЕЛЫЙ платяной шкаф. Два араба рассматривали дверцу очень внимательно, чирикали наперебой гортанными звуками в стиле павлиньего пения, поглаживали её ладонями, дивясь волшебному исцелению гостиничного инвентаря. Только что языком полировку не облизывали. В их мусульманских мозгах никак не укладывалось, что белые инженеры сами стали прикладывать усилия к ремонту. Хотя, нет, вру. Один-то шурави точно был белым, а второй, тот, что чернявый, чем-то араба напоминал. С грехом пополам (Саид немного говорил по-арабски) выяснилось, КТО автор такого замечательно проведённого ремонта. Мебельщик из города немедленно был отправлен восвояси, затребовав за свой труд появиться в гостинице небольшую сумму в местных динарах, которую тут же с удовольствием поменял на полстакана водки, а Саида администратор увёл с собой. Появился техник только под утро. Он побывал в гостях у хозяина гостиницы, где подписал бессрочный контракт на право называться генеральным менеджером трёхзвёздочного отеля с очень приличным окладом жалованья и почти невероятным (для бывшего советского гражданина) набором социальных льгот. После подписания бумаг Саид по старинной туркменской традиции проставился бутылкой «Столичной», которую рассудительно захватил из гостиничного номера. Хозяин, как правоверный мусульманин, дождался темноты, чтобы не гневить аллаха (ночью плоховато видно грешников даже Всевышнему), и не преминул выпить «на брудершафт» со своим новым работником. Обыкновенного умения, которым славится почти каждый мужчина с «совковым» прошлым, оказалось достаточным, чтобы прослыть чуть ли не виртуозом-мебельщиком. Саид был не женат, родственников в Туркмении у него почти не осталось. Поэтому он с лёгкостью принял предложение попробовать себя на новом поприще. Техническая бригада ТУ-154 лишилась одного из лучших специалистов, а в спецслужбах Ниязова прошла очередная чистка в связи с утечкой национальных кадров из страны.
Борька тоже не стал долго ждать оказии, чтобы покинуть газовый оазис с всенародно избранным Богом во главе. Он по своим каналам через друзей, с которыми играл когда-то в волейбол, устроился в Питерском аэропорту Пулково. Он живёт в России уже больше двух лет, снимая квартиру в Колпино, и очень долго добирается к очередному вылету. Но он не унывает. Теперь ему никто не запретит есть свинину и наслаждаться розовым салом с тёмно-бардовыми мясными прожилками. А что употребляет в пищу Сапармурат Ниязов? О том знают только секретные службы независимой Туркмении. Не нашего это ума дело.
