6.СОСЕД ВТОРОЙ ИЛИ БОЛТЛИВЫЙ ЗАИКА

После отъезда Игоря (у него закончился срок путёвки) я остался на некоторое время один в своём двухместном номере в интересных размышлениях, какого нового соседа пришлёт мне судьба. И она не заставила себя долго ждать, а меня ломать и без того поломатую голову. В тот день спозаранку через распахнутую балконную дверь колокол на поселковой церкви звал к заутрене. Свежий воздух врывался в комнату и торопил быстрей вставать. За окном желтели берёзы, вороватые сороки склёвывали дикую вишню-китайку и калину с окрестных деревьев. Дворник унылыми движениями метлы  пытался поддержать сексуальные утренние мечты мятежного санатория. Я быстренько совершил обряд лёгкого омовения конечностей, помятого позитивного изображения на лице и помчался на завтрак, а  следом – на подводно-вытяжную ванну. Настроение великолепное – не иначе, вскорости жди чего-нибудь приятного.

Возвращаюсь я перед самым обедом с процедуры и застаю такую картину. Дверь номера нараспашку, а на балконе бродит какой-то мужик, руками размахивает и кричит: «К-к-к-к-ыш, т-т-т-вари! В-в-в-он п-п-п-ошли!» Удивлялся я не долго. Мужчина, заметив меня, зашёл в комнату и, дружески улыбаясь, протянул руку: «Ал-л-л-ексей, или п-п-п-росто Л-л-лёха! Н-н-овый с-с-с-осед». Оказывается, перед моим появлением на авансцене сосед гонял на балконе распоясавшихся галок и сорок, которые безо всякого страха склёвывали всё съедобное, оставленное без присмотра. Об этом стихийном бедствии я смутно догадывался и раньше, когда в 6 утра меня будили истошные вопли соседей о пропавшем винограде. Алексей оказался старше меня на 7 лет. Он был сыном ссыльных в нашу Коми республику. Родился в Войвоже, посёлке неподалёку от Троицко-Печорска, всю жизнь проработал на Севере. Исколесил всю республику и Архангельскую область на разных типах машин и заработал воспаление суставов и третью группу инвалидности. Мужик он был замечательный, душка и балагур. Одна беда – сильно заикался. Причём заиканье это не было тем милым полуграссированием, которым наслаждаешься, как песней соловья, а скорее напоминало мучительный выдох души, когда так хочется помочь говорящему. Вы никогда не общались длительное время с говорливым заикой? Предприятие, доложу вам, не для слабонервных, если учесть мою всегдашнюю готовность продолжить плохо выговариваемое слово и его вселенскую обиду на меня за то, что я своими действиями будто бы пытаюсь подчеркнуть этот недостаток собеседника. Мы прожили с ним вместе всего 7 дней, поскольку Алексея переселили из другого номера, где начинался ремонт, в самый разгар его лечебного процесса. А приехал он в санаторий значительно раньше меня. Так вот, на третьи сутки нашего общения я попросту перестал обращать внимание на заикание своего соседа. Поэтому и истории, рассказанные от лица Алексея, не стану нагружать этим художественным изыском, ведь вы то, любезные читатели, ещё не привыкли к такой манере разговора. С новым соседом мы исследовали все минеральные источники в округе, принимали по сто грамм «наркомовских» перед обедом, иногда устраивали пивные вечера с беседой. Причём большей частью говорил Алексей, поскольку очень трудно было вставить хоть слово в его живописные воспоминания. Иногда мой сосед убегал на танцы, наплевав на нестабильную работу своих суставов. У дам пост-бальзаковского возраста он пользовался неизменным успехом, но сильно этим не злоупотреблял. Всегда возвращался ночевать на историческую родину, которой можно было считать наш уютный номер. Однажды он ухитрился почти одновременно назначить свидание сразу трём женщинам, жаждущим пылкой любви, в трёх разных местах: в кафе «Жемчужина», на танцах в 1-ом корпусе и в баре «Альтаир». Но ни одна из них не дождалась своего Дон Гуана вовсе не в силу Лёхиного скверного характера, а только из-за его забывчивости и привязанности к домашнему очагу. Здесь, вблизи этого очага, по ночам он развлекал меня фигурным храпением с удивительными многотональными руладами. Но мне почему-то совсем не было обидно за доставленное этими волшебными звуками неудобство, ибо оно с лихвой компенсировалось теми историями, которые я услышал от Алексея на милых домашних посиделках. Сосед называл меня исключительно Димулей, чем приводил в поросячий восторг вашего покорного слугу. И ещё одна деталь, которая может охарактеризовать Алексея – он никогда не запирал дверь в номер на ключ. А это ли не свидетельство широты и открытости его большой неухоженной души?

А теперь хочу предложить вашему вниманию несколько баек, которыми меня потчевал удивительный сосед перед сном.

 

История первая от Алексея

ПОДЛЁДНЫЙ ЛОВ

Хочешь - верь, Димуля, хочешь - не верь, а приключилось это на самом деле. Можно сказать, и не приключилось вовсе, а произошло в жизни с некоторым отклонением от наряда-задания, которым нас, шоферню, одарило начальство автоколонны. Но обо всём по порядку. Давненько это было. В начале 80-ых годов. С начала зимы обустраивало ВМУ (вышкомонтажное управление) буровую. Вышку ставило, котельную, балки жилые и другие хозяйственные постройки. Сам понимаешь, дело это без цемента никак не обходится. Баржу с цементом подняли вверх по Лае (Лая - река, впадающая в Печору в районе деревни Шельябож) ещё осенью по большой воде. Быстренько под навес складской всё спрятали, и стал цемент дожидаться начала работ. А чего ему? Лежи себе, да полёживай – деньгу зашибать ни к чему, не то, что нам грешным. Тут и зима вскоре наступила. Пригнали три грузовика на этот участок по зимнику. Работа закипела. Катаемся мы от склада до буровой по три ходки в день. Далековато всё-таки, да и метелью то и дело переметает колею. Считай, после пурги наново дорогу прокладываешь. Одним словом, за смену так напаришься, что вечером уже и поужинать сил нет. А монтажники орут, им цемент быстро подавать нужно. Видит начальство, не справляемся мы на трёх машинах. Догадались вертолёт заказать. Теперь с нами ещё и МИ-6 работал с подвески. Но не каждый день. Уже и тогда денежки считали. Вертолёт смыковал только, когда что-то непрерывное гнали монтажники. Дело к весне двигалось, солнце уже почаще показывалось над редколесьем. Сам ведь видел, что там только по берегам рек более-менее приличные деревья бывают. А обычно так – недоразуменье одно, а не лес. Чуть повыше грибов. В снежную зиму его и не видать вовсе под сугробами. Веселее стало нам работать, да и технику немного подшаманили пока вышкарИ два дня подготовительные работы у себя на объекте вели. Одно беспокоило, участились метели. Нужно было что-то срочно придумывать, чтобы премии не лишиться сезонной. А этот рупь, Димуля, доложу я тебе,  один из самых длинных на моей памяти. Тут ведь дело в чём, чем больше вертолёт цемента таскает, тем меньше нам на карман капает. А попробуй больше трёх ходок сделать, когда несколько суток дорогу переметает. Весь на пердячий пар изойдёшь, пока лопаткой имени Беломорканала проложишь себе путь в светлое будущее. Но тут вопрос рассосался сам собой. Приезжает как-то мой напарник Мишаня из очередного цементного рейса и говорит, что местный оленевод подсказал, как путь к буровой от склада спрямить. Получалось так, что больше половины пути прямо по руслу Лаи двигать. Что ж, приятное известие, но кто нам целину пробьёт? Хорошо, неподалёку сейсмики работали. Они на ГТТ и проложили нам первопуток по реке. А там особых сугробов и не было. Место-то открытое – весь снег выдувает мухой. Итак, приладились мы ездить по льду, а начальству не доложили. Они нам по-прежнему тонно-километры на старую дорогу множат. А рейсов-то уже не три, а четыре в смену. А то и пять, если кураж рабочий идёт. Красота. Но всему хорошему приходит конец. Пришёл конец и нашей «дороге жизни». Весна всё-таки, как не верти. Начал в середине дня ледок потрескивать, когда солнце весеннее запалило по-взрослому. Теперь по льду только с утра рейс делаешь и вечером, когда температура понижается. Но, чувствуем, скоро вообще придётся эти эксперименты бросать. Каждый про себя думает, а вот вслух говорить опасается. Народ у нас, у Приполярных водил, собрался мнительный и суеверный. Думали, что если не будить лихо, то… Да не угадали. Стою я под первой погрузкой с утра. Последним в нашей троице я в тот день выезжал. Курю, сквозь утреннюю дремоту прикидываю, сколько дней нам ещё возить цемент осталось. По всему выходит – недолго. Никак не больше недели. А там премия, Большая Земля, ресторан, похмелье, в Крым самолётом на ужин, плавно перетекающий в завтрак и обед, арест денежных остатков суровой рукой спутницы жизни… Эх, да что там говорить – схема известная. И тут мои дремотные размышления прерывает крик запыхавшегося от бега человека: «Мишаня провалился под лёд! Кабздец премии!» С трудом добиваюсь от третьего нашего водилы, что Мишаня жив-здоров. Сидит он в полынье на кабине своего ЗИЛ-ка и ждёт деда Мазая с лодкой, чтоб до края ледяного поля доехать. Николаша (так прибежавшего водителя звали) свою машину на берегу бросил и пешком прибежал на склад. Оно и понятно. Хреновенько разворачиваться на узкой разбитой колее, да ещё и гружёным. Садится он ко мне в кабину, и гоним мы по старой трассе как раз в то место, где до реки меньше всего идти. Выходим на берег. А там сказочный натюрморт открывается. Провалился ЗИЛ-ок в довольно мелком месте, но шуму при этом наделал – будь здоров. Полынья размером побольше машины в несколько раз. Бак, похоже, лопнул от удара, поскольку на тёмном зеркале так и играют нефтяные фитюги с расцветкой из детской пословицы про каждого охотника, который обязан знать место обитания фазана. Из воды торчит половина кабины, а кузов только чуть-чуть высовывается спиной черепаховой. Но вода в цемент не налилась. Что ж – жить можно. Гораздо хуже было бы, если б машину придавил один бесформенный тяжёлый цементный замес, который и сковырнуть-то невозможно. Мишаня вовремя сумел на крышу влезть – даже унты не замочил. Сидит, ушанку свою неказистую с головы стащил, сквозь тёмные пляжные очки солнцу весеннему улыбается. И, кажется, нет такой силы, чтобы Мишаню из состояния вселенской неги вывести, покачнуть его импровизированный островок, единственным владельцем которого он и является. Так и тянет назвать его Анасисом на танкере, да обидеть боюсь. Но не долго счастье Мишкино длилось. Оторвали мы его из состояния творческого безделья своими окриками: «Живой, брат? Не сыро тебе? Как выбираться думаешь?» А тому и после прихода в себя всё по барабану. Отвечает лениво так: «Это вы думайте, как меня отсюда достать. А мне думать только о Вечности остаётся, да Господа вспоминать» Вот так раз – Мишка-охальник о религии вспомнил. Похоже, совсем умом тронулся. Видим, ни хрена он нам не помощник действительно. Значит самим нужно впрягаться в думательный процесс. Решили быстро. Голова у меня в такие минуты чисто твой компьютер работает. Веришь, нет? Я рванул на буровую по старой дороге, чтобы с вертолётчиками договориться о подъёме машины, пока никто из начальства не узнал. А Николаша до сейсмиков подался за лодкой. Они говорили, что у них четырёхместная «резинка» имеется. Нужно хотя бы часть цемента из кузова отгрузить и на берег доставить, чтобы вертолёт поднять смог. Мы же не Нептуны какие, чтобы первосортным продуктом дно у Лаи мостить. Экипаж «шестёрки» в тот день ещё не вылетал. Сидят они на своей вытоптанной полянке машину греют, подвеску готовят к зацеплению груза. Я к ним подлетаю сам не свой с просьбой: «Дяденьки, выручайте. Там в Лае ЗИЛ-ок сидит по самую кабину. Нужно бы его на берег вытащить… Чтобы начальник колонны ничего не срисовал». Смотрю, ребята с пониманием к вопросу отнеслись, даже про материализацию благодарности не спросили. Впрочем, раньше всегда на Севере можно было на любого положиться. За обычное спасибо такие дела делали… Это теперь понаехало всякой шушеры. К ним без презента и на хромой кобыле фиг подъедешь. Да, что это я, Димуля, ты и сам должен всё знать. Короче говоря, сажусь я вместе с экипажем и дорогу им показываю. Подвисли над Мишаниным бренным телом. А того прямо расплющило по ЗИЛ-овской крыше, будто пластилинового зайчика под солдатским каблуком. Видно хорошо, что часть цемента Николаша на берег отвёз и кучкой сложил. Мишаня ему с кузова в лодку спихивал по три-четыре мешка, а тот по полынье прямо к берегу выбирался. Нас ребята приметили и работу прекратили. Кузов у ЗИЛ-а полупустой уже. Значит, должна «мамаша» (так мы «шестёрку» называли) поднять автомобиль легко. Тут бортрадист (он на МИ-6 за фиксацию груза отвечает) говорит: «А твой напарник цеплял когда-нибудь подвеску?» Я вспоминаю мучительно. И не знаю почему, кто-то мне будто в ухо нашёптывал, говорю, что знает, дескать, Мишка всё про эту хитрую хитрость – зацепление груза к «вертушке». «Хорошо, - говорит радист, - я ему тогда стропы опускаю». Сказано-сделано, Опустили стропы прямо над кузовом. Мишаня хвать их руками и в воду свалился. Точно – никогда он на подвеску не цеплял. Там, блин, такая статика между стропами образуется, что мама, не горюй. Их нужно сначала сухой доской друг об дружку разрядить. Командир, увидев такое негероическое начало операции, подвесил «вертушку» надо льдом немного выше по течению, чтобы я выскочил и исправил ситуацию. Мишаню мы, конечно, достали из воды, а то он уже там совсем к встрече Всевышнего начал речь готовить. Его Николаша на берегу спиртом оттёр, завернул в попонку сухую и поближе к тёплому двигателю засунул. Думаю, что и без внутрижелудочного вливания не обошлось. Мишаня тем и знаменит, что никогда не запивает любой высокий градус. А я тем временем дедМазаевским манером на «резинке» подплыл к машине, зацепил подвеску и сам тоже на берег шмыгнул. Дёрнула «шестёрка» нашу водоплавающую лайбу и в небо уволокла. Вскоре мы уже отцепляли утопленницу возле склада. Не тащить же ЗИЛ-ок к буровой, где народу доброжелательного больше, чем людей, который и пожалеет и обогреет и начальству доложит. Стали мы втроём кабину открывать. Прихватило её накрепко, но в три монтировки всё же сдёрнули. А там такой дельфинарий! Почище, чем в Батуми. Вся кабина забита налимами. Да не маленькими, а настоящими монстрами – килограммов по 5-8. Бьются заразы в экстазе, что на твоей плавбазе, предчувствуя свою дальнейшую судьбу консервированную. Что этим налимам там приглянулось, доподлинно неизвестно, но я думаю, что запах Мишаниных портянок в их предстирочном состоянии. Хотя сам он утверждал, что рыба таким необычным способом пряталась от разлитого бензина. Так или иначе, а набили мы этими налимами почти целую бочку. С экипажем, конечно, поделились, а остальную рыбу домой привезли. Потом Мишаня под ремонтом стоял как раз до окончания работ по монтажу на буровой. Мы же по полторы смены вкалывали, чтоб его не подвести. Но самое интересное, Димуля, в том, что одного (самого большого) налима  я из-под сиденья достал. И как он туда влез, совсем непонятно, ведь там щель всего в полпальца толщиной? Но именно там и лежали Мишкины старые портянки! Вот оно как, когда чего-то сильно захочешь, в любую щель ввернёшься! Это я тебе точно говорю, хочешь – верь, а хочешь –  не верь. Да-а-а, а вот такого удачного подлёдного лова с вертолёта у меня больше никогда не было.

С этими словами Алексей задумчиво выпил заранее разлитую водку, скромно приобщился к свежему хрустящему огурчику и начал проделывать манипуляции обеими руками, стремясь продемонстрировать мне силу и мощь настоящих зимних налимов.

 

История вторая от Алексея

ДОЛЖОК

Хочешь - верь, Димуля, хочешь - не верь, только бывают в жизни случаи, когда выкидывает судьба такой интересный фортель, что просто диву даёшься. Доводилось ли тебе когда-либо с человеком случайным пересечься, а потом снова его встретить в новых обстоятельствах? Вот видишь, и у тебя такое бывало. Наверное, и людей таких нет на свете, которым бы жизнь-чертовка железную последовательность событий не подкинула. Вроде, решили уже всё за тебя наверху, а теперь посмеиваются над твоим ошарашенным видом. Понимаешь, о чём я? Не совсем… Хорошо, подойдём с другого боку. Ну, вот, к примеру, столкнулся ты с пешеходом в большом городе, который навстречу тебе дорогу переходил. Посмотрел на него секунду-другую и ушёл. А потом с ним снова встретился в более интимных обстоятельствах, о каких и не думал никогда. А всё почему? Потому, что умный дядечка Бог так с тобой поиграть решил. Да, к чему тебе эти неказистые рассуждения непутёвого инвалида третьей группы? Лучше я историю одну расскажу. Может, она тебе забавной покажется.

Дело в начале февраля было. А вот год, какой – запамятовал. Но тогда уже проблемы с топливом начались при нашей-то нефти. Выходит, вечно плачущий коммунист Рыжков уже завалил морской капустой все гастрономы. Дальше уточнять не будем. Ни к чему это вовсе. Так вот, отправили нас с Мишаней в командировку в Печору. Машины мы должны были для автоколонны получать. ГАЗ-66 и ЗИЛ-133. Их на платформе по железке из центральной России пригнали, а в Войвож по зимнику доставить – уже наше с Мишаней дело. Как добрались до Печоры, рассказывать не буду. Сам знаешь, как шоферня в поездах отрывается. Выезжали из Ухты, вроде, не очень холодно было. Градусов 30 мороза, а в Печоре уже за сороковник зашкаливает. У Мишани (он же без разбавки пьёт, помнишь?) такой разбег температур обозначился, что срочно нужно было это непотребство гасить подручными средствами. Это только подумать, внутри почти 96 градусов, а на воле  – 46! Итого – полторы сотни с хвостиком! Не всякий организм это выдержит. А нам ещё часов 14 за рулём по зимнику пАрить, никак не меньше. Пришлось в привокзальном буфете в Мишаню пару литров чая крепкого залить. Сидит он в буфете, чифирём побулькивает, глазами опухшими поигрывает. Ну, чисто как  самовар Иван Иваныч, помнишь такой стишок? Самовар. Только без трубы, а вместо краника нос у Мишани сиреневого неприглядного оттенка с застывшей каплей. Первый литр ему тяжело давался. А дальше уже проще дело пошло. Мишаня воскрес и принял живое участие в дальнейших событиях. А они разворачивались следующим образом. Дождались мы автобуса и рванули в район НИБ*. Добрались до тупика железнодорожного в какой-то войсковой части, куда платформу нашу с машинами загнали. Заходим в балок к дежурному. Так и так, всё по чести докладываем, бумаги свои показываем. Офицерик молодой говорит: «Да, забирайте свои лайбы побыстрее, нафиг. Баба с возу…» И в окно рукой на платформу показывает. Да мы и сами уже свою технику видели, только вот несподручно вдвоём на таком морозе крепёж железнодорожный расшнуровывать. Просим помощи у литёхи зелёного. А тому зябко самому на улицу идти. И с обогревателем-то в балке не очень жарко, если сосульки по углам почти не плачут, а на дворе и вовсе не май месяц. Однако он нам с десяток бойцов выделил, и мы двинулись свой транспорт к дороге готовить. С солдатиков, нужно сказать, толку не больно-то много. Они сразу костёр развели, и всё греться норовили возле огня. Разве что худыми задами в ватных штанах прямо на угли не садились. Оно и понятно, когда кирзой по северному зусману снег месишь, то тебе уже мало интереса до сохранения казённого имущества, не говоря уже про работу. Часа два, этак вот, промаялись мы военным манером, но машины на землю согнали. Сразу же в баки заглянули с Мишаней и ужаснулись – там только на донышке. До заправки не доехать. Стали ребят просить поделиться горючкой. Да не вышло. Солдатиков наших, что в тупике дежурили, беднее, разве что церковная крыса в неурожайный год, да ещё и на диете. Нет у бойцов ничегошеньки. Ни тебе горючки, ни заварки, ни чайника, ни желания что-либо делать. Одним словом, сидят они на полном хозрасчёте и самофинансировании, а про чувство долга вспоминают только когда по большому на мороз выбегают. Там у служивых в будочке на гвоздике отменная подшивка итогов XIX-ой партконференции висит и пара номеров «Военного вестника» за 1966-ой год с изображением НАТО-вских военных с полной выкладкой. Никакой политинформации не нужно! Сразу сердце гневным патриотизмом наполняется, только страницы успевай переворачивать коченеющими пальцами. Дело, однако, к обеду движется. Нам уже выезжать пора, чтобы к ночи до дому добраться. А куда дёрнешься без бензина? Решили перекусить немного и подумать, кого за горючкой на пустынную трассу отправлять.  А движение там, нужно заметить, и в самом деле аховое по климатическим условиям. Какой же дурак будет в такой мороз без толку машину гонять? Шансов не обморозиться за этим нехитрым занятием – слив бензина на трассе, согласись, немного. Да ко всему ещё выяснилось, что нет на посту боевом никакой посуды, кроме консервных банок. Пришлось ведром жертвовать из автомобильного комплекта на ЗИЛ-ке. Натопили мы в нём снега, воду вскипятили, чай заварили, который в дорогу с собой прихватили. Притащили в балок дымящееся ведро с костра и устроили солдатикам пир с нашими же продуктами, приготовленными на случай поломки в пути. Нельзя сказать, что нам с Мишаней совсем уж ничего не досталось, но министр обороны до сих пор за это так и не расплатился. А мы, считай, Димуля, целое отделение накормили во главе с лейтенантом. Ребята всё же душевные попались, отблагодарили нас. Кто-то из солдат на трассу сбегал и литров 9 бензина принёс. И антифриза догадался выпросить. Молодчина! Сам второе ведро, которое на ГАЗ-66 в кабине валялось,  нашёл и сюрприз нам устроил. Расставались с защитниками тепло, несмотря на мороз и сгущающийся туман. Ну, теперь – на заправку, и – в добрый путь! Лишь бы не застрять по дороге без продуктов. Выехали на зимник и погнали. Я впереди на ЗИЛ-ке, а Мишаня сзади на ГАЗ-66 с одной голой рамой. Дистанцию метров двести взяли, чтобы, не дай бог, друг в друга не въехать. Не видно же ни черта в двух шагах из-за тумана. Но с другой стороны мороз нам и помощник. Вряд ли кто по большой нужде на зимник в – 46 выскочит, да ещё под вечер. А ты же, Димуля, знаешь, как на зимнике со встречными расходятся. До первого «кармана» кто-то сдавать задом должен, колея-то – однопутка. На этом столько времени убивается. Но это в ясный денёк. Не сегодня, когда морозит и туман, как сливки у Маруси в буфете. Едем мы с Мишаней, значит, друг другу периодически сигналим клаксоном, чтобы не потеряться и не стукнуться. А звук по морозному воздуху хорошо распространяется, милое дело. Тут и стемнело как-то разом. Ещё и двух часов не едем, а темнотища жуткая. Фары включаешь, но впереди всё равно ничего не видно из-за тумана. Тем не менее, по звуку хорошо ориентироваться. Не наскочишь на встречного, издали его слышно. Одну только фуру и встретили на своём пути. Остальные дома сидят, чаи гоняют. Долго ли, коротко ли, только проехали уже Усть-Щугор, вот-вот Подчерье впереди покажется. Всё бы хорошо, но что-то стало мне казаться, что какой-то отворот с зимника в сторону появился. Остановился. И точно – отворот. Да такой наезженный, лучше нашей дороги. Давно я здесь не ездил. Решил Мишаню подождать. Посоветоваться, стоит ли сворачивать. Может, короче по этому пути будет. Посигналил напарнику, жду. ГАЗ-он быстро подлетел. Сидим у меня в кабине с Мишаней, двигатели не глушим, совет держим. Он тоже не знает, куда отворот пробит. Времени – часов около семи вечера. Уже желание закусить пришло. А весь паёк на боевом посту скормлен, ещё в Печоре. Хоть бы кипяточку попить. Ну, Мишаня, у меня мужик запасливый – притащил термос литровый. Он, оказывается, успел чай туда из ведра затарить перед выездом. Долили мы немного спирта в термос, чтобы бодрило в дороге. Выпили по паре колпачков горяченького с одним сухарём на двоих, а решение, куда ехать, так и не пришло. И вдруг из темноты голос раздаётся: «Куда путь держите, мужики?» Я чуть чаем не обжёгся от неожиданности. Смотрим, выкатывается к машине этакий колобок в белом армейском полушубке, унтах и ушанке из чего-то мохнатого. Может, из росомахи, а, может, из собак. На лице и усах сосульки от дыхания наросли – видно, давненько пёхом движется. Но не обмороженный – морда бардовая, мясистая, пар от неё столбом стоит. Уселся он между нами, чаю хлебнул со спиртом и говорит так: «Мужики, поехали ко мне. Как раз в этот сворот. Я вас кофе угощу. Да, что там кофе. Поедим по-человечески, выпьем. У меня и сёмга свежая имеется. Поспите, а утром я вас на этот перекрёсток выведу». Стали мы с Мишаней колобка спрашивать, что это за населённый пункт, где кофе подают. На карте, вроде, ничего человеческого поблизости не наблюдается. Красномордый смеётся в оттаявшие усы: «Да, хозяйство здесь у меня, ребята. Вроде, директор я. Поехали, не пожалеете». Соблазнились мы на тёплую постель после сытного ужина. Свернули с зимника. Минут сорок ехали. Потом ещё куда-то свернули, куда колобок показал. «Вот уже и кофейным духом повеяло, - засмеялся зловеще мужик в полушубке, - во всех бараках…» Или мне только так показалось, что смех у него зловещий был, однако, мерзкий холодок по спине моей побежал. Понял я, что в зону въезжаем. Вот и вышки видны, собаки надрываются, прожектора пытаются своими заскорузлыми прокуренными пальцами дырочки в тумане проковырять. А дорога, по которой сюда нас нечистый вывел, не обычная дорога, а лесовозная. Потому и накатана так знатно. По ней результаты труда всей зоны на склады свозят. Помнил я хорошо, чем для меня последнее посещение зоны кончилось. Люди там, вроде, такие, как мы. Да не такие вовсе. Это я не про осуждённых говорю, а про персонал, Димуля. У нас под Войвожем есть одна зона общего режима. Там заправка имеется. Так вот, я на ту заправку частенько заворачивал, поскольку близёхонько она. Дашь, бывало, зэкам пачку чая, они тебе за это полный бак горючки надурачат. Однажды на начальство зоновское нарвался. Капитан, «вэвэшник», ничего ко мне отнёсся. Встретил, как друга. Помог заправиться, к себе пригласил в кабинет. Потом… ничего не помню. Видать, мне клофелином кофе заправили. Два глотка только и успел сделать. Очнулся на свалке возле посёлка без документов, без денег. Машина рядом стоит. Большой потом скандал был на работе – мне в командировку ехать, а у меня паспорт утрачен. В милицию обращаться на предмет кражи не стал. Что я дурак что ли? У них там всё подвязано. А по паспорту моему, наверное, какой-нибудь «законник» в наколках потом гулял на Черноморском побережье. Ты понимаешь, Димуля, к чему я веду? Зона, кофе с клофелином… Проходили мы всё это. Ты можешь это, как хочешь называть.  Хоть мнительностью, хоть перестраховкой. Только так мне не хотелось на морозе мордой в снег валяться без документов. Тормознул я машину прямо посередине зоны. Кабину открыл и «вэвэшника», под колобка замаскированного, нежно так из кабины выпнул. Ничего с ним при выпадении не сделается – сугробы кругом. Сам же быстренько задом сдаю и сигналю непрерывно, чтобы Мишаня тормозил. Только успел развернуться, тут и он подъехал. Смотрит на меня изумлённо, но ничего не спрашивает. Мишаня, он же смышлёный, если трезвый. Погнали мы обратно, выскочили на тот роковой перекрёсток, остановились остатки чая допить и дальше уже без остановок до дома ехали. К середине ночи у себя в посёлке были.

Прошло полгода, даже, пожалуй, поболе. Точно, осень наступила. Охоту на водоплавающих как раз открыть должны были. Про зимнее приключение мы с Мишаней уже и забыли вовсе. Да, тут пришлось его вспомнить. Ты бывал у нас на посёлке? Нет? Ну, тогда пару слов скажу о нём и его окрестностях. Места у нас под Войвожем глухие и дикие. Несколько коми деревень в округе. Народ там только охотой и рыбалкой промышляет, а отдых у них всегда в водку или брагу упирается. Особенно после богатой добычи. В такие дни лучше к ним в деревню не попадать. Пальба идёт из ружей в окна вдоль по улице. Салютуют вроде,  удачливости и куражу будущему. Хорошо, если мелкой дробью малым калибром. Но бывало, что и жаканом в собак палили. Дикий Запад, да и только. За год в деревнях раненых столько случалось, что в больнице поселковой раскладушки в коридоре ставили. Мест на всех не хватало. И никто не мог толком порядок навести. Ни один участковый. Если вопрос кардинально решать, то есть – оружие конфисковать навсегда, то всякого рода депутаты замордуют. Дескать, правоохранительные органы покушаются на самобытность коми-народа, лишают его исконного охотничьего промысла. А одними пустыми угрозами оштрафовать, кого остановишь? Денег-то всё равно у этих ухарей не бывает. Живут они натуральным хозяйством и нигде не работают. Вот так и существовали мы, поселковые, в те времена от одного охотничьего сезона до другого. Конечно, местным самобытным охотникам вообще никто не указ. Дожидаться никто из них открытия охоты не будет, коли утка поднялась, или гусь на юг устремился. Помню, как-то заехал я в одну деревню по служебной надобности и стал свидетелем такого события. Возле калитки храпел пьяный мужик, а через двор к нему еле двигался под тяжестью двух ижевских двустволок сопливый парнишка лет пяти. Пацан был в одной рубашке до колен  и босой. По дороге он забрёл в крапиву (туда его занесло мощным ружейным маховиком) и мужественно терпел естественное растительное иглоукалывание. Я окликнул его: «Ты куда двустволки тащишь, мальчик?» «Папке оружиЮ несу. Скоро УТКО пойдёт!». Действительно, утка уже пошла. Но сил у папки этого мальчугана подняться следом на крыло уже не было. Теперь, Димуля, ты вполне можешь себе представить житие наше скорбное. Но я отвлёкся. В то лето нас с Мишаней в посёлке не было. Мы вахтовались севернее Усинска. Возвращаемся в сентябре в родную вотчину и первым делом новости узнаём. Какая рыба ловится, какая дичь по озёрам гнездиться нынче и так – за жизнь. В числе прочих новостей рассказали нам, что теперь в посёлке новый участковый. Говорят, из бывших «кумов» с зоны. Зовут его Владимир Ильич Смушков, и он в звании майора. И такую жизнь местным охотникам этот Ильич новейшей истории устроил, что те и вздохнуть без его соизволения не могут. Он всё оружие конфисковал под расписку «взято на ответственное хранение» и выдаёт только на период официального открытия охоты. Причём за патроны  перед ним отчитываются в письменном виде. Сезон закончился – изволь ружьишко сдать в милицейский сейф. А не хочешь, тогда тебя задерживают на 15 суток за мелкое хулиганство и в подвал на хлеб и воду. Поначалу жаловаться на майора пытались. Но после того, как мотоцикл одного такого жалобщика неожиданно выбросил хозяина из седла, наехав в темноте на бревно, занесённое ураганом со стороны  силовых структур, все согласились с новыми порядками. Порадовались мы с Мишаней, что спокойней стало в посёлке. А с другой стороны, огорчились – теперь нужно наши «вертикалки» в милицию тащить. Не сейчас. Чуть позже, когда официальный отбой осенней охоте дадут. За суетой рабочей как-то всё позабылось. Уже середина ноября на улице, а ружьё у меня так дома на стене и висит. Еду я в один прекрасный день на обед мимо здания милиции поселковой. Притормозил неподалёку, чтобы хлеба купить. Смотрю, на крыльцо милицейское вываливает… тот самый колобок, который нас с Мишаней на зону вроде Сусанина завёл. Только теперь он без полушубка и усов. Наоборот, в фуражке и кителе милицейском с майорскими погонами. У меня всё разом и оборвалось. Ружьё дома висит несданное, машину не в том месте припарковал, за рулём сто грамм накатил и, самое главное, товарищу майору под зад коленом сделал зимой. А Владимир Ильич (а кому ж ещё быть, как не ему) красной мордой сверкает гневно,  пальчиком к себе манит. А меня переклинило всего. Стою, как дурак, с буханкой чёрного на одной стороне дороги, а колобок при исполнении с другой стороны мне кричит что-то. А кричал он так: «Ну, что жертва политических ДЕпрессий, замер?! Сюда иди уже! Сейчас побеседуем у меня в кабинете по душам, мало не покажется!» Кое-как дорогу перешёл, на крыльцо поднялся. А майор уже дверь в кабинет распахивает, ручкой жест приглашающий делает. Захожу внутрь, а там Мишаня сидит. Будто выпивший уже. На столе милицейском чайник, банка с кофе, кой-какая закуска с непременным кусищем Печорской сёмги и бутылка спирта. Рассмеялся Смушков и говорит: «Ну, что испугался, бедолага? Ничего-ничего, сейчас отойдёшь. Я же ваш должник. Только зря вы тогда уехали, ребята. У меня же в тот раз отменный жареный мокко был – закачаешься! А теперь растворимым только и богат». После вышесказанного майор наполнил два стакана, закрасив спирт разбавкой из заварного чайника. А в третий, Мишанин, заварку лить не стал, один голимый спирт. Мишаня же не запивает, ты помнишь? Что ещё можно добавить? Навёл Смушков порядок в нашем медвежьем углу. А года через два его в Ухту забрали на повышение. Но пока он в посёлке высокую марку правопорядка держал, моё ружьё никогда в милицейский сейф не ныряло. Должок – дело святое. Ну, будь здоров, Димуля!

Алексей смачно закусил оливкой и спросил: «И как ты можешь есть эту гадость? Закусить, ещё куда ни шло, можно. Но вот употреблять в пищу, как овощ, – это не по-нашенски. Ты бы вон лучше леща съел». Лещ лещом, но котлеты из налима – это, доложу я вам, что-то особеннАГА! Тьфу, история про налимов уже рассказана раньше. Тогда действительно лучше лещиком копчёным слюноотделение пресечь…

* НИБ – научно-исследовательская больница. Это заведение в Печоре открыли после т.н. «дела врачей». Здесь обитали и трудились ссыльные врачи из Кремлёвки. Позднее здесь, на окраине города,  размещался кожно-венерический диспансер. Потом старое здание вообще бросили, а район так и продолжали называть ссыльно–конспиративной аббревиатурой.

 

История третья от Алексея

БЫЧОК С ПРИЦЕПОМ

Вот ты, Димуля, говоришь, что чудес разных и всяческих не бывает на свете. Дескать, всё заранее выверено, согласовано, утверждено. Но, знаешь, дорогой мой неверующий Фома, всяко у меня бывало в жизни. И рак свистел на горе, и дождичек в четверг поливал так, что на тягаче не проехать по лужам. Вот принцессы мне не встречались, врать не стану. Так, всё больше шалашовки подстилочные да подруги фартовых дяденек в законе. Но речь-то не о том веду, Димуля. Я про судьбу хочу рассказать, которую не купить, не продать никак невозможно. Что тебе Господом дадено, от того никак не скрыться. И если фитиль в подхвостице уже палёным запах и кажется, что никакого сладу с обстоятельствами нету, тут-то тебе чудо и приходит на помощь. Вот случай тебе расскажу. Это уже после Михаила Перестройкина случилось. Закрыли экспедицию, к которой наша автоколонна принадлежала. А куда водителю в маленьком посёлке деваться? Работы, сам понимаешь, нет. Переучивать никто не желает. Да, и на кого переучиваться, куда податься? На шахту нашу нефтяную** в Войвоже? Так туда уже очередь записана на несколько лет вперёд. Там молодых ждут, а не таких, как я, с побитой молью лысиной. И тут случай подвернулся знатный. Какой-то родственник жены в Ухтинский МЧС устроился. Он-то мне и предложил в нашей поселковой пожарной команде поработать. Только вот водители простые им и вовсе не нужны, поскольку в штате народу меньше самого малого минимума. Поэтому изволь, новый боец МЧС, быть универсалом. И пожарником, и спасателем на нефтяных объектах, и водителем всевозможных видов транспорта, и медбратом, и сестрой милосердия (если что!). Времени на обучение было предостаточно, поскольку в посёлке нашем чрезвычайных ситуаций не так уж и много. Научился я с брандспойтом управляться, дышать в дымозащитном костюме, горящую нефть тушить. Вскоре и случай подвернулся, чтобы на практике навыки мои проверить. Тот самый случай! Дело зимой было, поскольку снег лежал знатный. Да и не жарко на улице. Вызвали нас под вечер на пожар. Нет, не такой серьёзный, как ты подумал. Горели хозяйственные постройки у одной местной бабки. Она скотину кормила и по неосторожности подпалила сено керосиновой лампой. Бабуля, нужно сказать, боевая была – успела кур и свиней на улицу выгнать, пока не разгорелось. А когда за бычком идти наладилась (он у неё в отдельном хлеву на постой определён был), глядь, а там уже крыша полыхает. Хорошо, соседи на пульт МЧС позвонить успели. Приехала наша аварийка пожарная на место, осмотрелись мы. В общем, не пожар, а плёвое дело. Затушить его, чтоб не распространялся по посёлку, – что тебе на своём компьютере предложение набрать. Да только вот закавыка с бычком. Плачет старушка жалобно так: «Не оставьте меня, ребятушки, сиротинкою! Спасите касатика моего. Кормильца Борюшку». Тогда всех бычков-кормильцев у нас в посёлке Борьками называли, даром, что никто из них на танк залезть так и не удосужился. Однако отвлёкся я. Итак, горит хлев, а там внутри бычок пропадает. В этой ситуации выбора у нас не было. Если женщина просит, изволь в горящий хлев идти. Только вот кому конкретно? Бросили на пальцах. Выпало мне. Одел я дыхательную маску, костюм термостойкий одел, да и в огонь бросился, будто Гастелло на танки. А проверить компрессор сдуру забыл. Но сначала ничего не почувствовал. Бычка в сарае быстренько увидел. Он на полу лежал. Там снизу свежий воздух подсасывало, Борька им и дышал. А чуть приподнимешься – сразу угарного газа нахватаешься, и здрасьте вам, извольте бриться, можно на вскрытие не носить. И так понятно, что отравление вездесущим CO. Бычок лежал как-то странно. Будто самурай перед сепукой своему японскому богу молится. Задние ноги скрещены, зад приподнят, морда на земляном полу соплями брызжет. Я схватил Борьку за рога и поднять попытался. Ну, чтоб он на ноги встал. Но тот, хоть и молодой, но тяжеленный – не могу его пошевелить. А бычку уже, вроде, и не к чему спасаться. Глаза у него печальные, слёзы по ним катятся. Всё ясно – с жизнью прощается, со своей старушкой заботливой, с пастбищем поселковым, с надоедливым северным гнусом. Такое тут меня зло взяло, что я покрыл Бориса Николаевича многоэтажной матовостью с ног до кончиков рогов и дёрнул животное, что было сил. Бычок приподниматься начал, но снова на колени рухнул. А я уже ничего сделать не могу, поскольку сил много потратил. Да тут ещё, чувствую, воздух плохо в дыхательный аппарат поступает. Задыхаюсь. Выходит, клапан не до конца открыт. А как ребятам крикнуть, чтобы исправили, когда шум от пламени такой, что себя не слышно? Конечно, если лечь и не двигаться, то такого притока воздуха вполне хватит. А если бычка поднимать? Тут балки прогоревшие с крыши начали падать со свистом и шипением. Пора на улицу бежать. И чёрт с ним, с тем Борькой. Самому бы уцелеть. Но сил никаких нету. Пройти всего шагов 15 нужно, а не могу. Дышать совсем плохо. Принял я решение нестандартное. Так, от безысходности больше, чем от великого ума. Если бычку возле пола дышится неплохо, то и мне там воздуха хватит. Снял маску и к Борьке под дымящийся бочок  пристроился. Лежим мы так вдвоём, два млекопитающих. Каждый про своё думает. Он всё про травку летнюю за посёлком и коров, которых ещё и не покрыл не разу. Горько производителю осознавать свою никчёмность, плачет Борис. А я семью вспоминаю: сыновей, жену, отца-покойника, царствие ему небесное. Уже со всеми распрощаться успел, да тут про заначку вспомнил. Лежит у меня заначка в коробке из-под старых ботинок, мятыми газетами замаскированная. Вот, думаю, начнут без меня дома уборку делать и выбросят коробку вместе с деньгами. Нельзя никак этого допустить. На эти деньги раньше полмашины купить можно было! Да и теперь – не меньше ящика водки! Потихоньку соображать начал. Вспомнил историю, которую отец ещё в детстве рассказывал со слов своего отца, моего деда, стало быть. Дед, тогда ещё не раскулаченный, жил в Тамбовской губернии. И у них в селе частенько поджоги случались. Так вот, дед отцу рассказал, что во время пожара быки и коровы ведут себя неадекватно. Падают на колени и спастись не пытаются. И вот, дескать, мужики местные, чтобы скотину выручить, хвост ей ломают… Вспомнилось, как отец смеялся, когда я спросил, что быки делают со сломанным хвостом. «Ну, про это тебе лучше не знать, сынок!» –  отец возник из памяти с улыбкой. А потом внезапно переменился и закричал: «Попробуй! Попробуй, Лёха!» С трудом я соображал, где явь, а где галлюцинации. Но понял, что сломать бычку хвост – мой единственный шанс на спасение. Перевернулся я, схватил Борьку за позвонки, не уместившиеся в его туше и, передавив у самого основания, резко дёрнул. Всё дальнейшее произошло в считанные секунды. Я только успел увидеть, как ноги у Борьки распрямляются, а дальше – множественные ушибы со всех сторон, раскалённый воздух, невероятно холодный снег, удар, отключка. Пришёл в себя в больнице. Там мне и рассказали, что же произошло. Люди, которые пытались потушить пожар снаружи, уже и не чаяли увидеть меня живым. Бабка голосила, что она только в моей смерти виновата и неистово молилась в небеса. И вдруг – будто танк по горящему хлеву проехал. Из огня и дыма возникла странная фигура бычка с прицепом, которая снесла стену и со скоростью курьерского поезда унеслась в сторону леса, вздымая снежные волны, какие обычно сопровождают глиссер на летней воде. В том глиссере я пассажиром был, как ты, Димуля, понял. Уж, не знаю как, но бычок мой проволок свой груз метров примерно сто, пока в дерево меня не припечатал. И что характерно, не любят коровы и быки, соответственно, по глубокому снегу ходить. А Борька нёсся, будто ему хвост в дверях прищемили. Да, собственно, почти так оно и было. Только теперь начинаешь понимать всю глубину и многоплановость языковых форм. Лежал я в больнице недолго. Никаких особенных повреждений у меня не нашли, если не считать десяток ссадин на заднице (это я об пеньки под снегом тормозил, нужно сказать, неудачно) и трёх сломанных рёбер (это уже на финише Борька мною об берёзу затормозил, уже удачно). А что с бычком стало? Так и ему почти ничего не сделалось. Слегка только шкуру подпалил Борис, как его тёзка на коммунистах в 96-ом году. Он потом от такого стресса долго на тёлок смотреть не мог. Сперва думали, что импотентом производитель стал на нервной почве. Но потом ничего, оклемался – покрывал всё, что навозом пахнет, с нашим удовольствием. На меня только плохо реагировал при встрече. Морду строил и боднуть норовил, дурак. Всё хвост свой сломанный простить не мог. А зачем нормальному бычку хвост, если разобраться? Он же не собака. Главное, что все остальные достоинства на месте.

Алексей отхлебнул остывающего коми-пунша*** из кружки, зажевал печенюшкой, которую нам давали за ужином и предложил выйти покурить. Конечно, я его понимаю. Ассоциация с пожаром, огонь, дым и всё такое.

 

** В посёлке Войвож республики Коми добывается самая высококачественная тяжёлая нефть с очень низким содержанием парафинов. Добывается она шахтным способом. Такая шахта тоже единственная в мире.

*** Коми-пунш – смесь двух жидких компонентов в пропорции 1:1, крепкого горячего сладкого чая и водки.

 

История четвёртая от Алексея

КОНКРЕТНЫЙ НАЕЗД

Димуля, главное в жизни, чтобы тебя правильно понимали. Согласен? Вот и умничка. А то из-за одной буквы человеку судьбу сломать можно. У меня, вообще, случай был, когда даже все буквы совпали, только трактовали слово по разному… Давай-ка, я этот случай тебе и расскажу. Стоял 1971 год. Мне до дембеля оставалось всего ничего, месяц какой-то. Служил я в Бурятии, неподалёку от Монгольской границы. Не знаю как сейчас, а тогда не граница была в этом месте – не граница, одно название. Да и то – неприличное. Со стороны кочевников единственная застава на главной дороге к Улан-Батору. С нашей стороны, конечно, маленько побольше. Но тоже не густо. Все заставы настоящие, боеспособные  на другой стороне Монголии, где китайцы после Даманского в себя второй год приходят. Дали нам с напарником Сашкой дембельский наряд. Мы с ним сено к монголам возили, не то в колхоз, не то совхоз тамошний, их разве поймёшь узкоплёночных. Кругом одни Сухэ-Баторы смотрят прищуренным глазом с плакатов под руку с Цеденбаллами, а объяснений никаких, чего им от крестьянства нужно. Но наше дело маленькое, знай себе, барражируй через границу. Туда – сюда. В Монголии у нас сено выгрузят из кузова, мы опять в Бурятию за продуктом первой животной необходимости. И таким вот образом до тех пор, покуда заготовленное под Улан-Удэ сено не эмигрирует на сопредельную территорию в полном объёме. С нашей помощью конечно. Ездим мы с Сашкой на двух стареньких бортовых ГАЗ-онах, без какого бы то ни было оружия. Чай, не спецназ какой. Так, крестьяне недоделанные. Да, и вообще, я в армии оружие держал только на присяге, а потом всё больше «баранку» или уставы. И очень, нужно сказать, хорошо, что не давали мне автомата. А ну, как потеряю! У меня уже здесь, на работе случай был такой с оружием, не приведи Господи. Вернее, с его (оружия) пропажей. Давай, Димуля, я тебе сначала эту историю расскажу. Спешить-то нам некуда. Курортник пьёт, а процедур всё меньше остаётся. Почки отпали, и лечить нечего.

Дело было в середине семидесятых, если память не подводит. Работал я тогда в районе нынешней Харьяги, практически на границе с Ненецким автономным округом. В тот год как раз из Ижевска команда приехала на испытание «Буранов» (снегоход такой, типа мотоцикла, знать должен) в реальных условиях будущей эксплуатации. Мы работаем себе помаленьку, а испытатели разъехались в разных направлениях. «Буранов» - то не то пять, не то шесть было. Долго они по тундре колесили. Несколько суток. Каждый испытатель с собой на санях бочонок с горючкой брал, радиостанцию, запас провизии. К назначенному сроку один испытатель не вернулся. Его потом нашли обмороженного. Говорили, что в пенёк врезался, упал и позвоночник повредил. Потому и до радиостанции доползти не мог. Песцов ракетницей отпугивал больше суток. Нашли этого парня живым ещё. Потом в больницу отправили «вертушкой». Не знаю, правда, выжил он или нет. Но не о том речь, Димуля. Перехожу к главному. Испытатели сели в конторе отчёты писать о своих впечатлениях про ходовые и прочие качества снегохода, а сами машины в ангар закрыли. Только что там тот ангар? На нём замок висячий сковырнуть монтировкой – милое дело. Нужно бы охрану поставить. Мало ли. Шоферня, геофизики и геологи народ любопытный. Ещё захотят покататься или, того хуже, изучить матчасть. Ты же помнишь, в то время даже на чертежи мясорубки гриф «совершенно секретно» ставили. А тут новые снегоходы! Начальник испытателей долго решал, кому же охрану доверить. Решил – лучше профессионалам. Таковые оказались рядом, по счастливому стечению обстоятельств. Служивые из военизированной охраны, которые склады с геофизической взрывчаткой охраняли, как раз на такую роль годились. Люди всё больше в годах, ответственные, подписку о неразглашении «всего, что увидят» давали. К тому же с оружием проблем у них нет. А какой же ВОХРовец, работающий в режиме «сутки через трое» откажется от дополнительного заработка? Благо и ангар тут же в посёлке. Так вот к всеобщему удовольствию и порешили. Сутки охранник взрывчатку караулит, сутки спит, сутки «Бураны» охраняет, сутки снова спит. Это в теории. А на практике-то всё по-другому обернулось. Случилась у нас, у водителей, неожиданная получка. Вернее, не получка даже – аванс. В сезон обычно все под запись живут, а деньги только на Большой Земле видят. А тут что ли что-то не так сработало в бухгалтерии? Не знаю. Одним словом, выдали нам по ведомости некоторую довольно внушительную сумму. А куда деньги в поле девать? Известное дело – праздник души устроить. По такому случаю в деревню ближайшую делегацию отправили. А это больше ста километров. Но никакие расстояния не смогли нам испортить праздника. Собрались вечером на застолье широкое. Всех пригласили: и геофизиков, и испытателей. Посидели вполне удачно – половина быстро отсеялась по причине нездоровья, завтрашней работы, косого взгляда начальника и просто мнительности о вреде похмелья. А когда уже все испытатели рассосались, от ангара с «Буранами» прибежали охранники, которые на смене были. Теперь им уже можно, если начальник не видит. Трое их пришло (ещё один пост со взрывчаткой покинул). Ребята, сразу видно, основательные. Поснимали портупеи, кобуры отстегнули и всех выйти попросили из помещения. Это они оружие спрятать решили, чтобы по-пьяни чего не вышло и чтобы не пропало табельное оружие случайно. Не зря их главный испытатель выбрал. Точно – ответственный народ. Так ответственно к празднику неожиданного аванса подошли, что вскоре уже спали, кто где упал. Разбудили их за полтора часа до пересменки на объектах. Чтобы успели себя в порядок привести и передать охраняемое добро новому наряду честь по чести. ВОХРовцы быстренько оделись и недоумённо принялись шарить под кроватями и в тумбочках (другой-то мебели в комнате не было). Портупеи на месте, а оружия нет. Вот тут они на нас вполне конкретно наехали. Закрыли дверь изнутри. Никому не выходить до выяснения обстоятельств пропажи велели. Сами же охранники допрашивают гостеприимных хозяев на предмет «кто спёр пистолеты?!» Тут удивлённый народ, убедившись в основательности сынов Церберовых, напоминает, что те сами пистолеты от сглаза прятали в комнате. Без свидетелей. Так что, если охранники не помнят ничего, то и нечего на честных людей батон крошить. Начинаются поиски. Переворошили всю комнату, вспороли матрасы, подушки прощупали, печку перетряхнули, разобрали старенький телевизор. Нет оружия и всё тут. И что удивительно – хозяева балка точно помнят факт прятанья пистолетов ВОХРовцами, а те – нет. Минут сорок разборки продолжались, чуть до драки дело не дошло с кровопролитием на свежевыпавший снежок. Да тут в балок ввалился один из непохмелённых геофизиков с подобием недоумения на лице и смущения в душе. Он шёл мимо и обнаружил, что за окном нашего жилья висит авоська, полная чего-то таинственного. Только вчера ещё сетка была худая, как камбала. В ней хранились только пара  небольших сигов (остатки с прошлой рыбалки). Это геофизик помнил точно, потому что как раз лбом ударился об смёрзшуюся рыбу, когда к себе возвращался в первых рядах уставших от праздника бойцов. Решив, что эта милая «шоферня» не забыла про снятие похмельного синдрома старинным способом «клин клином», он снял авоську и с любопытством и нескрываемым удовольствием заглянул внутрь газетного кулька (то самое новообразование, появившееся после его отхода ко сну). Всё что угодно ожидал увидеть геофизик в этом пакете: непочатую бутылку водки, или даже не одну (это предпочтительнее всего), свежую рыбу, мороженую оленину, малое собрание сочинений В.И.Ленина в 12-ти томах, комплект нестиранного тёплого белья, надувную женщину средних лет азиатской наружности, подброшенного цыганёнка, коробку передач от снегохода «Буран»… Всё, но только не три новеньких, блестящих кобуры с тремя же пистолетами Макарова внутри. Вот так, Димуля, подальше положишь – поближе возьмёшь? А если бы геофизика раньше похмелить успели? Так бы и висело оружие в авоське до весны, а придурков этих из охраны посадили бы за утерю табельных ПМ-ов. Благо – зона-то рядом. Так что в нашем случае поговорку можно и так переиначить: «Подальше положишь – и в зону пойдёшь». Хочешь – верь, Димуля, хочешь – не верь.

Ну, а теперь можно и мою армейскую историю продолжить. В один прекрасный день возвращались мы с Саней из «вражеского» тыла за очередной партией сена. Недалеко от границы в зеркале дальнего вида заметил я столб пыли над грунтовкой. Кто-то нас догонял. Трудно было разобрать, кто это едет, свои армейцы или местные. Одно понятно, что машина легковая. Вот она уже со мной поравнялась настолько, что я увидел – за рулём ГАЗ-21 (помнишь, старая такая «Волга» с оленем на капоте) монгол сидит. И, видать, не простой монгол. Поскольку в костюме чёрном, при галстуке и в шляпе-пирожке. Не иначе – партийный шишкарь. Вот и номер номенклатурный, престижный на бампере висит. Только водитель этот хренов со мной поравнялся, и, ну, давай сигналить, будто на пожар мчится. Хочет, чтобы мы с Саньком на обочину съехали и дорогу ему уступили. Так вот запросто не разминуться было – дорога-то не шибко способствовала. Не в Европах мы встретились, однако. Я вижу, Санька в окно по пояс высунулся из кабины, что-то мне показывает на пальцах. «Ага, не хочет он так вот запросто коммуниста неформатного, широкоэкранного вперёд себя пропускать», – догадался я. С этим, Димуля, я думаю и ты вполне солидарен, не говоря уж про мою ефрейторскую душу, поскольку надоели сытые «хозяева жизни», упакованные выше макушки. Чем мы то хуже с Санькой? Ну, нет у нас такого партийного пирожка на голове, а только потные промасленные пилотки, так что с того? Теперь можно нами помыкать, как теми баранами в степи? Не выйдет, товарищ монгольский секретарь. Не дождётесь. Мы с Саньком тоже давай сигналить и неприличные жесты монголу в окна показывать. А тот не унимается, так и хочет мимо нас прошмыгнуть, просочиться, так сказать, к границе под покровом дорожной пыли. Хочешь? Пожалуйста! Мы тут с Сашкой друг друга без слов поняли. Ещё бы – такой километраж вдвоём намотали за службу. Я на обочину отъезжаю, но скорость не сбрасываю. Санька такой же манёвр производит. Тут наш монгол и купился. Не стратег он оказался. Да, и не тактик. Всё за чистую монету принял и между нами сунулся и канавой на другой обочине. Здесь мы его и сделали, как Паулюса под Сталинградом. Зажали монгола и спереди, и сзади, так что не вырваться из этих наших клещей. Начали мы вдвоём с Саней прижимать ЗИЛ-ками разом поникшую номенклатурную «Волжану» в сторону той самой канавы, которая для стока воды служила. Не долго наш партийный туз менжевался. Затормозил, в кювет влетел и остался на краю монгольской пустыни один на один со своими страхами. Мы же с Саней пересекли границу и под погрузку встали. А над тем мужичком в шляпе-пирожке за чашкой кумыса потешались. И зря, нужно заметить. Остаток дня прошёл без приключений, а вот на следующее утро началось нечто. Прямо с утра ещё до подъёма будит меня дневальный и говорит, чтобы быстренько одевался. Ждут, дескать, меня. Дознаватель из Забайкальского военного округа приехал. Какой округ, какой дознаватель? Ничего не соображаю. Но вскочил быстро, умылся и на улицу вышел. Там меня уже действительно ждали. Схватили двое прапоров под руки, наручники надели и в «козлика» закинули (тогда ещё ГАЗ-ончик так называли, а не Ульяновское извращение). У меня, конечно, с перепугу голова ничего не соображает. Не могу понять – за что! А случай с этим монгольским «папиком» как-то и не вспоминается. Хорошо, предстал я пред светлые очи дознавателя. Видный такой капитан, холёный. Видать, из приблатнённых. Посадил он меня за стол напротив, велел руки мои мозолистые от наручников освободить. Чаем потчует, а глазищи так и буравят голову непутёвую шофёрскую, будто коловоротом. Спрашивает капитан: «Где вы были позавчера с такого-то по такое-то время?» «А где мне быть? – отвечаю. - Сено возил в Монголию». «Один, - спрашивает дознаватель, - возили?» Я, конечно, сказал, что мы вдвоём с Санькой работали. А чего скрывать? Путёвки же легко проверить.  Капитан закурил, улыбнулся и спрашивает: «Значит, не будете отрицать преступный сговор?» Я так и опрокинулся со стула: «Какой такой сговор? О чём вы, товарищ капитан?» Тот смеётся, будто Мефистофель, и продолжает свои вопросы задавать. А вроде ж не еврей. Это, помнится, у них так принято – вопросом на вопрос отвечать. «Серую «Волгу» видели?» - беломорина между пальцев дознавателя запыхтела торжествующим блеском. Только теперь до меня дошло, что всё дело в том самом случае на дороге. Но беспокойства нет. В конце концов, ДТП не было. Подумаешь, немного поучили монгола. Так ведь и правил никаких практически не нарушили. Это вам не оживлённый перекрёсток в Улан-Удэ. Степь всё-таки. Капитан же, между тем, почти торжествовал. Он энергично сновал по кабинету подобный элегантному ягуару на мягких лапах и чуть не мурлыкал от предвкушения близкой развязки. «Так, выходит «Волгу» видели. Хорошо. А водителя, надеюсь, тоже видели?» - дознаватель сиял, как начищенный якорь в электродвигателе. Я подтвердил. «И вы с напарником ПРИЖАЛИ уважаемого товарища Мунулика Энделгтэя прямо посередине дороги?» Я не стал возражать. Действительно прижали. Правда, не на середине дороги, а к правой обочине. Это если в сторону Улан-Удэ смотреть. Но нечего было ему хамить и сигналить нам, как лохам монгольским. Мы же не на верблюдах ехали. «Значит, вы утверждаете, что  вдвоём с рядовым Александром Н. вы напали на секретаря партийной организации хренегознаеткакого аймака посередине дороги и ПРИДАВИЛИ его по предварительному сговору?» Тут уж я возразил: «Не сговаривались мы. Просто жестами друг другу показали, что делать. Да, и не нападали, больно надо. Так, слегка НАЕХАЛИ». Капитан цвёл, как новогодний кактус: «Ага, так у вас давно спетый коллектив. Даже слов вам не нужно! Шайка, одним словом! И давно вы так промышляете?» Я завёлся: «Как так? Чем промышляем?» «А тем, что НАЕЗЖАЕТЕ, ПРИЖИМАЕТЕ людей на дорогах, ПРИДАВЛИВАЕТЕ их, забираете деньги и документы? – голос дознавателя приобрёл оттенок ржавых дверных петель. – Да, за такие штучки-дрючки, ребятки, вам никак не меньше 5 лет дисбата корячится!». Причём здесь дисбат? Я был в шоке и залепетал: «Зачем нам ихние тугрики, товарищ капитан? Что на них покупать-то?» Дознаватель, увидев моё разобранное состояние, немного помягчел и продолжил обвинительную речь: «Зря удивляетесь, ефрейтор! Незнание закона, как говорится… А что мы имеем в вашем случае? А имеем мы следующее. Преступная группировка из двух военнослужащих срочной службы, иначе говоря – банда, воспользовавшись казённым транспортом, нарушила государственную границу. Затем на территории дружественной Монголии напала на партийного секретаря, тьфу, сам чёрт не разберёт, какого аймака, товарища Мудалука… Впрочем, неважно. ПРИДАВИЛА его к обочине, затем ПРИЖАЛА непосредственно к проезжей части с целью УДУШЕНИЯ и завладения материальными ценностями, заработанными монгольским товарищем честным путём. Тем самым вышеозначенная банда нарушила такие-то, такие-то статьи уголовного кодекса СССР и УК МНР. А именно, вам инкриминируется следующее: нарушение государственной границы, нападение на должностное партийное лицо иностранного государства с нанесением телесных повреждений средней степени тяжести, а также хищением документов и денежных средств потерпевшего. И вы после всего сказанного будете утверждать, что  пять лет дисциплинарного батальона слишком много? Молите бога, ребята, чтобы вам «вышку» не дали в свете напряжённой обстановки на восточных границах СССР». Я заорал: «Да, мы придавили этого Муд… товарища монгола! Но не буквально. Просто мы вытолкали его машину на обочину. Вот и всё. Никаких денег и документов мы не видели. Не душили мы этого Энделя, поскольку даже из машин не вылезали. А что до нарушения границы, так мы же там второй месяц работаем. Можете у командира части узнать!» Капитан немного сник, но быстро оправился и бросил на стол какую-то бумагу: «А это как понимать? Здесь же чёрным по белому…» Я взял лист и прочитал следующий текст:

«коспотину таварич савецки пасол на монголский народны рицублик ц первого секретар  «хрензнаеткакого» аймака парти народный хурал мунулика энделгтэя

заявлене

Такого-то числа сего года я, мунулик энделгтэй, ехай на цлужбный делам граница совецкий народный страна. тва бандита примерна автамабил ЗИЛ накинулиц к мне, ПРИДАВИТЬ к абочины дарога, ПРИЖАТЬ мой на той земля не ехать. нервны потряцэний пришел мне к в болница на аймак. пропал теньги 400 тугрик портийна каца взноц. кнуцный провокаций шпионцки диверцант нарушала граница линий. накзаний будим ожидаю нетерплю.

Число                                                      Подпись                                                           »

 

В левом верхнем углу стояла чья-то размашистая виза: «примерно наказать раздолбаев». Именно так, без знаков препинания. Было не ясно про раздолбаев. То ли это нас с Санькой в виду имели, то ли это такая фамилия, потому что другой подписи там никакой не было. Только дата. Теперь понятно, откуда этот бред про нарушителей границы и сильное удушение партийного лидера. А членские взносы – дело, так сказать, попутное. Просто милый партийный дядька решил по-простому «срубить капусты», списав всё на злобных советских военных. Но самое плохое, что было во всей этой истории, так это  даже не то, что монгол записал номера наших машин и приложил к своему заявлению. Самое плохое, что его фантазиям верили, а мне нет.

Меня увезли на «губу». Оставалось надеяться, что международный конфликт рассосётся как-нибудь по-доброму. Так оно, собственно, и вышло. Капитан, допросив Саньку, убедился, что мы говорим одно и то же. Выяснить, что нарушение нами границы – лишь плод монгольского партийного воображения вообще не составило труда. Тут ещё свидетели нашлись, на наше счастье, которые видели, что партийного босса никто к земле не ПРИЖИМАЛ и не ПРИДАВЛИВАЛ с целью удушения. Мы вообще кабин своих ЗИЛ-ков не покидали, а, следовательно, приобщиться к закромам Великого Народного Хурала у нас просто не было возможности. На этом бы и делу закрыться, да упоминание «раздолбаев» на монгольском заявлении призывало командование адекватно отреагировать на пожелание вышестоящих партийных товарищей, возможно, даже облачённых дипломатическими регалиями. Поэтому нас с Саньком оставили на «губе» в течение десяти суток, а потом дембель на месяц задержали. Да, ещё. Меня лишили ефрейторского звания с обтекаемой формулировкой в приказе: «за неоднократные попытки нарушения государственной границы». Будто меня на той стороне границы прикармливали чем, что я без конца нарушать её пытался. Так и вижу милую картинку, как я в состоянии сомнамбулического сна стремлюсь нарушить заветный рубеж. А Сашку и лишать нечего было. Ниже рядового в те времена в армии звания не было. Может, сейчас появится? Какой-нибудь – альтернативный рядовой клизменного фронта. Вот так, Димуля. А если бы никаких свидетелей не оказалось под рукой дознавателя из военной прокуратуры? Сидел бы я сейчас с тобой рядом? В-а-а-прос!

Алексей смачно выдохнул и заполнил образовавшуюся в результате этого пустоту в желудке водкой «Уржумка». Похоже, напиток не смог заполнить всю нишу. Значит, пора закусить. Чего и вам желаем.

 

 

 

7.СОСЕД ТРЕТИЙ ИЛИ РУБАКА-ПАРЕНЬ

Алексея я провожал с некоторым облегчением и лёгкой грустью. Облегчение наступило оттого, что не нужно будет больше напрягаться в разговоре, а грусть всегда проникает в наши души при прощании с интересным человеком. Спасибо тебе, милый Лёха, за твои истории. Они, так или иначе, повлияли на меня, даже, наверное, заставили кое-что оценить с новой колокольни. И эту переоценку я с удовольствием назову житейским опытом, как бы не пытались мне возразить.

Третьего соседа мне подселили, когда до окончания срока путёвки оставалось меньше половины. Он влетел словно вихрь в наш двухместный номер, сразу взбудоражив неуловимым движением верхних конечностей свою постель, только что идеально заправленную горничной, раскидал вещи из сумки по комнате и извлёк из внутреннего кармана куртки бутылку «Уржумки». Знакомство состоялось. Сосед «прописался» по всем правилам Северной вольницы. Его звали Сергеем. Жил и шоферил он в Усинске, но родом был из Донецкой области. Серёга мог бы и не говорить мне об этом. Замечательный факт украинского происхождения так и выпирал наружу его цельной стремительной натуры в виде характерного слова-паразита «ото» и столь милого моему сердцу «фатит». Этот человек, несомненно, по темпераменту был бескомпромиссным рубакой а-ля гусар в походной изготовке. Во-первых, на это указывала его непредсказуемость при обращении с  дверью в наш номер. Он мог закрыть замок на два оборота, мог закрыть и на один оборот или вовсе не закрыть, оставив её нараспашку. Во-вторых, Серёга не мог усидеть на месте больше недели. За период своего отпуска он успел объездить массу нужных и полезных мест. Побывал в Сочи на отдыхе, заехал к родственникам в Донецкую область, погостил у армейского друга в Москве, посетил взрослую дочь в Ярославле. Теперь же он объявился в Нижне-Ивкино, взяв путёвку на 11 дней. Во время нашего знакомства Серёга так и кипел возмущением оттого, что видел в столице. «Представляешь, Димка, ото, захожу я в фирменный бар, где «Клинским» пивом торгуют возле Курского вокзала. Я его в первый раз посетил, когда ещё в Сочи ехал. Нет, не потому, что у меня денег куры не клюют, а просто из любопытства, ото. Там кружка пива тогда 90 рублей стоила. Представляешь? Так вот, захожу я в этот бар уже на обратном пути и спрашиваю официанта, дескать, пиво по-прежнему по ЭТОЙ капиталистической цене трудящимся наливаете. А он на меня так снисходительно глянул и с нескрываемой гордостью заявляет, что теперь всё изменилось - плати 110 рублей за кружку. А сам, ото, цветёт своей лоснящейся улыбкой, будто он лично такое замечательное дело для клиентов сделал. Я, ото, ему всё, что думаю по этому поводу без купюр высказал и ушёл. Ты только подумай, повышением цен гордится, говнюк такой», - новый сосед махнул рукой, словно желая заехать официанту в ухо. Только после этого успокоился и рассказал о своём предыдущем вояже. Судя по географии его разъездов, я понял, что этим Серёгина душа не успокоится. Так и вышло. Через 7 дней он, наплевав на все процедуры, сорвался с якоря в сторону Московской области к какому-то очередному в эту отпускную сессию приятелю. Но не думаю, что сразу же от него он помчался в Усинск. Ибо от отпуска оставалось ещё две недели. За это время столько можно успеть! И ещё, за семь дней своего пребывания в санатории мой сосед успел перезнакомиться с огромной массой людей, нашёл своего бывшего сослуживца, подружился с интересной женщиной-станочницей из Нижнего Новгорода (она на ГАЗе работает), три раза посещал шашлычные в округе с разной степенью успеха (от полного провала памяти до лёгкого бланша под глазом), необычайно мало спал и редко бывал трезв. Серёга ужасный любитель яркого света, поэтому, когда в люстре перегорела одна лампа, он немедленно заявил об этом администратору. Спустя 15 минут к нам в номер протиснулся очень колоритный человек в синем халате, бейсболке и бороде, растущей от бровей до пояса потёртых джинс «Trussardi». Мужчина пожелал нам доброго здоровья, заменил лампу и в ответ на наше «спасибо» отвесил поклон до земли со словами: «Во славу Божию!» Затем он перекрестил люстру и скрылся в коридоре. Я и раньше встречал этого человека на территории, но никогда не мог предположить, что он настолько близок к Всевышнему, что даже простую замену сгоревшей лампы возводил в православный обряд. В результате стремительных следственных мероприятий мною было установлено следующее. Данный индивид действительно, как никто в санатории, имел право поминать имя Божие в трудовом процессе, ибо был монахом. Но не только монахом, но и бригадиром строителей. Такой нестандартный подход администрации лечебно-профилактического учреждения в кадровой политике приносил невероятные успехи в деле ремонта. Означенный православный строитель, умело сочетая проповеди и знания по основам сопромата, которые приобрёл в Кировском политехе, крепко держал в руках прежде неуправляемую бригаду. Но вернёмся к Серёге. Сосед стремился жить настолько полной жизнью, что не успевал закончить одно дело, как с головой увлекался следующим. Например, в разгар поедания огромного леща под пиво, он мог всё бросить и убежать на танцы. Потом заскочить минут на двадцать в бар или кафе, накатить там «соточку» и объявиться в номере у женщин за распитием свежезаваренного чая с принесённым тортом. Как правило, попробовав небольшой кусочек торта, Серёга убегал гулять по живописным окрестностям. Через час его буквально приносили в изрядном подпитии. Однако, поспав минут 10-15, Серёга вскакивал, как огурчик, и уносился в неизвестном направлении, чтобы вновь возникнуть перед рассветом с весёлой гусарской улыбкой. С утра он уносился на процедуры и повторял сценарий предыдущего дня, предварительно перемешав события, если ничего нового придумать не удавалось. Я провёл с ним полдня вместе, но понял, что в таком ритме жить попросту невозможно и отпустил Серёгу «на вольные хлеба». Видел соседа я не часто, но и в эти редкие мгновения он успевал скинуть на мои выносливые уши массу информации о своих приключениях в санатории, рассказать историю из жизни или поделиться планами на ближайшее будущее. Когда стремительный сосед навсегда скрылся на маршрутном такси в сторону Кирова, будто кто-то выключил звук. Стало тихо, как в театре, когда действие закончилось, занавес опускается, а зритель ещё не успел сообразить, что пора разразиться бурными и продолжительными. Серёга уехал, а две его шофёрские истории остались. Вот они.

 

Первая шофёрская быль от Серёги

ИГРА В БЛАГОРОДСТВО – ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

 ИЛИ НЕ СОШЛИСЬ ХАРАКТЕРАМИ

Слушай, Димка, ты должен знать, как бесчинствуют на дорогах инспектора, ото. Никаких представительских на этих клопов не напасёшься, когда на фуре по России едешь. Так, ото, бывают и исключения. Попалось мне однажды такое исключение в чине капитана ГИБДД. Ну, я тут, ото, прямо и не знаю, что лучше. То ли честный ГАИшник, то ли взяточник. В общем, слушай. Дело так было. Везли мы с напарником полную фуру бананов из Питера в Усинск. У нашей фирмы лицензия на право перевозки вот-вот должна была закончиться, а продлить, ото, не успевали, поскольку директор наш вместе с печатью и правом подписи из командировки никак не возвращался. Его зам бегает, будто ужаленный. В Питере бананы скоро гнить начнут на радость бомжам, ждать некогда. Нужно ехать, а лицензия через четверо суток скончаться должна. Но делать нечего, ото, - пришлось гнать без остановок, чтобы в сроки уложиться. Гонка почище ралли получается. Денег, правда, нам с напарником отвалили немало, чтобы хорошенько смазывать дорогу в пути. Никогда, ото, я так не ездил с тревогой в душе и полным мешком взяточного фонда. Несёмся мы по зимним дорогам, как кабан от ножа бегает перед Рождеством. Ни тебе отдохнуть толком, ни перекусить. Про поспать – и говорить нечего. В общем, я валяюсь в этих лопухах! Ото! В Питер примчались быстро, даже запас кой-какой оставался по времени. А там началась какая-то бумажная волокита с эквилибристикой. То одного складского мужика нет, то грузчики в запой ушли. Одним словом, больше суток мы грузились. Вся наша скоростная езда коту под хвост, ото! Прямо посередине обратной дороги срок лицензии истёк благополучно. А тут как раз места для ГАИшников хлебные начинаются, Подмосковные. Об одном мы только молим северных наших богов, чтобы никакой ласковый ментяра нос в графу со сроком действия лицензии не сунул. Иначе  передадут нас по эстафете – никаких финансов не хватит, бананы, ото, дороже золота продавать потом придётся. Сначала всё нормально шло. Несколько постов миновали успешно. Ни разу в карман потайной за денежкой лезть не пришлось. А тут подъезжаем к Павловскому Посаду. На въезде в город тормозит нас патруль, ото. Капитан вежливый такой попался. Чувствую, не к добру это. И впрямь – сразу в накладные полез и сопроводительные документы. Фонариком по бумаге елозит, будто шифровку прочитать пытается. Не сразу он на дату обратил внимание, но обратил-таки. В календарь для верности заглянул, и наши фуры на стоянку заворачивает. «Всё, ребятки, приехали, - говорит капитан. - Никакого права не имеете вы замечательные продукты из Южной Америки по дорогам России везти». Я ему намекаю, что, дескать, товарищ капитан, может, так как-нибудь разойдёмся без ареста груза, полюбовно. Даю капитану сообразную с обстоятельствами сумму в разумных, разумеется, пределах и, скромно зардевшись, спрашиваю: «Фатит?» Тот на меня посмотрел, будто на идиота, и заявил: «Да как вам в голову пришло такое – взятку должностному лицу при исполнении предлагать! Мы тут не какие-нибудь коррупционеры. Мы стоим на защите интересов державы в полный рост». «А что же нам делать теперь?» - сильно нервничая, спрашиваю я его. «Что делать, что делать… Сейчас протокол напишем. Груз арестуем. Утречком ваши фуры сопроводим с президентским эскортом прямиком на таможенный склад. Может быть, конфисковать товар придётся, как незаконный. Прежде, конечно, грузополучателя сюда вызовем, разберёмся. Пусть на месте решает, как ему теперь бананы в ваши северные кущи доставлять, если это действительно его товар». Я возмутился: «Так ведь продукт скоропортящийся! Никак нельзя ждать, пока вы тут разберётесь. Да и когда, ото, представитель заказчика сюда ещё доберётся!» «Это, вообще, не ваше дело, товарищ водитель. Идите себе на штрафную стоянку, залезайте в кабину и спите там, покуда я добрый нынче. А не то вообще выгоню вас. Никаких у вас прав отдыхать на нашей стоянке нету», – это уже начальник ГАИшного патруля в капитанской шкуре мне отвечает. Залез я в кабину и начал размышлять. Ситуация, ото, хреновейшая. Ночь на дворе. Шефу в Усинск позвонить нельзя – как назло домашнего номера не знаю. Не спросил в спешке перед отъездом. Узнает он обо всём только с утра. Пока в дорогу сподобится. Пока доедет… Ото. Может, мало я капитану предложил? Пойти, что ли ещё раз попробовать? Пошёл на пост и, оставшись один на один с местным ГАИшным Наполеоном, похрустел выразительно пятисоткой у того перед носом. Капитан ни в какую. Даже слушать не желает. Мало того, удумал гадёныш, протокол на меня строчить, ото. Свидетелей попытки дать взятку, говорит, сколько хочешь сыщем, если не прекратишь свои гнусные и противные для благородного дона капитана действия. Раздавленный его поведением, не вписывающимся ни в какие рамки взаимоотношений ГАИ и водителей, я не мог уснуть и ворочался в кабине. Напарник же дрых в другой фуре. Ему что, он не материально ответственный. Спи себе, ото, а командировочные капают. Прошло томительных часа полтора. Слышу, кто-то в дверь стучит. Открываю – капитан собственной персоной. Стоит, «кишечной палочкой» поигрывает, к себе манит. «Значит так, - сказал капитан. - Вот что. Подумал я, что и действительно долго будут хозяева груза ехать. Не дай бог, пропадёт товар. Потом объясняйся. Отпущу я вас, пожалуй. Только вот какое дело… Нам зарплату уже на неделю задержали… Как бы поточнее выразиться, хотелось бы некоторой компенсации за то, что вы мне спокойно отдежурить не дали». Ты глянь, какая сволочь, Димка. Это мы ему поспать не дали. А кто тут вола за хвост тянул, ото, брать ничего не хотел? Честное, понимаешь, должностное лицо на всю морду! «Ни хрена ты, братец, от меня теперь не получишь, - думаю. - Кобенился, ото, будто красна девица, так теперь от меня только что слова недостойного дождёшься. И только». Думаю, а сам дверцу у капитана перед носом захлопываю со словами: «Вы же говорили что-то про закон, уважаемый. Так теперь и будем по закону бананы гноить, ото, по полной программе. И, вообще, я спать желаю, не мешайте». Слышу, ругнулся мой ментяра матёрый, но, делать нечего, в свою государеву конуру пошкондыбал ни с чем. Тут после стресса этого ночного я даже вздремнул немного. Проснулся оттого, что будто нашёптывает мне кто-то нехорошие всякие вещи об удержании с меня ущерба за сгнившие великолепные бананы из Венесуэлы, о крушении моих планов подарок толковый жене на день рождения сделать. Вскочил я, немного в себя пришёл и понял – нужно-таки взятку этому капитану давать по любому, иначе не поймут меня на фирме и устроят… Даже и думать об этом не хотелось, ото, что мне шеф устроить может. Забегаю в ментовскую. Дрыхнет там его благородие на диванчике, усами во сне пошевеливает, что твой таракан за печкой. Я разбудил его, легонько за плечо касаясь, и говорю: «Осознал я, товарищ капитан, всю меру вашей неистребимой любви к государству неблагодарному, которое выгнало вас на большую дорогу жизни с недельной задержкой зарплаты, ото. Осознал, так сказать, и проникся. Дозвольте хотя бы слегка отблагодарить вас за заботу о нас неразумных? Вроде небольшого сувенира от благодарных зрителей в незатейливом конверте без марки и адреса назначения». Смотрю, нахмурился капитан, головой встряхнул и послал меня так далеко, где мне ещё бывать не доводилось, ото, хотя уже пятый десяток разменял не вчера. «Да как ты смеешь, морда твоя бесстыжая, меня будить и предлагать пойти на преступление перед государством, которому я присягу давал? Которому верой и правдой… Иди-ка ты …» Выскочил я на морозный воздух, исполненный справедливого гнева и раздражения. Вот так ни фига себе, ото, заворачивает ментяра подлый! Не хочешь, собака, брать – так и не получишь ничего теперь. И пусть мне будет хуже. Так я ему и сказал, когда капитан разбудил меня через час со словами: «Я, конечно, извиняюсь... Немного не в себе был. Ваше предложение меня, в принципе, заинтересовало в известном смысле…» Затем я ещё некоторое время наблюдал в окно его унылую неподкупную спину, пока снова не погрузился в царство Морфея. Но не зря же, Димка, говорят, что утро вечера мудренее. Именно на рассвете, ото, слетела с меня гордыня, как бесполезная чехуя с солёного хариуса. И пошёл я с поклоном к капитану, мысленно соображая, какой суммой можно компенсировать его смертельную ночную обиду. ГАИшник аж затрясся весь, когда я начал ему предлагать материализованную сумму, овеществлённую фабрикой Гознака. Он налился морковным соком (видно, малокровием мучается, бедолага) и отчаянно замахал руками, как обычно это делают люди, попавшие в прорубь. Потом схватил со стола все наши сопроводительные документы, швырнул мне их в лицо и заорал: «Достали меня эти взяткодатели! Думаете, честных офицеров в МВД не служит!? Так вот вам! Убирайтесь с глаз моих, чтобы и духу вашего бананового у меня на посту не было!» Я кое-как сложил бумаги за пазуху и быстрей побежал к фурам, пока мой милый капитан не передумал, поскольку я снова расхотел давать ему деньги. Мой напарник спал, как ни в чём не бывало. Он даже не понял, что мы так легко отделались, ото. На выезде из города нас остановил другой капитан дорожно-постовой службы. Он был страшно удивлён тому обстоятельству, что мы, всю ночь проведя под арестом, так ничего и не заплатили. Но, вероятно, этот факт настолько впечатлил бывалого ГАИшника, что он пропустил нас без какой бы то ни было мзды маломальской. Дальше же до Усинска был уже совершенно «зелёный коридор». Бананы доехали благополучно, и долго потом радовали северян своим венесуэльским ароматом. А что до наших с первым капитаном отношений, ото, я думаю, что мы просто не сошлись характерами. Денег-то он не взял, но крови столько попортил, не приведи, Господи, ото. Да и сам капитан немало нервных клеток утратил. Зато совесть у него чистой осталась. Быть ему непременно майором, если кто о нашей встрече неприметной президенту доложить успел. Поиграли, бляха-муха, в неподкупность и благородство, ото! А такое в каждой второй семье происходит, Димка, сплошь и рядом. Я валяюсь в этих лопухах.