ВСПЛЫТИЕ МУМУ

(лечебно-профилактическая сага в двух частях без антракта)

АВТОРСКИЙ ГОЛОС В ДИНАМИКЕ

Не всякая осень Болдинская, не всякий графоман Лев Толстой. Начиная с такой самобичующей сентенции своё повествование, коварный автор наверняка пытается влезть в доверие читателей, расположить их к себе с целью получить не заслуженный высокий рейтинг в сердцах наивных библиоманов. Так можно подумать, едва приступив к чтению. Можно. Но уверяю вас, это неправда. Никакой иной цели, как вывалить на бумагу (экран монитора) содержимое своей порядком засорённой памяти, я не имел в виду. А то, что осень, не Болдинская, а Печорская – истинный крест, да и имя моё не графское, а, скорее, землепашеское. По крайней мере, у древних греков. В общем, угораздило вас нарваться на автора «от сохи». Никому бы не посоветовал. Вот в чем, правда. Что же до стиля письма Великого Тульского Льва, то мне, честно говоря, совсем не близок его тяжеловесный монументальный слог. Я всё больше на разговорную шелуху западаю. Так что первая моя фраза ещё раз получила подтверждение, что, собственно, и требовалось доказать. Только кому доказывать? Пожалуй, себе.

Начало саге положено, а название совсем непонятно. Кто такая, эта Мума и отчего ей в пруду (а, может, озере? эх, память-память)  не лежится, на дне? Кстати, про «на дне», уже какой-то классик упоминал в своей драме. Но имел ли он в виду Муму? Наверняка нет. Отчего же всё-таки Мумуне  приспичило всплывать, презрев тяжёлый камушек, привязанный дрожащей рукой господина Тургенева, прежде чем тот скрылся в Баден-Бадене? Хорошо, объяснюсь. В который раз, ссылаясь на чудесные метаморфозы памяти, я хочу напомнить, что у всех людей повсеместно, и у меня в частности, она устроена таким дурашливым образом, что все события в ней перемешаны столь затейливо, что никогда заранее не угадаешь, что придёт на ум рассказчику. Совсем как утопшие предметы на дне водоёма, неожиданно всплывающие поперёк генерального курса жизни. Вот тут-то и возникает ассоциация с печально известным пёсиком. До чего ж ты догадлив, мой талантливый читатель – именно эту модификацию Муму я и имел в виду. Казалось, за прошествием времени, всё должно кануть в Лету – ан, нет. Глядишь, то и дело, разнообразные детали так и норовят засорить водные просторы современной действительности. Причём нет никакого различия в том, когда утоп предмет, только вчера или N-надцать лет назад.

 

ЧАСТЬ 1

ОПЯТЬ НА ИГЛЕ ИЛИ ПРОГУЛКА В БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

АВТОРСКИЙ ТЕКСТ ПЕРЕД ЗАНАВЕСОМ

Летом 2003 года затеялся я посетить славную столицу своей юности, город каштанов и светлого пива, город древнеславянской славы и диплома о высшем таки техническом образовании, Киев. Билеты, как водится, купил заранее и заехал предварительно в Кострому к родителям. Здесь, на родине царственных Романовых, меня и «прострелило». Причём настолько здорово, что правая нога напрочь отказывалась сгибаться и совершать ходибельные движения. Кто бы тут не пригорюнился, когда мечта-идея накрывается медным тазом? Пришлось идти к местным эскулапам и слёзно просить отремонтировать лапку. Серьёзный специалист осмотрел меня и утешил только частично. Выписав по десять уколов «ортофена» и какого-то витаминного препарата (что-то вроде – цианида), он сказал: «Некоторое облегчение вы, сударь, сумеете почувствовать уже после пятой пары уколов. Но полное восстановление функций сгибания (а также – разгибания) ноги можно будет ощутить лишь спустя месяц после окончания курса. И вообще, я рекомендую вам, уважаемый больной, посетить какой-нибудь санаторий со своим остеохондрозом буквально в этом сезоне, чтобы не пришлось в срочном порядке наращивать количественную мощь своих нижних конечностей до волшебного числа «три» за счёт декоративной трости с набалдашником из слоновой кости». Выслушал я доктора и поплёлся домой. До отъезда в Киев мои мягкие ткани успевали принять только шесть пар уколов. А как же быть с окончанием сеанса? И тут, о, счастье, я вспомнил, что Вохина жена замечательный врач. Правда, с явным гинекологическим уклоном. Но, наверное, это не сможет ей помешать, поскольку нижняя сторона спины и у женщин и у мужчин устроена практически одинаково. Или я совсем позабыл анатомию? Заглянул в медицинскую энциклопедию. Нет никакого сомнения – я оказался прав. Даже от сердца отлегло. Можно спокойно отправляться в Украину. Именно – В УКРАИНУ, а не НА УКРАИНУ. Мода диктует свои правила правильнописания, хочешь ты этого или нет.

Те из вас, кто прочитал мою старинную историю болезни под литером «Морда», поймут всю глубину (на длину иглы!) названия первой части саги. Правда, на сей раз, всё было вполне куртуазно, а не как в далёком уже 1981-ом. Дырочек предполагалось значительно меньше, но фактор уколотого в попу молодого орла немного портил предвкушение предстоящего праздника встречи. Имея за плечами, и в прямом и в переносном смысле, 12 лёгких колотых ранений, отправляюсь в путь.

 

1.ПОДНЯТИЕ ЗАНАВЕСА ИЛИ ЧУДЕСА МОБИЛЬНОЙ СВЯЗИ

С трудом подволакивая правую, побитую остеохондрозом ногу, я сел в автобус в сторону Ярославля и благополучно туда прибыл спустя каких-нибудь полтора часа. Поезд до Москвы не заставил себя долго ждать, и вот я уже сижу на нижней полке плацкартного вагона, извлекая из дорожной сумки книгу и газеты, предназначенные для моего развлечения в пути. Но, вероятно, я поспешил, поскольку развлекуха началась несколько раньше. Напротив меня уселись две старушки с большим количеством багажа. По их просьбе я освободил пространство под нижней полкой и закинул чью-то мешавшую сумку наверх, благо ехать не долго – никому она там не помешает спать. Только я исполнил этот благородный поступок, как был весьма удивлён и сконфужен. В купе ворвался молодой парень и начал размахивать руками, указывая на то, что я поступил недостойно звания гуманиста, распорядившись его багажом так вольно. При этом парень не говорил не слова, а только горько мычал, будто жалуясь своей глухонемой судьбе. Действительно, попутчик был глухонемым. Об этом ярко свидетельствовало интенсивное общение жестами с провожающими его двумя женщинами. Вы когда-нибудь слышали, как кричат глухонемые? Это жутко и неприятно. Звук пикирующего на тебя штурмовика, пожалуй, с трудом может сравниться с этим гортанным вибрирующим свистом в широком диапазоне частот. Одна из провожающих немного говорила и слышала. Только через неё мне с трудом удалось успокоить парня и убедить его в том, что ничего страшного с его сумкой не случиться на второй полке. Мы всем миром за ней последим, если он боится, что его груз утащат, воспользовавшись отсутствием двух из человеческих чувств глухонемого. Поезд тронулся, и парень мирно уселся рядом с двумя старушками. Теперь он буквально излучал спокойствие. Главное – это найти общий язык, уверяю вас. Дальше, почти до самой столицы, ничего интересного не происходило. Всё это время я читал и периодически задрёмывал от этого. А что поделать – поезд для того и создан, чтобы в нём отсыпались. Вот уже и Московские окраины показались за окном. И тут зазвонил мобильник. Звонил он где-то рядом со мной. Но никто из пассажиров не реагировал. Через минуту нудячий телефон стал раздражать окружающих. Старушки с любопытством выглядывали в проход вагона, пытаясь определить нерадивого абонента. Но источник звука был явно не там, а в нашем купе. Глухонемой парень мирно дремал. Не знаю, что заставило меня обратить на него внимание, но это сразу прояснило ситуацию. Мобильник был у глухонемого! Вот так «здрасьте»! Владельцу телефона всё по барабану, он же не слышит звонка. Я разбудил парня и жестом показал, что у того звонит телефон, с любопытством ожидая, что он станет делать. Ничего удивительного не произошло. Глухонемой достал аппарат из чехла и протянул его мне, поговори, дескать. Я взял трубку. В ней чей-то деловой голос спросил: «Это вы сопровождаете глухонемого?» Я ответил отрицательно и попытался обрисовать ситуацию, но собеседник перебил меня на полуслове: «Впрочем, это не важно. Передайте Васе, что его будет ждать серая «Волга» с таким-то номером рядом со стоянкой такси». Абонент отбился. Я начал натужно соображать, как же передать услышанное парню. Вдруг он и читать-то не умеет. Но воспоминание о том, как глухонемой внимательно рассматривал картинки в журналах фривольного содержания, которые разносил глухонемой же торговец «жёлтой прессой» возле Сергиева Посада, немного меня успокоило. Я написал всё услышанное на газете и протянул парню. Тот благодарно кивнул. Фу, отлегло от сердца. Значит, грамотный оказался попутчик. Когда я рассказал эту историю встречающим меня в Киеве Алле, Вохе и Артёмову, Серёга, как специалист по мобильным телесистемам, заявил, что не мешало бы глухонемому приобрести «трубу» с вибратором, чтобы тот мог обезопасить себя в случае «одиночного плавания». Вибратор вибратором, я уже не говорю, что этот атрибут весьма интимного свойства, а вот если бы клиент ещё и не умел читать?

 

2.НА ГРАНИЦЕ ДИМЫЧ КУРИТ ХМУРО

Переезд с Ярославского на Киевский вокзал для нормального здорового индивида не представляет большого труда. Это для здорового. Но не для тогдашнего меня, который целый день не подставлял свою мягкую мышечную массу навстречу благословенному шприцу с «ортофеном». Особенно утомил меня бесконечный переход по галерее на кольцевую линию метро с довольно увесистой сумкой. Но большевики брали и не такие крепости, как верно заметил один из основоположников. Так или иначе, добрался я до Киевского вокзала и терпеливо ожидал своего поезда, периодически приникая к буфетной стойке от скуки и предвкушения скорой встречи. То и дело я совершал прогулки в сторону перрона, где непременно сталкивался с бдительным сержантом милиции, которому без устали демонстрировал свой билет в столицу Украины. В конце концов, я настолько примелькался, что блюститель порядка заговорил со мной: «В Киев едете? К родственникам?» Я ответил, что к институтским друзьям и в силу своей безграничной любознательности осведомился, не шалят ли на границе украинские таможенники с российскими паспортами. Спросил я это про это не зря. Поскольку в начале лета бывали случаи, когда в поездах не хватало иммиграционных карт, и тогда украинские пограничники шлёпали штампик прямо в общегражданском российском паспорте, чем приводили его в негодность. Правда, инцидент быстро исчерпался, поскольку нужных бланков напечатали достаточное количество. Но за спрос ведь не бьют, верно? «Граница, понимаешь, такое, брат, дело… Как же им не шалить, когда раздолье», - ответил мне сержант философски. Информация была исчерпывающей. Я успокоился и в назначенное время залез в купе фирменного поезда. В вагоне, кроме меня, ехало ещё человек пять. Что-то не густо. Но с другой стороны спокойней. Рядом со мной место уже обживала симпатичная пожилая еврейка с задушевными украинскими глазами и седой роскошной причёской. Провожали её молодая женщина с мальчиком лет десяти. Дочка и внук. Это всякому понятно. Услужливый проводник со взглядом радушного стукача принёс мне бланк иммиграционной карты, выдал постельные принадлежности, набор салфеток и мыло польского производства. Уж, не в Варшаву ли я еду? Однако мимолётные сомнения быстро рассеялись, когда проводник предложил принести водки «Немироff» из ресторана. Я отказался. Первое пересечение границы с Украиной в нетрезвом виде вовсе не входило в мои планы. Поезд тронулся и начал своё торжествующее шествие из одной страны победившего капитализма в другую.  Заполнение граф иммиграционной карты не заняло много времени, хотя один пункт в ней немного заставил напрячь память. По какому адресу я планирую остановиться в Киеве? Вохиного я не помнил, писать адрес Сафонова  постеснялся, чтобы, чем его не обидеть. На помощь пришла соседка, и я без тени сожаления внёс её местожительство (где-то в центре Киева) в подмётную пограничную грамоту. Теперь вездесущие агенты ФСБ меня  не обнаружат, если я вдруг надумаю просить политическое убежище. Прежде чем улечься спать, мы поворковали с попутчицей, получив массу удовольствия от этого. Для меня эта беседа послужила ликбезом о современной украинской жизни. Я узнал котировки на Киевских биржах, текущие курсы валют, цены на тыквенные семечки на Владимирском рынке. А что почерпнула мудрая еврейка из разговора со мной, я допытываться не стал. Не такой я, понимаешь, бесцеремонный. Только когда уже моё большое добродушное тело залезло под одеяло, соседка заметила, что у меня хорошая аура. Никогда раньше в поездах ей встречать такую не доводилось, и от этого дышится ей очень привольно и легко. «Ну, что ж, раз вам так способствует моя аура, то не буду убирать её в сумку, а оставлю на всю ночь в купе на столике. Пользуйтесь на здоровье», - подумал я, выпил баночку пива и заснул. Соседка в это время шелестела страницами книги о приключениях бабы-яги трансвестита, Гарри Поттера, которую ей оставил внук.

Проснулся я рано с некоторым беспокойством. Как-никак, впервые через границу еду туда, куда раньше ездил с кумачовым червонцем в кармане и без паспорта. Встал, пошёл в тамбур покурить. В это время поезд остановился. Защёлкали замки открываемых дверей. Вслед за этим ко мне потянулись люди. Да не простые, а в форме. Ба! Да это же граница России. Старший из пограничников с нескрываемым недружелюбием уставился на меня и спросил: «Чего это вы тут курите?» «Сигарету», - коротко по-военному доложил я. Пограничник возмутился с таким видом, будто я нагадил ему в кобуру: «Да, как вы можете курить на государственной границе Российской Федерации?» «С удовольствием», - не стал я скрывать. «Быстро идите в своё купе, а не то ссадим!» - зашёлся человек в форме. По опыту давно известно, что раздражать без веских причин военных, милицию, беременную волчицу и пограничников нельзя, поэтому я быстренько юркнул в свою тёплую норку. А то, не дай Бог, привлекут за неуважение к государственной границе и заставят её драить 15 суток зубной щёткой. Пограничный контроль Украины затаился в Конотопе. Но его уже я не боялся, поскольку иммиграционная карта заполнена по всем правилам, и обратный билет имеется. Кроме того, я тихохонько сижу в купе и не пытаюсь осквернить дымом нежные носоглотки казённых людей. Пока шла проверка паспортов, за окном на перроне варёные раки своим ароматом создавали непередаваемую атмосферу летнего утра. Кроме того, там носилась огромная масса людей, увешанная мягкими игрушками всех размеров и расцветок. Их (игрушки) совали в раскрытые окна и двери, предлагая купить детям, внукам или для иных удовольствий. Были в ассортименте и игрушки со звуковыми синтезаторами. Всё это мягкое плюшевое стадо мычало, рычало и признавалось в любви потенциальному покупателю. В моей сумке встревожился крошка крот (герой чешского мультика). Он сам был из бесчисленной армии мягких детских любимцев. Только подданство и происхождение у него было российским. Родом крот был из города Данилова Ярославской области. Приобретён он был с целью порадовать Аню, Вохину дочку при знакомстве. Обеспокоенный бестолковой разноголосицей музыкальных игрушек на перроне, крот тоже подал свой характерный смешок из сумки. Я немедленно пресёк это безобразие. Ещё бы – в поезде полно пограничников, а этот симпатяга в соломенной шляпе канотье и с ведёрком ягод в мягкой лапе так и норовит высунуться из своего укрытия. Ладно бы, ещё  билет у него был, а то даже без паспорта границу пересекает. Брал бы лучше пример с литрухи «Печорской» водки, которая молчит и не булькает. То есть внимание пограничников не привлекает. А чего, собственно, ей булькать, если вскоре предстоит бутылке квадратного сечения внезапно опустеть в минуты воспоминаний институтских, коими будем мы с Вохой засорять Бориспольскую атмосферу вопреки тому сермяжному факту, что назавтра вставать моему гостеприимному хозяину к убегающему в светлую рабочую даль микроавтобусу? Итак, судьба литрухи уже предрешена. Опустеет она, и после наполняться будет только растительным маслом в дни посещения рынка, если новые хозяева не пожелают спустить её в мусоропровод. Последнее, кстати, наиболее вероятно. Всё знает бутылка о наших с Вохой коварных замыслах. Хотя про Воху «Печорской» доводилось только слышать от меня, а видеть его она не видела. Но это отнюдь не мешает сейчас литрушке заветной сделать вывод о Вохином, так называемом, радушии. К нему в гости нельзя приезжать в стеклянной таре оригинальной конструкции с нарядными этикетками. Я даже подозреваю, что и в стандартной пол-литровой таре у Вохи в гостях особо не задержишься – совсем пропадёшь. Тем не менее, к этому матёрому человечищу я ехал совершенно безбоязненно и с огромным удовольствием. Уж, с ним-то мы найдём общий язык. И моим предположениям суждено было сбыться весьма и весьма скоро.

 

3.ГАЛОПОМ ПО ЕВРОПАМ ИЛИ ЧЕМ ОТЛИЧАЕТСЯ ВЕЧЕРНИЙ КИЕВ ОТ ВЕЧЕРНЕГО БОРИСПОЛЯ

Итак, я вернулся! Держите меня семеро! Семерых на железнодорожном вокзале  столицы Украины не оказалось. Встречали трое: Аллочка, Воха и Сергей Артёмов (он же Гога в представлении некоторых Сахалинских товарищей). Но и этого эскорта вполне хватило для того, чтобы удержать меня от не совсем уместных для нормального человека действий. Вероятно, тут ещё сыграло роль ограниченное вращение моей правой ноги всего с одной степенью свободы, совсем, как у анимационных героев. Нужно ли говорить, какой восторг и неистовство бушевали в моей душе. Я вернулся, я сделал это!

Ввиду кратковременности моего визита гостеприимные хозяева настолько туго сжали пружину событий, что при распрямлении она создавала эффект четырёхсуточного непрекращающегося праздника. Проезжая по городу на Серёгиной «француженке», я поначалу с трудом узнавал знакомые места, пока незаметно для себя не осознал, что я здесь не только бывал, но и ЖИЛ. Незабываемое впечатление встречи с близкими людьми, с которыми тебя связывает не только учёба, дополняли впечатление карнавала, устроенного в мою честь. Извините, если так много возомнил о своей персоне, но именно так я и представлял свой приезд.

Первый вечер прошёл в кругу Вохиной семьи. Весёлый игрушечный крот занял место среди Аниных игрушек и ничуть нам не мешал своим задушевным смешком. Вот только кошка по имени Аська вздумала приревновать меня к хозяевам и устроила охоту на большую бородатую мышь со свойственной сиамцам-полукровкам методичностью. Но это обстоятельство совсем меня не напрягало. По крайней мере, в первый день (да простит меня Воха).

 Следующее утро сулило апофеоз праздника в виде дня рождения вечно молодой Аллочки. Но началось оно ещё одним путешествием с Артёмовым по городу. В результате чего мы, наконец, достигли Сенькиной фирмы, правда, не преминув посетить по пути одно питейное заведение на Львовской площади. Друг фирмы Артёмов легко сумел отвести глаза внимательному секьюрити, и мы проникли в святая святых консалтингового мира Украины. Там нас уже поджидала Света Тарасюк с пяти ведёрной кофеваркой наизготовку. Выглядела она просто прелестно. Настолько прелестно, что у меня не хватило слов передать своё восхищение. Тем более что борода зацепилась за кофейную гущу и мешала выговаривать слова одобрения, достойные неувядающей фемины. Сергей (Сенька) оказался в командировке, поэтому решено было дождаться Хабиби и Бобика, чтобы немедленно отправиться в Бровары, где Василий Алибабаевич ещё с утра шкворчал противнями, сковородками и охлаждал напитки одним деликатным способом. Про Хабиби нужно сказать отдельно, поскольку кого-кого, а его я не рассчитывал увидеть в Киеве. Как оказалось, Игорь уже третий месяц подвизался на поприще молочной промышленности на молкомбинате в Нивках. И ничего удивительного – те же коровы, что и на забое, только со стороны вымени… и ещё живые. Хабиби подтянулся в офис очень скоро, застигнутый Серёгиным (Артёмова) сообщением о нашем с ним местонахождении. Не узнавание  «брата Коли» (отсылаю не понявших фразы к «Золотому телёнку» Ильфа и Петрова) длилось секунд 15. Ну, от силы 16,5. После этого я понял, что Игорь ничуть не изменился, а, значит, внутренний стержень сформировался у него уже тогда, 25 с лишним лет назад, когда мы познакомились. Буду очень рад узнать, если смог порадовать его тем же. Артёмов остался решать транспортную проблему доставки нашей изнеженной плоти к станции метро «Левобережная», а мы с Хабиби вышли на улицу. Болтали с ним о том, о сём минут десять, покуда не обратили внимания на джинсовую даму на другой стороне улицы. Что-то, уж, очень внимательно она нас рассматривала. Не имеет ли она на меня или Игоря каких-либо нетрадиционных видов? Про интим мы тогда не думали. Только когда вышел Артёмов и приветливо сделал тёте ручкой, мы догадались, что это Валерка Бобылева (она же Бобик). Представительница Верховной Рады тут же поведала нам своё видение ситуации. «Подошла я к назначенному месту сбора, прогуливаюсь себе напротив офиса. Вдруг из дверей выплывают два старпеня. Весёлые, но не первой, нужно заметить, свежести. Подержанные, то есть. Болтают о чём-то. А потом как впялились в меня, что даже мурашки по спине забегали. Чего им нужно, думаю, этим кренделям. Так же нельзя на приличную женщину смотреть интеллигентным людям!» - весело рассказывала Валерка.  Хорошо, что Артёмов довольно быстро появился, а то мы ещё бы бог знает чего друг про друга нафантазировали.

Броварские посиделки в виду мусорных контейнеров и дефилирующих туда и назад местных жителей прошли не просто замечательно, а очень замечательно. Нашу компанию из 15-ти человек с любопытством разглядывали все окрестные пенсионерки, собаки и автолюбители. Ещё бы! От сдвинутых на улице столиков исходил такой умопомрачительный запах (Вася расстарался на славу – здесь ему нет равных!), и веяло таким ностальгическим, и в то же время, весёлым шармом, что никто из наблюдателей не мог остаться равнодушным. Свою лепту внёс и приезд Агаси с женой на раздолбанной в хлам «копейке». Совершая противолодочный зигзаг по площадке возле кафе, Петросян весело помахивал двумя бутылками шампанского в раскрытое окно. Интересно, а кто в это время крутил руль? Праздник удался! Но он подходил к концу. Душа же требовала продолжения банкета, поэтому я поехал к Хабиби, чтобы скрасить его временное холостяцкое существование в служебной квартире.

Следующий день ознаменовался приездом Сеньки из командировки и товарищеским ужином в ресторане «Царское село». Но перед этим меня прогуляли по Крещатику. Всё было до боли знакомо, только вывески стали более красочными. Но одно изменилось точно. Это площадь Октябрьской революции (ныне Майдан Незалэжности). Архитектурные излишества свойственны, оказывается, не только Москве. Но зачем засорять исторический центр Киева близнецом торгового центра «Охотный ряд», мне, хоть убей, не понятно. В полутёмном зале ресторана «Царское село» жизнерадостные официанты в национальных костюмах сновали стремительно, но почти не заметно. Пепельницы на столах обновлялись после первой затушенной сигареты, бокалы никогда не пустели. Трио народных сказителей также в национальном убранстве печально жаловались на нелёгкую долю, создавая атмосферу средневековой украинской жизни под непосильным игом москальского царя Михалыча (конечно же, не известного генерала-охотника, и даже не Игоря Дьякова, а первого престолонаследника из династии Романовых). Полу интимные кабинеты в ресторане напоминали своим интерьером убранство скромных крестьянских жилищ. Побеленные глиняные стены, образа, пожелтевшие фотографии в простоватых рамках, украшенные рушниками простенки, свисающие с потолка  гроздья лука, чеснока и жгучего стручкового перца – всё это создавало атмосферу присутствия на вечерней трапезе в селе. Портило дело только неподъёмная винная карта. Не своим ассортиментом, а беззастенчивыми ценами, поражающими в самое сердце. Хорошо, что я карту эту видел только мельком и без любопытства. Да, уж, действительно соседство дорогущих французских вин с украинской сельской тематикой вступало в злостную дисгармонию, которая, впрочем, не оставляла неприятного осадка в душе. Не более чем лёгкое недоумение, и всего-то! Причём только до первой рюмки. Вася со Светиком в этом интерьере смотрелись весьма мило, совсем, как молодая семейная пара, которой только ещё предстояло провести медовый месяц где-нибудь на Карибах. При этом Света демонстрировала свою киношную прелестную улыбку, а Василий всё сетовал на качество местного угощенья, ставя в пример местным рестораторам блюда из своего кафе. А, уж, цены и сравнивать нечего!

В центре зала стоял замечательный трудяга-вол в натуральную величину, но из воска. Запряжён этот бычара в, совершеннейшим образом настоящую, телегу, в которой на сене полу дремлет восковый казак с оселедцем и четвертью самогона в ногах, из которой он посасывал первачок посредством соломенной трубки. Этого вола я сразу приметил. И не потому вовсе, что люблю сходство искусственного с натуральным. Нет, конечно. Меня очень привлекли отвисающие почти до земли бычачьи прелести (к нескрываемому разочарованию многих, тоже из воска). Таких в жизни, редко когда встретишь. Но привлекли они не только меня. Валерка взялась запечатлеть для истории моё сытое и пьяное тело рядом с восковым волом на фото. Она ловко взяла аппарат в руки и долго двигала меня вдоль воскового крупа, якобы исполняя мою просьбу поместить нас с быком в один кадр целиком. Наконец, Валерка сказала, что всё, сейчас «птичку» будет выпускать и при этом странно захихикала. Тогда я не придал этому вопиющему факту практически никакого значения. А зря. Получив в руки проявленную плёнку, я обнаружил в заветном кадре себя любимого на фоне задней части безголового вола и двух его экзотических прелестей, будто временно снятых с колокольни Ивана Великого  на время фотосъёмки. Что ещё можно рассказать про «Царское село»? Там дают выпить «на  коня» и взять яблочко на закуску за счёт заведения. Однако, с такими ценами, каждый из гостей мог бы запросто выпить «на коня» по ведру магазинной водки, не причинив ущерба негоции владельцев ресторана. Выход из «Царского села» опять привёл к тому, что я оказался в квартире у Хабиби. Только на этот раз нас было уже трое.

Пятницу я провёл в Борисполе, не выезжая в стольный град. День прошёл быстро в интенсивном сне и ожидании появления Вохи с работы. Затем я осуществил свою давнюю мечту, попить с Вохой пивка где-нибудь в интимной обстановке. Из бара мы выходили уже в субботу – день моего отъезда. Так всё быстро пролетело… Первым делом, с утра я отвёз сумку в камеру хранения вокзала. Ехал я один, поскольку Воха помогал тестю с тёщей выбирать обои для их новой квартиры. А чуть позднее мы с ним встретились в заведении с интернациональным названием «Патiо пiца». Компания наша состояла из пяти человек. Кроме нас с Вохой, меня приехали проводить Аллочка и чета Артёмовых. Если кто-то возразит мне, что неправильно написал предложение, то я готов поспорить, ибо я действительно провожал себя из Киева. Ну, уж, не меньше остальных! Салатный стол в кафе подвергся массированным атакам нашего дружного коллектива и почти не выдерживал их. Окопы в вертушках-менажницах быстро теряли своих бойцов, некоторые из них не успевали пополняться из резерва. И всё-таки пиццерия выстояла. Что ж, это хорошо – будет повод посетить её ещё раз. Из напитков на нашем столе водилось сухое вино из грузинских подвалов, текила из мексиканского целебного фикуса и не фильтрованное пиво из украинского ячменя. В процессе прощального ужина (или, может быть, обеда) коварная Алла сумела упросить официанта с итальянской трёхцветной выправкой сделать компрометирующее меня фото. Эх, если бы я знал, для чего предназначен этот снимок, я бы прижался к Аллочке потесней. А то, что это за компромат, если его даже в «Пентахаузе» напечатать не хотят?

Василий примчался уже на вокзал. Он, как истинный джентльмен и друг, угостил всех свежим холодным пивом. Но допить свою бутылку мне не удалось. Проводник с видом внештатного сотрудника ФСБ поторопил меня. Ещё один глоток Киевского воздуха, ещё один фотоснимок, и вот я уже растворяюсь в своих предстоящих буднях, в их всегдашней суете и коварстве повседневного старения. Но теперь это не страшно! У меня появились новые воспоминания, которые не дадут прокиснуть в самую трудную минуту и поддержат, и увлекут за собой в пору всепоглощающего счастья. Кстати, а чем внешне отличается вечерний Киев от вечернего Борисполя, я так и не узнал. Не до таких мелочей было. Если кому-то из вас так необходимо найти всё-таки несколько отличий, как в старой загадке из «Мурзилки», то милости просим. Лично для меня оба города были в этот приезд близнецами в смысле гостеприимности и генерации положительных эмоций. То же самое можно сказать и о Броварах. Одно то, что там расположено кафе Василия Алибабаевича, просто обязывает город идти в ногу со временем.

 

4.ДВА ВЕЧЕРА С ХАБИБИ БЛИЗ НИВОК

В каждом Киевском подъезде есть надписи на русском языке. Нет-нет, даже не вздумайте мне возражать, господа националисты. Я в этом уверен, и даже готов пожертвовать своими последними волосами на лысеющёй голове, поставив их на кон в нашем с вами великодержавном споре о первичности славян, как таковых, о значении буквы «i» в написании патриотических лозунгов и о первичности курицы или яйца. Нет, не все, конечно же, отъявленные патриоты согласятся со мной вообще о предмете спора. Ведь для них русские давно даже не оккупанты, как для латышей, а значительно хуже. Просто потомки диких скифских орд. А вот гордые сыны Украины, по их мнению, произошли не от обезьяны, как утверждал наивный сэр Чарльз Дарвин, не говоря уже о потомках Чингисхана, а от серьёзных и  воспитанных  канадцев. Честное слово, я сам читал такую версию с очень острым трезубцем в заголовке. Ещё там утверждалось, что украинцы вовсе не славяне (особенно западные украинцы) даже, а вообще – англосаксы. Просто плохо кельтский язык учили в своё время. Но, кажется, я сильно отвлёкся. Вернёмся к Киевским подъездам. Надписи на русском языке там имеются. Но порою с явными ошибками. Борьба за чистоту государственного языка в столице даёт о себе знать. Больше всего меня поразил перл, в котором явное несоответствие в мужском и женском роде. Посудите сами, «Даша член». Может, в ново украинском языке здесь нет противоречий, но с точки зрения Сергея Ивановича Ожегова полное безграмотное безобразие. Я этого терпеть не стал, я отковырял кусочек кирпича в стене и доцарапал всего две буквы в конце выражения во славу великого Пушкина. Теперь оба слова заканчивались на одинаковый слог «ша». Потом я немного подумал и дописал слово «корреспондент», зачеркнув унылое свеженькое «ша». Далее нарисовал стыдливую стрелочку в конец наскального утверждения в сторону только что рождённого «корреспондента». Вот как нарядно получилось! Любо-дорого! Даша член-корреспондент, кто теперь укажет мне на ошибку?

Первый вечер у Хабиби в служебной квартире наполнил меня чаем по самую закипающую макушку. Игорь жил здесь пока один, осваивая науку продвижения молока по украинским рекам с кисельными берегами не в качестве напитка, а в ипостаси товара, каким описал его нетрезвый Маркс Энгельсу за игрой в карты по маленькой. В этот экономический период жизнь Хабиби проходила под лозунгом «Говно вопрос», сформулированным мелковатыми катранами от бизнеса в безбрежных Российских просторах. Придерживался он и главной заповеди московских менеджеров, которая гласит: «Устроился на работу – срочно начинай искать другую». Непатриотично, но зато чрезвычайно полезно. Вероятно, поэтому семья Игоря оставалась на заранее отвоёванных позициях в Каменец-Подольском.

Мы проболтали на кухне до 5-ти утра, выпив при этом два ведра чая и только пригубив немного водки из бутылки, которую Хабиби буквально вырвал сквозь двери закрывающегося гастронома. Кто знает Игоря достаточно, чтобы сидеть с ним за одним вечерним столом, тот, конечно, не удивиться и безоговорочно мне поверит – именно столько чая мы и выпили. Чайная душа Хабиби была символом комнаты, в которой он жил во время общаговского прошлого. Пили мы с Игорем из разных чайников, поскольку и заварка у нас была своя. Я предпочитал чёрный чай, а Хабиби – зелёный.

Этой ночью на нас упал туман из воспоминаний, в облаке которых мы и замерли до рассвета, разглядывая себя молодых и горячих в его фосфорицирующих глубинах. В моих воспоминаниях осталась ещё и вторая ночь, когда я был представлен молодому человеку по имени Вадим, оказавшимся старшим сыном Игоря. Он вот-вот должен был защищать диплом в КИНХе. Предстоящие дипломные хлопоты не помешали нам провести вечер встречи отцов и детей. За бутылочкой коньяка с глазированным шоколадом фруктово-молочным сырком (ноу-хау закусывания благородного напитка таким нетрадиционным образом принадлежит Хабиби) воспоминания продолжались. Вскоре пошла в ход та самая водка, которую мы только пригубили накануне. Контакт поколений состоялся, он был полным. А себя я поймал на мысли, что никогда бы не мог себе представить такой ситуации ещё день назад. Ситуации, когда я произношу фразу: «Вот мы с твоим отцом в твоём возрасте…»

А теперь немного о тех воспоминаниях, которые ожили в моей голове за два вечера (скорее, ночи) на Нивках. Обзову их этюдами и предложу вашему вниманию.

 

Первый исторический этюд до НАШЕЙ эры

КАК Я СТАЛ ГАФОВЦЕМ

Начиналось всё так. Летом 1977 года надумал я поступать в КИИГА. На этом настоял отец, который закончил там механический факультет двадцатью годами раньше. Что ж, факультет автоматики меня вполне устраивал. Отправились мы в Киев на машине проездом через Тулу, где жили друзья моих родителей по Печоре, «построившие» там кооперативную квартиру. В Туле мы оставили маму и вдвоём с отцом продолжили путешествие. Первое, что я сделал в районе института, так это зашёл в деканат ФАВТ с наивной целью провентилировать вопрос о возможном восстановлении или переводе на факультет с потерей курса. Декан отсутствовал, а встретившийся в коридоре доцент Бабич разразился праведным гневом, когда узнал о цели моего визита. «Никогда тому не бывать, чтобы отчисленный из другого ВУЗа (пусть и Университета) осквернил своим присутствием один из самых престижных институтов Украины!» - заявил он и смерил мою дрожащую плоть своим испепеляющим орлиным взором. Всегдашняя папироска на губе доцента тоже искрила раздражением. Пошёл я тогда в приёмную комиссию, где узнал одну замечательную новость. Оказывается, ректор издал распоряжение не брать документы у отчисленных из других высших учебных заведений страны за академическую неуспеваемость. Демонстрация академической справки, в которой были указаны все мои достижения в Питере (там за три семестра ни одной задолженности!) произвели должное впечатление на членов комиссии. Председатель сказал, что документы мои взять он, в принципе, может, но лучше бы я сдавал их не в Киеве, а в Тюмени (ближайшая от места моего проживания выездная комиссия). Там, вдали от ректората никто и не заметит, что строгое указание Аксёнова нарушается столь вызывающим образом. Но самое главное, что выяснилось в итоге беседы, необходима была справка из военкомата, что меня не призовут в ряды несокрушимой и легендарной до 1 сентября сего года. И ёжику понятно, что не заберут, поскольку призыв начинается с октября, но справку такую – вынь да положь. Предстоял длинный путь домой, а потом в Тюмень. Отец, предчувствуя, проблемы с военным комиссаром города, поехал со мной. Его предчувствия оказались не напрасными. Полковник Хестанов долго слушал мой сбивчивый рассказ о справке, а потом заявил, что таких справок не предусмотрено военным делопроизводством, а посему чеши отседа, хлопец, пока тебя повесткой не вызовут. Пришлось подключать войска специального назначения в лице моего отца. Через сутки справка была у меня в кармане, а секретарша главного инженера Печорского авиапредприятия, которым и работал мой отец, за эту услугу поступала в распоряжение военного комиссариата на период призыва. Время поджимало. Справку (форма №286) брать было некогда, поэтому я немедленно выехал в Тюмень на перекладных с пересадкой. О том, как добывал билет в Кирове на нужный поезд, рассказывать не буду. Только сообщу, что ехал сутки в общем вагоне на третьей полочке. Практически не слезал, чтобы место не заняли. В Тюмени оказался ночью, но автобусы в аэропорт ходили и в это время, так что скоро я уже жадно ел курицу в буфете аэропорта «Рощино». Ведь в поезде поесть мне так и не удалось. Утром кое-как привёл себя в порядок в аэропортовском санузле перед умывальником и пошёл в здание УТО, где заседала выездная приёмная комиссия КИИГА. Председатель этой комиссии, пожилой дядечка с радиотехнического факультета, хотел меня ошпарить распоряжением ректора об отчисленных, но я уже был к этому готов и поэтому ничуть не удивился. В ответ на его происки передал содержание своего разговора с председателем центральной комиссии в Киеве. Но дядечка оставался неумолим. Не возьму документы и точка! А между тем на дворе уже воскресенье. Завтра экзамены, а у меня ещё и медицинской справки нет. Нужно сражаться до последнего. В конце концов, мне удалось убедить радиста, чтобы он дал мне направление на прохождение комиссии. Так на всякий случай. Но документы у меня комиссией решено было всё-таки пока не брать, покуда не состоится телефонный разговор с Киевом сегодня же вечером. К вечеру я благополучно получил нужную справку и отправился снова на аэровокзал, поскольку поселить в общежитие меня не захотели. Ведь я же пока никакой не абитуриент. Так себе, навязчивый молодой человек, который плетёт что-то про центральную приёмную комиссию. По всей видимости, неправду. Оставалось ждать. На удивление я хорошо выспался на лавочке с сумкой под головой. Про предстоящий экзамен не думалось. Рано утром в понедельник я встретился с дядечкой из приёмной комиссии в его кабинете. До письменного экзамена по математике оставалось каких-нибудь полтора часа. И тут, по его лицу, я понял, что Фортуна, наконец, въехала на светлую колею моего полосатого приключения. Председатель сообщил, что в ночном разговоре с Киевом было проведено дистанционное голосование насчёт моей дальнейшей судьбы. Закончилось оно с волейбольным счётом 3:2 в мою пользу. Тут же мои документы были оформлены, и я, наконец, пополнил собой ряды полноценной абитуры. Пребывал я в этой ипостаси немногим больше суток, но тогда ещё об этом мог только догадываться и крепко верить. В последние полчаса перед экзаменом мне удалось познакомиться с двумя парнями из Сургута, которые доверительно вручили мне ключи от своей комнаты в общаге после того, как я рассказал им о своих странствиях. И ещё, в том, что выйду с экзамена в числе первых, я ничуть не сомневался (всё-таки почти два года матмеха за плечами). В то лето на вступительных экзаменах по письменной математике впервые было разделение на «старую» и «новую» школьную программу. Но я об этом ничего не знал в связи с занятостью и поэтому был удивлён вопросом миловидной особы, раздающей задание, о том, по какой же программе буду писать я. Ответ мой был прост: «По любой». Женщина заглянула в святцы, убедилась, что школу я заканчивал в 1975-ом году, и выдала задание по «старой» программе. Написал я всё на полном автомате. Потом решил два варианта по «новой» программе сургутским парням и направился к выходу. Меня долго пытали, куда я дел черновики, но так их и не нашли. Их же и не было вовсе, так откуда им взяться? Я действительно уходил первым. Предначертание сбывалось. Затем я быстрёхонько побежал в общагу, поскольку энергичность и возбуждение начинали сменяться сонливой вялостью. Я упал на первую попавшуюся кровать, не раздеваясь, и проспал до утра вторника. Возможно, я проспал бы и дольше, но меня разбудили. Первое, что я увидел, открыв глаза, это стакан, наполненный водкой и огурец на вилке. Соседи гомонили вокруг и поздравляли с поступлением. Они только что видели результаты первого экзамена. Медаль, ребята, всё-таки великое дело. Я немного пришёл в себя, почистил зубы и пошёл в приёмную комиссию. Председатель сухо поздравил меня, протянув безвольную руку, и предложил поработать в приёмной комиссии, раз уже я так быстро «отстрелялся». Как вы думаете, что я ему ответил? И это правильно, я думаю, ведь меня так и не поселили в общежитие. А какие из бомжей работники?

 

Второй исторический этюд эпохи Возрождения

ПРОПАВШАЯ ГРАМОТА

(не по Гоголю)

Случилось это в разгар второго семестра на втором курсе. Призвал меня к себе доцент Разин, известный в широких кругах под псевдонимом «Боксёр», и произнёс прочувствованную речь о том, о сём и о следующем. Буквально на днях, во Львове должна состояться олимпиада по высшей математике среди технических ВУЗов Украины (исключая университеты и факультеты со специализированным преподаванием сей вечной науки). От нашего института решено было отправить меня. Ничего удивительного в выборе не было, если учесть то обстоятельство, что меня почти два полных года потчевали этой самой математикой на математико-механическом факультете Ленинградского университета в самых извращённых формах. Конечно, этот ход был не совсем честным, но престиж ВУЗа – превыше всего. Впрочем, наверное, на мои успехи собственно никто особо и не рассчитывал, беря во внимание моё безалаберное посещение лекций (равно как и семинаров) с подачи недисциплинированного доцента. Разин направил меня в ректорат за командировочным удостоверением и благословил своим характерным движением плеч, за которое, кстати, и получил своё спортивное прозвище. Ректорат встретил меня нездоровой суетой и безразличием. Проректор по учебной части сообщил, что денег на поездку они пока дать не могут по причине чьей-то болезни. Да и командировочное удостоверение выписать тоже оказалось некому, поскольку секретарша была неожиданно застигнута скоропостижной беременностью как раз накануне моего появления. А новую машинистку ещё не взяли на работу. Но добрый дяденька-проректор выдал мне прямо в руки приглашение на олимпиаду с уже вписанной моей фамилией и «птицей» на месте штампа (не побоялся, что я его могу потерять – какой молодец!) и, выпроводив из своего кабинета, уселся решать трудный этюд в шахматном еженедельнике «64». Правда, напоследок он успел заверить меня, что все документы оформят при моём возвращении с немедленным получением причитающихся мне командировочных из закромов института. Я был настолько наивен тогда, что вовсе не озаботился одной маленькой деталью: писать авансовый отчёт на основании командировочного удостоверения без круглой печати места пребывания, мягко говоря, не носит смысловой и финансовой нагрузки. А вот о чём думал проректор по учебной части? Возьму на себя смелость предположить, что, наверное о том, куда лучше поставить белопольного слона.  Шахматы – великая игра!

Примчался я в общагу и начал собираться в путь. Одолжил денег на билеты и (о, чудо!) сумел уговорить Лёню Гороховикова выдать мне во временное пользование его боевой кожаный лапсердак имени ВВС. В конце концов, должен же я покрасоваться на древних улицах старого Львова не абы как, а, как и подобает потомственному авиатору! В Львовском политехе, где проходила олимпиада, долго удивлялись, что я прибыл без командировочного удостоверения, но именного приглашения вполне хватило, чтобы меня поселили в институтском общежитии в одной комнате с парнем из Одесского гидромета, который оказался здесь по той же математической причине, что и я. Первый тур был назначен назавтра, поэтому мы, предоставленные сами себе, сразу отправились на экскурсию по старому городу. Ноги сами привели нас к маленькой пивнушке на площади Рынок. Место было прекрасное,  с большим обзором и возможностью лицезреть все окрестные достопримечательности разом. Мы тут же приступили к их усердному изучению, чем и занимались несколько часов подряд. Это занятие было настолько увлекательным, что вскоре завсегдатаи стали показывать на нас пальцем. Так мы сами стали достопримечательностью. По крайней мере, на три ближайших дня.

Первый тур немного меня огорошил. Задания были практические. Их было немного, всего пять, но все они оказались почти «неподъёмными». Кто-то в судейском конклаве попросту перепутал конверты, и нам выдали задания для университетских математиков. Но это выяснилось немного позднее. А пока я сражался с интегралами, дифференциальными уравнениями и рядами Фурье буквально врукопашную. К окончанию положенного времени я накрапал полторы задачки набело и ещё одну решил с безобразным интерфейсом на черновике. «И-э-э-эх! - подумал я, выходя из аудитории. - Рановато  тебе, братец, на такие научные саммиты ездить». С этими нерождёнными в пространство словами я нашёл своего одессита, и мы отправились на экскурсию в сторону площади Рынок без тени сомнения, что завтра нам не дозволят продемонстрировать свои неслыханные способности во втором туре из-за слабого выступления в первом. Когда же наши размягчённые тела проникли в общежитие поздним вечером, то осоловевшие глаза с удивлением наткнулись на свои фамилии в списках допущенных к теоретическому туру. Вот так раз, теперь предстоит завтра вместо приятной прогулки к пивнику напрягать мозговые извилины в душном лекционном зале. Примите во внимание ещё и тот замечательный факт, что мутные мои очи поутру были несвежими, буквально позавчерашними. Кто бы знал, как тяжело биться с доказательством теорем, придуманных нездоровым воображением авторского коллектива математиков-убийц! Скверно, братцы!

Два задания из четырёх удалось сляпать быстро, но другие два всё не давались, натыкаясь на растекающиеся пивные дрожжи внутри гулкого отзывчивого на любоё движение черепа. Всё, хватит. Ухожу. Мой новый одесский друг уже поджидал в коридоре. Мы направились… Да, что об этом писать, если вы и так догадались. А пошли мы в этот бар обмыть свой позор, и обмывали его как следует. Каково же было наше удивление, когда в дверях бара нарисовался один из участников олимпиады, из местных. Я его запомнил. Он спросил с явной надеждой в голосе: «Среди вас нет Иванова из Киева?» Я утвердительно придвинул к нему бокал с пивом и половинку солёной сушки. На что он закричал: «Ребята, вы, что здесь сидите? Там же награждение идёт!» Я с недоумением  проследил направление его Ленинской руки, устремлённой в коммунистическую даль. Там оказался бармен за стойкой. Ага, значит, награждают именно в этом месте? Я пошёл повторять. Но настырный львовянин схватил меня за подмышки и увлёк за собой на улицу. Ах, прости, прощай, милая Одесса! Осталась ты одна в лице своего длинноносого представителя в центре столицы национализма. Пусть тебе повезёт! Через полчаса меня запихнули на сцену, и чья-то рука с синеватым отливом вручала мне грамоту, свидетельствующую о том, что я замкнул тройку победителей (среди не то 80-ти, не то 90-а участников). Почему рука была синей, до сих пор не выяснил. Может, от влажной чернильной губки, в которой омачивали печать перед низвержения её на золотое тиснение грамоты. Как мы теперь узнаем? Я поднял толстый похвальный лист к глазам и отчётливо увидел, что там написано: «… за 4-е место…» Ах, вы пройдохи! А кто сейчас только произнёс, что я замкнул тройку лидеров? Это же – чистое третье место. Ошибочка вышла, господа хорошие. Но завершить дело справедливости мне не дали уносившие меня в общагу дружинники.

Возвращение в Киев состоялось. Я лично продемонстрировал заветную грамоту доценту Разину, за что был им собственноручно освобождён от экзамена. Решив продолжить своё победное шествие, я прибежал в ректорат. Проректор по учебной части, кажется, уже сумел сделать первый ход в этюде. Он был рад этому факту. Встретил меня дружелюбно, со вниманием изучил грамоту, напечатанную Львовской типографией «Жовтень», бережно унёс её в архив и вкрадчиво спросил: «Что ещё?» Примерно так начальник тюрьмы спрашивает приговорённого к расстрелу: «Жалобы есть на содержание?» «Позвольте, а командировочные!? Мы же с вами договаривались!» – моему возмущению не было предела.  Проректор отреагировал спокойно: «Никаких проблем! Зарегистрируйте прибытие в канцелярии, заполните авансовый отчёт и добро пожаловать ко мне. Я подпишу, а касса немедленно выдаст ваши деньги. Что, у вас нет командировочного? Тогда зачем вы сюда пришли, голуба моя? Бухгалтерии без документов не бывает». А грамота что, не документ, что я действительно во Львов ездил именно на олимпиаду? Как думаете, чем он парировал, казалось бы, железный довод? Проректор ответил так: «Знаете, студентов у нас много. Грамот ещё больше. А вот о простом преподавателе вы подумали? Каково ему было вас, скрепя сердцем, отрывать от учебного плана? А обо мне подумали? Я здесь весь извёлся, не опозорите ли вы честь института. А о беременной секретарше вы тоже, наверняка, не подумали. Каково ей приходится. Вот, то-то. Идите себе, и крепко поразмыслите над моими словами». Я крепко поразмыслил и записался на приём к Аксёнову. Но потом поразмыслил ещё и решил, что действительно в меня столько вложили, а я всё с какой-то командировкой лезу. Нехорошо это, не по-комсомольски, не по-советски. И не пошёл на приём. Вот только грамоту, пропавшую в анналах института, жалко. Лежит, небось, сейчас она одна одинёшенька на дне самого большого архивного сундука и стыдится своего не призового четвёртого места. И поделом! Теперь уже Ленин с червонiм прапором давно не в моде.

 

Третий исторический этюд на заре коренного перелома

КАК ХАБИБИ ПЕРЕСТАЛ БЫТЬ ГАФОВЦЕМ

Когда Хабиби был маленьким, он бредил авиацией. В то безмятежное время звали его не Хабиби, а просто Игорем, Игорьком, Игорёшей, Гошей, наконец. Но сути дела это не меняет – имя не мешает стремиться к мечте. Игорь-Хабиби, всё еще, не будучи Хабиби, окончил среднюю школу и принёс свои документы в выездную приёмную комиссию КИИГА в аэропорту «Рощино», где их взяли с радостью и подарили сметливому мальчугану с широко открытыми глазами ключи от неба. Три с половиной года Хабиби прилежно учился, посещал лекции и семинары без прОпусков (это, конечно, я слегка загнул!). Но пришло время распределяться и обозначить своё место в авиации, но мечта уже не звала парня на широкие просторы, ограниченные эшелонированием и, пуще того, глиссадой. Задумал наш герой откосить от Министерства славной гражданской авиации и ускользнуть в приземлённый Минприбор. Нужно знать упорство Хабиби, который уже несколько лет носил это гордое курдское имя, чтобы понять, что никакие преграды ему не помеха. Разве смог стать для него помехой экзамен у доцента Ефимца на третьем курсе 2-го января 1980-го года? Нет, не смог. Ведь он даже Новый год тогда встречал только разбавленной фантой, слава герою! Легко сказать, что теперь у тебя другие устремления, но труднее объяснить дядькам с широченными лычками цвета плохо заваренного чая, что им же будет лучше, если отпустят Хабиби трудиться в совершенно другой отрасли. Незаметно приближалась защита диплома, а ясности с будущим местом работы у Игоря всё не было. Предстояло лично добиться в обоих министерствах согласия для смены хозяина наёмной рабочей силы в собственном лице. Только в нашем нерушимом Союзе было возможным представить себе такую картину, когда крепостной просит одного барина продать его другому. Для оформления купчей, позволившей бы в будущем освободиться от непосильного бремени погон с серебряными полосками, Хабиби срочно отправился в Москву. Я увязался за ним.

Прилетели мы с Игорем в стольный град и приступили к исполнению своих Наполеоновских планов. Договорились вечером на Центральном аэровокзале встретиться и разошлись правыми бортами. Ближе к вечеру Хабиби получил документальные заверения Минприбора о том, что его, молодого специалиста, не выгонят на улицу, если гражданская авиация откажется от взлелеянного в собственной утробе инженера. Оставалось пройтись по коридорам МГА. Но уже не сегодня. А теперь уже поздний вечер упал на московские дворики, где прогуливается мелкотравчатая шпана, на центральные проспекты с редкими ещё иномарками и на здание Центрального аэровокзала, в котором мы с Игорем стоим в очереди к диспетчеру по транзиту. Да не просто так стоим для развлечения, а с достойной целью – найти приличный ночлег. Вот, наконец, мы возле окошка, в котором показывают бесстрастную женщину средних лет, озабоченную старинной проблемой – как дотянуть до зарплаты. Именно эта героиня и занимала должность диспетчера по транзиту. Диспетчер долго и недоверчиво изучала наши льготные билеты из Киева в Москву и засаленные студенческие с синим небесным отливом и захватанной птицей на обложке. Потом тихонько сказала: «Ребята, а где ваши транзитные билет?» Мы занервничали и удивлённо подняли брови. На этот душераздирающий крик души, женщина справочно ответила: «Я распределяю невостребованные забронированные номера в гостиницах только для транзитных пассажиров. А у вас совсем никаких билетов нет. Вы куда. Вообще-то, летите?» «Из Киева в Киев», - быстро нашёлся Хабиби. «Хорошо, но где хотя бы подтверждение этому? Ах, вы не знаете, когда будете возвращаться. Что ж, тогда могу посоветовать одно – купите билеты КУДА-НИБУДЬ. Я, пожалуй, внесу вас в список ожидания, хотя такие БИЛЕТЫ нельзя считать ТРАНЗИТНЫМИ. Сделаю я это по одной простой причине – вы из нашей ШАРАГИ», - диспетчер почти шептала, чтобы внимательная очередь не приступила к штурму окошка, и при этом ухитрялась подмигивать сразу двумя глазами. Одним Игорю, вторым – мне в ухо. Понизила голос женщина не из какой-то игривости, а по причине вполне прозаической. У нас ведь, сами знаете, как тогда было. Чувство социальной справедливости превалировало даже над инстинктом продолжения рода. Ожидающие получения места в гостинице могли запросто разорвать двоих блатников вместе с диспетчером, её рабочим «скворечником» и дежурившим неподалёку нетрезвым милиционером. Мы отвалили из скоксовавшейся в едином порыве очереди, и пошли к кассам. Внимательно изучили расписание. Горький – вот город нашей мечты. Туда и полетим, туда билеты самые дешёвые. К нашей великой радости места на рейс через неделю были. Это просто здорово, что до Нижнего рукой подать, и кочующий народ предпочитает ездить туда автобусом или поездом. С разноцветными аэрофлотовскими бланками мы с Хабиби снова ворвались в сплочённую очередь к диспетчеру по транзиту. Что мы при этом делали ногами, я не помню, но народ раздался в стороны, излучая волну дружелюбного «задолбали!» в нашу сторону. Одинокая женщина  в оконце заулыбалась нам, как старым знакомым и быстро занесла двоих заблудших студентов в свой список на поселение. Больше билеты были не нужны. Прощай, великий город на Волге, мы передумали встречаться с тобой.

 Через час дали информацию по свободным номерам в ближайших гостиницах. Их оказалось крайне мало, и нам не хватило. Женщина нас успокоила: «Ничего, ребятки. Эту ночь как-нибудь перекантуйтесь, а завтра я вас первыми в очередь определю. Тогда точно места будут. Вас по этим же билетам оформлять?» Мы дружно закивали. Чего доброго, ещё потребует предъявить, а мы-то в Горький уже не едем. Действительно, вторая ночь в Москве светила нам практически стопроцентно, ибо никому из открепляющихся выпускников за один день не удавалось оставить отметку о себе во всех нужных кабинетах Министерства гражданской таки авиации. Итак, заручившись поддержкой аэрофлотовского клерка на следующую ночёвку, мы с Игорем кое-как притулились в переполненном зале ожидания и сделали вид, что спим. Утром мы снова расстались, чтобы вечером вдвоём навалиться на знакомого диспетчера по транзиту. Как нам с ней повезло, кто бы знал! Двое суток болтания по Москве с малопродуктивной (в смысле сна) ночью в середине сделали наши ноги ватными, тела желеобразными, а мысли примитивными. Хотелось только упасть в чистую постель и ничего больше. Замечательная женщина, завидев наши с Хабиби напряжённые лица, сразу вывесила в окне объявление «Технический перерыв» и незаметно для окружающих подозвала нас к себе. Она заговорщицки прошептала: «В нашу аэрофлотовскую гостиницу мест нет, но могу предложить два двухместных люкса в «Советской» (это возле метро «Динамо») с подселением». То есть нам с Игорем предстояло провести ночь в разных номерах за большие по тем временам деньги. Целых 25 рублей за ночь! Но деваться было некуда, про вторичную попытку выспаться на низких креслах в положении сидя даже думать не хотелось. Поскребли мы с Хабиби по сусекам, почесали «репу», прикинули свои шансы на получение горячего питания в будущем, да и решили раскошелиться. Взяли направление у любезной диспетчерши и вскоре уже вышагивали по роскошным ковровым коридорам гостиницы «Советской». Потолки высоченные, повсюду картины в золочёных рамах, на этажах и в холле импортная речь звучит. Не гостиница – а филиал Эрмитажа со спальными местами. Разбрелись по разным номерам. Сосед из моего номера ещё не возвращался, но он наличествовал, что легко угадывалось по разбросанным вещам и принадлежностям личной гигиены в ванной комнате. Номер представлял собой продолжение роскошного коридора затейливой лепниной на потолке, многообразием дорогих ковров, набитым выше ватерлинии баром (за отдельную плату, разумеется), изящными офортами на стенах и прочими побрякушками, такими непривычными для бедных студентов. В номере было две комнаты: гостиная и спальня. По тем временам – достойные апартаменты даже для партийной номенклатуры. Я быстренько залез в ванну и долго отмокал после Московской суеты. Рождение Венера (это я так про себя в мужском роде написал) из пены от фирменного гостиничного шампуня состоялось без свидетеля. Сосед всё не появлялся. Поэтому я внимательно стал изучать мельчайшие подробности своего нового жилья (пусть на сутки, но моего!) Первое, что бросилось в глаза, так это две кнопки возле входных дверей. Над одной была пиктограмма бравого плечистого официанта с подносом. «Это явно для заказа пищи из ресторана», - подумал я. А вот назначение второй кнопки меня привело в недоумение. Сверху был изображён женский силуэт с борцовскими бёдрами и неким подобием гладильной доски в руке. Что бы это значило? Конечно, я догадывался о назначении этой кнопки, но какой-то бесёнок так и нашёптывал: «А вдруг!» Нет, никаких проверок устраивать не буду – у меня денег осталось только на обратную дорогу и на пару дней полуголодного существования. Вдруг здесь за одно нажатие кнопки дорого берут. Мои размышления прервал телефонный звонок. Поднимаю трубку, звонит Игорь, тоже уже принявший ванну. От этого, казалось бы, малозначительного факта голос у Хабиби бодрый и весёлый, будто и не было изнуряющего круиза по инстанциям. «Спускайся ко мне в номер, поедим», - звал он меня, а из трубки явственно и яственно (я настаиваю на этом слове) доносился запах копчёного сала и чего-то ещё до боли знакомого. Откуда сало у Хабиби? Я быстро оделся к ужину, как водится у господ, и припожаловал к Игорю Игоревичу в залу. А там уже готовился пир горой. За столом сидел маленький волосатый мужичок в майке и тренировочных штанах (брюками это вспузырившееся на коленях чудо советской лёгкой промышленности назвать язык не поворачивается). У Хабибиного соседа колосились не только озимые на груди, но и редкие кустики яровых на острых, как у летучей мыши, ушках. Он спивал чудову песню «Несэ Галя воду…» в редкие пегие усы и нарезал при этом копчёное сало толстыми ломтями на газете, складывая получившийся деликатес на тарелку из фарфорового сервиза. Буханка бородинского была располосована несколько ранее, ещё до моего прихода. Посередине изящного букового стола привольно раскинулась грелка, недвусмысленно давая понять о сути и значении происходящего своей сивушной пузатостью.  Из других яств в фарфоровых же тарелках уютно прозябал окольцованный лук, пара кренделей домашней свиной колбасы и два недодавленных варёных яйца. Свесив до колен вещественные признаки своего аппетита, я с недоверием взирал на всю эту сказку с немым вопросом в глазах. Игорь всё довольно скоро и толково объяснил. Его поселили с профессиональным «толкачом» с ТОГО САМОГО завода в Каменец-Подольском, куда Игорь хотел устроиться на работу, что и доказывал который месяц недоверчивым  и капризным чинушам из надоевших ему министерств. Это не случайность – это перст судьбы, указывающий на то, что всё у Хабиби получится в наилучшем виде. Волосатый сосед Игоря настолько часто мотался в командировки по своей «толкаческой» линии, что никогда не забывал с собой домашние продукты. Жильё в Москве дирекция оплачивала в любом объёме, а вот на тощие суточные разве сможет прожить здесь любой уважающий себя хохол? Вот и сейчас замечательный земляк Игоря прихватил с собой целый старомодный фанерный чемодан продуктов собственного хозяйства. Пусть смешён это неказистый предмет багажа, но больно уж вместителен.

 Вы спросите, почему я называю родиной Игоря Каменец-Подольский, ведь поступал он в институт в Тюмени? Всё объясняется очень просто. Родители Хабиби переехали в этот город, когда наш герой учился на первом или втором курсе, точно не вспомню. Однажды мы со Стасом посетили этот весьма милый старинный город, повидавший на своём веку немало кровавых битв и кровосмешений. Это было в какой-то из майских праздников. Игорь ехал с нами, вместе с женой. Тоже в гости. Пока в гости. Эта поездка нашему небольшому коллективу запомнилась одной фразой, впоследствии ставшей крылатой в пределах нашей 2-ой группы. Фраза, не скрою, принадлежала мне. Родилась она при следующих обстоятельствах. За большим праздничным столом Игорь Митрофанович (отец Хабиби) производил разлив. Выпили по одной, по другой и третей. Игорь Митрофанович спросил, опасаясь за наши юные студенческие души, с сомнением в голосе: «Может, вам, ребята, ещё налить?» Игорь сделал каменное лицо, Стас отрицательно помотал головой. В этот момент он предпочёл бы сменить гражданство на Болгарское, но его никто не понял. Один только я прямо и откровенно заявил: «Если быть до конца честными, то мы бы, пожалуй, не отказались ещё и не от одной» Игоря Митрофановича это развеселило, а Стас стал при каждом удобном случае напоминать мне этой фразой о безмятежных днях вблизи Старой Крепости.

Однако вернёмся в «Советскую». Наше пиршество затянулось за полночь, и выползал я из номера с чувством невероятной сытости и умиротворения. Хабиби вызвался меня проводить и заодно покурить в коридоре. Никакой усталости не осталось и в помине. Эх, молодость, молодость. Два дня гонки по Москве без сна и нормального отдыха, а потом многочасовое упражнение с легкоатлетической грелкой! Теперь такой подвиг повторить будет весьма нелегко. Но, вероятно, наши лица всё-таки и тогда имели не совсем привычный для европейцев оттенок, поскольку администратор долго потом отковыривал от стенки окосевшего при нашем пролетарском виде иноземца. Позднее, правда, выяснилось, что окосение у этого господина было врождённое, поскольку из его окна Фудзияма видна круглый, как шарик на японском флаге, год.

На следующий день Хабиби своим встрёпанным видом, наконец, сумел произвести должное впечатление на министерских работников. Его отпустили с миром и нужными подписями уже под самый вечер. Мы взяли билеты до Киева и ещё одну ночь провели в столице теперь уже в аэрофлотовской гостинице. Наша мимолётная связь с диспетчером по бронированию Центрального аэровокзала сработала ещё раз. Вот примерно так крылья Родины лишились молодого специалиста, а Минприбор получил в свои загребущие лапы достойного инженера. Но радоваться Минприбору тоже пришлось недолго. Героя ждали стада коров и свиней, идущих на заклание в сторону мясокомбината с окрестностей Подолья. С ними Хабиби и провёл значительную часть своей разнообразной карьеры. О том, что теперь наш герой продвигает хардовые и софтовые продукты на бездонном рынке Украины, я узнал недавно. Но думаю, без всякого сомнения, с его лёгкой руки, вооружённой маркетинговой литературой разного рода, дела в фирме не пойдут настолько плохо, чтобы её сотрудники не смогли позволить себе по бокальчику другому «Божоле» на Новый год, Рождество, день Незалэжности и другие традиционные праздники восточных славян.

 

Четвёртый исторический этюд из воспоминаний Стаса

СОЛНЦЕ КРАСИТ НЕЖНЫМ ЦВЕТОМ

Пятый курс один из самых запоминающихся своими разъездами, путешествиями и сопутствующими этому малозначительными событиями, которые сейчас воспринимаются не иначе как настоящие приключения. Об одном из таких путешествий мне напомнил крошка Стас (да простит он мне упоминание его имени в таком ласкательном варианте). Путешествие из Киева в Москву на проходящем Львовском поезде – само по себе событие невеликое. Но был в этом вояже один нюанс, который запомнился на всю жизнь. Когда поезд уже прибывал на Киевский вокзал, медленно чухая колёсными парами по блестящему извиву рельс, Стас пробудился на верхней полочке и, выглянув, в окно, зевнул и проникновенно спросил проводницу: «Это что, уже столица нашей Родины, город-герой Москва?» Своим вопросом он привёл служительницу музы дальних странствий в состояние редкостного ступора так, что она загородила проход собственным каменным изваянием на несколько минут. Нежное и наивное лицо Стаса я помню до сих пор. А теперь передаю слово самому главному герою этого эпизода. Цитирую письмо Клёпы (да простит он меня ещё раз за такую малопочтительность) ко мне с его молчаливого согласия.

 

Это произошло в самый конец апреля 82-го года. Твоя, тогда еще не жена, находилась в это время в столице. Во всяком случае, ты так считал. Времени свободного, сам понимаешь, было навалом. Диплом аж в июне,  деньги какие-то тоже были в наличии. В общем, ты собрался в этот самый город-герой и за компанию позвал меня с собой. Маринка, еще Сокольская, прознав про это, тут же объявила, что в Москве учится (по-моему, что-то харчевое) ее лучшая подруга и увязалась с нами. В поезде мы, естественно сразу же завалили в ресторан. Помню еще стюардесса (ну, в смысле, официантка) предупредила, что они закрываются скоро (почему-то), когда мы заказали сколько-то пива (я так думаю штук 9, не меньше), намекая, что мы не успеем с ним разделаться.  Наивная тетенька! Вернувшись из буфета (ходила за открывашкой, нужна нам была та открывашка, бутылка об бутылку и – порядок) она обнаружила на столе только пустые бутылки. И тут уже молча приняла новый, более весомый, заказ. В свой вагон мы вернулись солидно затаренные. Маринка вскорости улеглась спать, а мы с тобой сели за шахматы (у тебя были карманные). Помнишь, на 5-м курсе мы одно время частенько передвигали фигурки? А что ж еще делать - не оставлять же пиво без присмотра. Димыч, дело прошлое, может, за давностью лет мне простится. Сознаюсь, я грубо и прямо-таки вызывающе нарушал самые элементарные правила этой древнейшей из игр. Всего не припомню, но, например, коняка у меня был чистый слон. Но, впрочем, мне это мало помогло - я, кажется, проигрался в пух и прах. А, может быть, и ты (эта мысль только сейчас пришла  мне в голову) тоже не очень обременял себя принципами Fayer (скорее всего - ошибка, но ты меня понял) playЯ. Ведь, если ты не обращал внимания на свинское, т. е. слоновье поведение моего коня, я тоже мог позволить твоему войску самому выбирать способы ведения боевых действий (пива, во всяком случае, для этого было вполне достаточно). Играли мы долго. В качестве шахматных часов выступали пивные бутылки. Как бы то ни было, игра (читай – пиво) закончилась, и мы залезли на свои полки. Утром что-то (действительно, что же это могло быть?) подняло меня ни свет, ни заря. Я пытался поделиться с вами радостью раннего пробуждения, рассказать что-то про эту утреннюю зарю, про солнце, которое встало чуть позже меня и уже где-то там трепетало весенним светом. Но, увы, мои призывы не нашли отклика в ваших черствых душах, и я завалился обратно на полку, затаив в душе обиду и вынашивая планы жестокой мести. И когда пришло время уже всамделешне подниматься, я наотрез отказался, все мои физические и интеллектуальные силы были направлены на сооружение под одеялом дули на левой ноге для Димыча. Маринке пришлось даже обращаться за помощью к борт, не просто, проводнице. Вот тогда-то я и поинтересовался у нее (проводницы) относительно статуса города, в который мы прибыли.  На вокзале, Димыч, ты сразу же бросился куда-то звонить и выяснил, что Веры в Москве нет. Боясь, что она направилась к тебе в Киев, ты тут же помчался в аэропорт. Больше (в Москве, в этом году) мы тебя не видели. Ну, а наша с Маринкой парочка двинулась к её подруге.

 

 

5.БОРИСПОЛЬСКИЙ ВЕЧЕР БЕЗ ЖУКОВА

Замечательно проводить время в гостях у друзей. Замечательно, ничего не скажешь. Если не брать в расчёт ревнивую кошку, которая открывает на тебя охоту с рассветом, целый день держит в напряжении и ночью тоже не даёт полностью расслабиться. Несколько попыток атаки на меня Аське удались на славу. Об этом свидетельствуют расцарапанные и покусанные ноги (кто придумал эти шорты?) и нервный тик на правом глазу, который посторонние принимают за нескромные предложения принять участие в лотерее типа «лохотрон». Как хорошо, что паспорт я всегда ношу с собой! В противном случае пришлось бы выяснять мою личность по международным каналам и сверяться с Интерполовской базой данных известных аферистов, промышляющих на доверчивости граждан.

Однако разве может сравниться Бориспольское сафари, где ты выступаешь в качестве охотничьего приза, с тем приятственным чувством, когда единение с молодостью встаёт в полный рост. Когда милое сидение за вечерним ужином превращается в ночное шоу «Ты помнишь?» Когда нет места позорным молчаливым паузам, по народному поверью, увеличивающим количество (но не качество!) «ментов позорных». Когда крепкие, креплёные и слабоалкогольные напитки пьянят значительно меньше, чем приятная беседа с умным человеком. Когда! Эх, да что там…

В один из вечеров мы с Вохой решили посидеть с Олегом Жуковым (выпуск 1983-го года) в уютной Бориспольской пивнушке. Но жизнь внесла свои коррективы. У Олега весьма некстати разыгрался аристократический недуг, мигрень. Его переехал речной трамвай, и он неожиданно не смог придумать уважительную причину, чтобы на пару часов покинуть свою семью. Если уж приезд Димыча нельзя назвать уважительной причиной, то, что тогда, позвольте вас спросить, можно ей считать? Так или иначе, но после неудачных попыток расширить наш с Вохой дуэт до приемлемого количества, чтобы сыграть в народную забаву про взаимное уважение собутыльников в традиционном составе, мы оказались в небольшом баре. Здесь под потолком крутился шар, посыпанный битыми кусочками зеркала, который создавал непередаваемую атмосферу ночного неба и Новогоднего вечера в 9-ом классе. Здесь мы весьма успешно обсудили виды на урожай нефтепродуктов в Нижней Аризоне, чокнулись бутылочным пивом не менее четырёх раз и поговорили на разные интересные темы. Так, например, я поделился своим наблюдением об особенностях метрополитенов в двух столицах соседних государств. Если в Киеве ни одной остановки нельзя проехать без того, чтобы тебе не попытались всучить, за «очень небольшие деньги», японо-украинский разговорник с сувенирным ножом для харакири, детскую игру-липучку или набор одноразовой туалетной бумаги, которую можно использовать в качестве носовых платков, салфеток и экспресс-рушников на свадьбе, то Московское метро совсем небогато такого вида экзотикой. Причём в столице Украины по ходу развития торговых метро-операций благопристойный поначалу вагон электропоезда превращается в филиал цирка Шапито. По воздуху летают липучие гимнасты, которые, врезавшись в стекло, чей-то затылок или очаровательную попку-бутончик, уныло сползают на пол, будто жвачка в жарочном шкафу. Сувенирные ножи для ритуального убийства автора известного разговорника, неожиданно увязают в сале, которое везёт в качестве гостинца «унучатам» из села вон тот долговязый дядька в вышитой нарядной рубахе с портретом усатого кобзаря Шевченко, очень напоминающего своего Миланского однофамильца. Только сбрей усы и пририсуй номер 7 на полосатый «спинджак». Гляди-ка, а на салфетках уже накрывают фуршетный стол возвращающиеся из Гидропарка две подозрительные семейные пары. Правда, женщина среди них только одна, но это означает только следующее – Украина шагает в ногу с голубиным временем прогресса. В Москве не то! Нет такого веселья. В метро ездить скучно и почти неинтересно. Так что же в том «почти»? Иногда, если вам повезёт, вы попадёте в один вагон с заросшими до бровей цыганами. Женщин из табора, конечно, вопиющая небритость не касается. Они просто поголовно усаты, без намёка на бакенбарды или бороду «шкиперку». Дети природы – что с них взять! Главное в этом цыганском аттракционе вовремя выйти, когда вам попытаются подкинуть чернявого глазастого младенца с жутко развитым хватательным рефлексом. Знающие люди советуют садиться в метропоезд, где-нибудь, в районе Казанского, Савёловского или Курского вокзалов. Здесь вам повезёт почти наверняка,  вы опьянеете от запахов кочующего табора и запросто увлечётесь щекочущей нервы игрой в пропавший кошелёк. Наслаждайтесь!

Впрочем, я увлёкся. Давайте вернёмся к нам с Вохой. Мы сидим в маленькой задушевной пивнушке и травим за жизнь. Нынешнюю и прошлую. Сидеть нам осталось недолго. Скоро появится уборщица и смелым росчерком метлы освободит от наших персон вверенную ей территорию. Пока она не пришла, пожалуй, вспомню немного про Долину Невероятных Бочек. С вас не убудет, а Вохе приятно!

 

 

Пятый исторический этюд Викторианской эпохи

ИЗВЕСТИЯ ИЗ ДОЛИНЫ НЕВЕРОЯТНЫХ БОЧЕК ИЛИ КАК МЫ С ВОХОЙ В ПЕРЕПЛЁТ ПОПАЛИ

Хочу предложить вниманию уважаемой публики некий микро-этюд, и не этюд даже, а этюдик, который родился только благодаря настойчивому напоминанию Вохи. Но поскольку сей замечательный индивид программерской наружности обладает такой странной сестрой, как Краткость, то и я не счёл возможность очень уж утруждать себя в рамках предложенной темы. События, излагаемые ленивым автором в очень сжатом виде, происходили в середине мая 1982-го года. Прибыв с вод, на которых прозябал с Санычем, я решительно пошёл на штурм пояснительной записки к дипломному проекту так, что очень скоро уже готов был к тому, чтобы везти её в переплёт. Одновременно со мной такого же замечательного эффекта добился и вышеназванный Воха. Вдвоём в переплётную мастерскую ехать, безусловно, веселее, вот мы и снюхались. Переплётку выбрали в самом конце (или начале?) бульвара Леси Украинки в Печерском районе. Избавившись от тяготивших нас пачек бумаги дипломного значения, мы с Вохой пошли на трамвайную остановку. Прямо возле неё располагалась замечательная металлическая ёмкость модели «бронепоезд», из которой посредством кружечной тары и проворных рук продавщицы выдаивался ячменный напиток в кудрявом седом парике. Решили мы попробовать, чем же богата нынче слабоалкогольная промышленность. А что, дело сделано, теперь самое время. Выпили по кружке и сели в трамвай. На следующей остановке нас опять ждал сюрприз в виде такой же точнёхонько бочки. Какой уважающий себя пятикурсник КИИГА, сдавший диплом в переплёт, откажет себе в удовольствии сравнить качество пива на двух соседних остановках? Вышли из трамвая и сравнили. Следующая попытка доехать вновь не увенчалась успехом, поскольку и на следующей остановке продавщица пива призывно нам подмигивала. Снова сели в жёлто-красный вагончик. Когда трамвай начал притормаживать перед очередной остановкой, Воха не выдержал и запричитал на весь вагон: «Гляди, Димыч, они и здесь бочку выкатили! Простому гафовцу не пройти, не проехать! Просто-таки напросто-таки ли Долина Удивительных, Невероятных Бочек!» Не могли же мы посрамить честь факультета, поэтому вышли и на этой зупинке (вернее, уже – запинке). Вот таким необычным дискретным способом ближе к вечеру мы с Вохой оказались где-то в районе Владимирского рынка, если я что-то ещё помню в географии Киева. Хотя, вполне вероятно, это был какой-то другой рынок, а, возможно, и просто дикий пляж. Но бочка там тоже была. Кто бы, что ни говорил о нашем с Вохой моральном падении, мы не пропустили и её. Здесь, возле рынка (или, там, пляжа) нам захотелось завалить пиво в желудке чем-нибудь вкусным. На икру и копчёные колбасы из кооперативной лавки денег у нас не водилось, поэтому купили мы с Вохой обворожительно экзотический продукт – консервированное китовое мясо. Тогда это не было контрабандой, поскольку «зелёные» ещё не добились запрещения охоты на китов. Совершив обряд омовения кита, запаянного в металлический макинтош, пивными брызгами, мы купили бутылку водки и поехали в общагу. По дороге несколько раз по очереди норовили заснуть, но своей остановки не прозевали. Договорились встретиться через полчасика у Вохи в комнате, куда и принесли многострадального кита. Однако проснулся я только на следующее утро. Воха в этот раз ничем от меня не отличался, хотя нас трудно назвать двойняшками. А киту пришёл конец. Его слопал Шарш (Славик Шаршавин, выпуск 1983-го года). Хорошо, что мы забыли ему сказать, где спрятали водку. С тех пор, со времени посещения Долины Удивительных Бочек, я почувствовал какие-то странные изменения в своём характере. По ночам, во сне, я бродил по Долине и никак не мог напробоваться несравненного светлого напитка, выливавшегося непрерывной пенистой струёй из железнодорожных цистерн. А в реальной жизни – презрел все правила хорошего тона. И даже на получение диплома в нашем институтском ДК я умудрился выйти в джинсовом костюме вместо форменного синего, чем привёл в замешательство фанатично любимого студентами Труша и представителей ректората. Но Труша мне не жалко, ведь он так и не научился играть в хоккей, как ему об этом не намекали. С представителями ректората немного посложнее. Хотя и здесь я нашёл себе оправдание, вспомнив пропавшую грамоту. На Воху Долина подействовала по-другому. Он стал более коммуникабельным и даже одно время пытался вступить в довольно известную  пролетарскую партию. К сожалению, защита диплома и последовавшие за этим торжества помешали нам с Вохой более тщательно исследовать влияние Долины на человека, как такового, человека с дипломом и человека с направлением на работу в длительной палеонтологической экспедиции. А то, как знать, может, тогда бы наши имена назвали вслух в королевском дворце Стокгольма или Осло при вручении какой-то там премии.

 

Уборщица ещё не подкралась к нам со своим очистительным инструментом? Точно? Тогда можно вспомнить кого-нибудь из старшекурсников.

 

Шестой исторический этюд периода Великих странствий

ПАРА-ТАКИ СЛОВ О КАЛМЫКЕ ИЛИ МОЙ ДОЛГ СТАРШЕКУРСНИКАМ

Когда я вспоминаю институт, перед моими глазами встают не только однокурсники, но и старшие товарищи по борьбе со знаниями. Не могу не отметить, что их было, не настолько мало, чтобы у меня хватило терпения написать здесь каждую фамилию. Но не нужно обижаться, я всё равно ничего и никого не забыл. Просто время ещё не подошло.

Кто общался с Витей Буриновым во время учёбы, должен знать его невероятные способности к языкам. Не знаю, как у него дела обстояли с английским, но языки и наречия народов СССР, Калмык (таким прозвищем чаще всего Витя представлялся) поразил меня в самую селезёнку, когда на каком-то из конкурсов художественной самодеятельности прочитал басню Степана Олейника на чистейшем украинском языке. Представляете себе большого, богатырского (вернее, батырского) сложения Буринова с характерным для всех калмыков разрезом глаз, читающего на мове Ивана Франка? Разве возможно не уважать парня за одно только его желание стать полиглотом? По распределению Буринов угодил в Ереван. Вероятно, государственной комиссии тоже иногда бывает доступно своеобразное чувство юмора. Или Калмык сам вызвался поехать в Армению? Об этом лучше спросить самого Витю. Одним словом, угодил славный сын степей в горную республику со своими ярко выраженными традициями. Так и что вы себе думаете, что парень там пропал? Да, ничего подобного! Через полгода Калмык прекрасно изъяснялся по-армянски. Некоторым армянам (особенно в Европах и Америках) даже и не снилось такое знание языка. Витя стал одной из достопримечательностей Еревана. Автобусные экскурсии с периферии специально норовили завернуть в аэропорт Звартноц, чтобы лично увидеть чудо природы – калмыцкого мальчика цитирующего предания о Давиде Сасунском на языке оригинала. Необычный для здешних мест овал лица создавал для Калмыка особые условия жизни в столице республики. Он быстро понял, как можно извлекать выгоду из армянского гостеприимства, своей неординарной внешности и знания языка. Заходя в пивной бар, Калмык обычно приветствовал публику по-армянски и заказывал себе и друзьям по паре кружек за столик, даже не удосужившись подойти к стойке. Его обслуживали без очереди. Ещё бы – сам Ара пришёл! Именно так называли Витю армяне. Теперь у Калмыка было два прозвище. Одно очевидное, а другое заслуженное. Спасибо тебе, Витя, что я тебя вспомнил. Словно степной яркощёкий Будда озарил моё прошлое и заставил улыбнуться, заставил поверить в бессмертие. Не нас, а наших мыслей. Спасибо.

Времена стройотряда «Крым-78» давно прошли, а мои связи с его прославленным комиссаром продолжались очень долго. Был ещё один стройотряд, была «шабашка» в у нашего милого Шони в общаге и задолжали хозяину двадцать рублей, занятых на обратную дорогу. Именно там, в Симферопольском аэропорту Сафонов работал 3 года после института. Сколько раз я приезжал потом к нему в эту общагу, и не счесть. Я стал другом его друзей. А что было потом? Мы встречались с Шоней и в Киеве и в Москве, где он работал в одной секретной космической фирме. Было два совместных похода на Урал. А затем Сафонов пропал. Не смог найти я его и в этот приезд. Электронная почта молчит, не хочет отдавать мне секретов моего боевого трижды комиссара и дважды КомиСэра. Но я верю, что придёт такое время, когда Шоня перестанет шифроваться и пришлёт мне письмо с одной только подписью, без текста. Я всё пойму. Как же мне не понять тебя, мой милый дружок, если для этого совсем не требуется слов. Только не смотри сюда, пожалуйста! Последняя фраза, возможно, будет понятна только нам двоим. Прошу прощения за этот разгул демократии. Из периода нашей бурной совместной деятельности в памяти всплыли почему-то два малозначительных эпизода. Первый относится к нашей аварийной эвакуации с полуострова Крым в 1977-ом году. Желающие могут найти ссылки на это в байке «Бой в Крыму, всё в дыму или почему Димыч не любит мидий». Тогда волею судеб нас занесло в Одессу  вместе с семейством Ковалей. Так вот, Татьяна зашла в магазин, а трое мужчин нервно прогуливалось по одной из центральных улиц города. То, что это была не Дерибасовская, мне известно с точностью до пятого знака после вашего еле слышного вопроса. Шоня выглядел в то время очень значительно не только для советского пространства. Почти настоящие джинсы (в смысле, от фирмы, имеющей настоящую лицензию), футболка с короткими рукавами, из которых обозначены мускулистые волосатые (в меру) руки. На голове рыже-золотой факел жёстких от морской воды волос, на носу фирменные итальянские «хамелеоны» (учтите, что они только недавно вошли в моду). Одним словом, всем своим естеством Сафонов напоминал молодого Чарльза Бронсона времён «Великолепной семёрки». Не красивый, но чертовски привлекательный молодой человек. Сколько тогда ему было? 23 года. Мальчишка! Но для нас он казался Великим Гуру. О, этот замечательный Шоня. Кстати, раскрою сразу секрет его иноземных атрибутов. Никакой Сафонов не фарцовщик! Просто зимой того же (1977-го)  года Шоня вернулся из туристической поездки в Египет. Сколько контрафактной (тогда мы и не знали про то, что существует такое слово в природе) продукции мог взять советский гражданин на те 40 долларов, которые ему разрешала провезти с собой в капиталистический мир коммунистическая партия? Вот, и ничего удивительного, что Шоня сейчас стоял посередине Одессы, будто греческий бог Аполлон в Голливудском изложении. А мы с Вадиком изображали его свиту очень застенчиво и эскизно, как в театре Еврипида. Навстречу нашему беспорядочному движению то и дело попадались озабоченные разными делами люди. Но только один из них смог не уронить высокую марку, рождённого в Одессе гражданина Вселенной. Парень, поравнявшись с Сафоновым, спросил:

- Интересуюсь полюбопытствовать, сколько стоит купить ваших роскошных хамелеонов?

- Очки не продаются.

- Так чего тогда они так вызывающе висят на вашей витрине?

- Я их купил в Каире. Просто ношу.

- Подумать только, нужно было-таки переться в Каир, как Моисею, чтобы ничего оттуда не привезти для продажи.

Ещё один довольно странный факт в нашей с Шоней биографии возник из зияющих глубин моей памяти, невзначай. Казалось бы, совсем ничего в нём нет, а вот, поди, ж ты… Дело было уже после моей защиты. Воспользовавшись месячным отпуском после получения диплома, я приехал к Шоне в Симферополь на его выходные (это для начала, а дальше – как масть ляжет), чтобы вспомнить наше студенческое прошлое, проехавшись по местам боевой славы 1978-го года. Сафонов взял все свои накопившиеся отгулы за многотрудные будни инженера посадочной системы «Старт», и мы рванули в Ялту. Приехали поздно, поэтому сняли квартиру на ночь с тем, чтобы назавтра оказаться в милой сердцу Понизовке. А сами пошли в бар. Нас подсадили за стол к двум милым созданиям, которые оказались отдыхающими откуда-то из Подмосковья. Сидеть весь вечер безъязыкими буками за одним столом с представительницами прекрасной половины человечества, согласитесь, не совсем удобно. Мы разговорились. Шоня – мастер таких театральных этюдов, где нужно стать героем нашего времени, Света Тарасюк не даст соврать. И вот уже Сафонов у всех на глазах превратился в командира ТУ-154 из Питера, который расслабляется в Крыму со своим бортинженером в минуты затиший на фронте сезонных перевозок. Роль мне попалась прелестная – сплошная импровизация. Знай себе, про неадекватный триггер посадки рассказывай, и всё внимание уже к тебе приковано. Шоня заливался соловьём пополам с Магомаевым и так впечатлил девиц картинками божественного отдыха в Понизовке, что наши спутницы мгновенно согласились рвануть завтра утром с нами на Форосском автобусе в места обетованные. Ранней ранью мы уже сидели с Шоней на бордюре рядом с Ялтинским автовокзалом, и пили сливки из «пирамидок», в которые тогда молочная промышленность имела обыкновение прятать свою продукцию. Заедали мы этот нектар бубликами с маком и одновременно ожидали вчерашних девиц.  Они опоздали всего на час. По Московским меркам немного, а для Крыма – больше бесконечности. Но не мог же бравый командир «длинной Тушки» так вот запросто наплевать на девичьи мечты. Тем более что и транспорта на Форос пока не было. И вот мы уже трясёмся на автобусе, везущем нас на 4 года назад в прошлое. Возле заветного поворота на турбазу Симферопольского АТП с каким-то там номером. Мы спустились на пляж. Здесь ничего не изменилось. Тот же дикий берег и пограничная застава на мысу. Никого вокруг. Отлично! Но наши спутницы что-то заскучали и потускнели. Пришлось их срочно эвакуировать на обратный автобус. Удивительно – то, что нужно для полного счастья не устроило испорченных цивилизацией девиц. Им было мало огромного пустынного пляжа с чистейшей водой,  магазина, в котором никогда не бывает очереди, расположенного всего в двух километрах по берегу, с идеальным чистым воздухом и полным отсутствием суеты. Этим наследницам Евы зачем-то понадобились душ с тёплой водой в любое время суток, общество назойливых людей, жаждущих разного рода развлечений, которые только можно придумать за деньги, грязная морская вода на городском пляже Ялты и бесконечные курортные очереди. Ну, что об этом говорить, наверное, именно тогда нам с Шоней и захотелось посетить такие уголки земли, где нет никого, кроме друзей, которым веришь, как себе. Где солнце вечно молодо, а желания просты и естественны.

Заканчивался 1980-ый год, год стыдливого Афгана и великого счастья Олимпиады, подаренной деградирующим вождём. Именно в этот период учащиеся 5-го курса ФАВТ находились на производственной практике. Кто где. Наши со Стасом общие знакомые Шурик Яковлев, Вовка Колесников (Барабулька) и Гришка Зинченко проходили практику в аэропорту «Пулково» на системе «Старт». До экзаменационной сессии у нас со Стасом оставалось кое-какое время, и мы решили проведать наших старших товарищей в Северной Пальмире. Именно в эту поездку мой несравненный Клёпа и познакомился впервые с тем удивительным фактом, когда в зимнюю стужу тебе предлагают пиво с подогревом в любом ларьке. В Киеве такое не практиковалось, хотя и зимы там порой бывали суровые. Достаточно вспомнить, как мы накануне Нового года на первом курсе спасли замерзающего афро-африканца в форме ГВФ от погребения в сугробе на бульваре имени Ивана Лепсе, когда служили в отряде ДНД. А мороз тогда был, пожалуй, ниже 20 градусов по Цельсию с изрядным ветерком. Ага, кажется, я опять в Киев угодил. Вернёмся же в Ленинград начала 1981-го года. Наши со Стасом друзья встретили нас просто здорово. Дежурная в общежитии УТО возражать не стала. Да, и попробовала бы! У неё же не было опыта и выдержки тёти Оли. Изучали мы Питер ничуть не хуже организованных людей. Обошли весь Русский музей, два раза сходили в театр. Видели ВЕЛИКУЮ НАРОДНУЮ Лидию Штыкан в Александринке в спектакле «Аэропорт» по Артуру Хейли. Она, в основном, театральная актриса, но снялась и в некоторых известных фильмах. Например, «Константин Заслонов» и «Живой труп» по Толстому. Далее мы засвидетельствовали своё почтение режиссёру Карену Агамирзяну в театре имени Веры Комиссаржевской на спектакле «Убить Герострата» с удивительным Станиславом Ландграфом в главной роли. На этом культурная программа закончилась, и наш дружный коллектив отправился на Васильевский остров по местам моей боевой славы. В баре, известном под названием «Фонарики», где-то в районе 22-ой линии, я встретил своего бывшего однокурсника по университету Серёгу. Нынче он горбатился в аспирантуре и смог рассказать обо всех общих знакомых. Сообщил он в числе прочего и о Галке. Она училась на одном курсе с нами. Одно время Галя имела какие-то виды на провинциального романтика, каким я в то время был. Я даже познакомился с её бабушкой-блокадницей, с которой мы сразу пришлись друг другу по нраву. Галина бабуля без конца смолила «Беломор» и цитировала запрещённых тогда поэтов. Я был в полном восторге. Галка, милая моя Галка, извини, если тогда я не оправдал твоих надежд. Романтики – ненадёжные союзники для создания семьи. И вот я узнаю, что после моего отъезда из Питера ты вышла замуж и родила девочку, взяв академический отпуск на четвёртом курсе. Я искренне порадовался тогда, ибо мне была не безразлична эта столичная изящная девочка с чистой, как родник, душой. Серёга всё уговаривал меня поехать к Галке домой, чтобы засвидетельствовать своё пьяное почтение. Но у меня хватило ума, чтобы только позвонить. Галя, дорогая моя Галка, прости, если растревожил тогда твою душу. Честное слово, я не хотел этого делать. Хорошо говорить, что не хотел. Но на самом деле я получил то, что заслуживал за свои художества, то есть расплатился за этот звонок сполна.  Буквально через четверть часа после телефонного контакта, мы начали преследовать каких-то парней, которые пытались утащить шапку у Шурки Яковлева. Извилистый путь привёл нас в старинную парадную времён Достоевского. Здесь-то я и получил удар в голову чем-то похожим на кастет. Хотя, возможно, это была ручка обычного финского ножа. Крови много, толку чуть. Только кожу на голове повредили мелкие грабители. Но, с другой стороны, память в овеществлённом виде осталась у меня с обратной стороны левой поверхности затылка в виде маленького шрама. Когда я щупаю его пальцем, то непременно говорю про себя: «Здравствуй, Питер». Что ещё рассказать про ту поездку? Да, похоже, и нечего. Вот, разве что, вспомнился один забавный нюанс. Сидим мы всем нашим ФАВТовским составом в ресторане аэропорта «Пулково», нас со Стасом в Киев провожаем. Подходит официант и невозмутимо спрашивает: «Вам всё пиво сразу на стол выставлять, господа студенты или по мере необходимости?» Гришка Зинченко изумился: «А с чего вы взяли, что мы студенты?» «Так кто ещё из нормальных людей станет к литру коньяка ящик пива заказывать?» - был ему простой ответ. Дедукция, блин.

 

Наши с Вохой богатырские спины в прерывистом ритме двигаются в сторону дома. Гляди ты, а Воха тоже слегка начал прихрамывать. То ли этот ритм такой гипнотический, то ли он просто со мной солидарен и пытается как-то продемонстрировать своё гостеприимство из набора Extention. Тиха Бориспольская ночь. Но, чу! Где-то неподалёку дрыхнет отмазанный Жуков, третий сон досматривает. Нас не испугаешь таким храпом, у нас за плечами погоны офицеров запаса (на плечи вот только никто не дал примерить). Мы идём степенно и чинно. По проспекту проносятся одинокие автомобили из Киева. В них сидят усталые от бестолковой трудовой недели люди. Им быстрее хочется залезть под одеяло и не думать о том, что завтра Димыч покинет это благословенный городок. Воха тоже хочет спать, но он как раз думает о моём отъезде. Неужели завтра?