Вторая шофёрская быль от Серёги

Вторая шофёрская быль от Серёги

СИНДРОМ ХОЗЯИНА ТАЙГИ

Вот ты, Димка, когда-нибудь моральных уродов видел? Я тоже немало повидал, ото. Но такого отпетого, как в ту поездку, что-то больше и не припомню. Это сейчас мне смешно, а тогда просто терпения не фатало. Не буду тебя интриговать, расскажу всё, как было, ну, разве что приукрашу слегка, ото. Представь себе, зимник, разгар февраля. Метель наяривает поперёк колеи. А по зимнику этому мы с напарником на фурах тащимся. Из Усинска выехали раненько, в центральные, так сказать, районы России устремились. За каким-то товаром, не помню точно. Заночевать решили в Ухте. Город всё-таки. Там и гостиница и ужин человеческий. А назавтра с утра – нормальная дорога. Езжай – не хочу. Так всегда удобней в дальних рейсах, чтобы сперва все трудности преодолеть, а потом по нормальной трассе, ото, педаль до пола давить и катить себе в удовольствие. В самом начале какого-то смешного канадца подвозили. Он до Усадора с нами увязался. Не знаю, что ему там нужно было. Только всю дорогу канадец щебетал без умолку, а про цель поездки ничего вразумительного не сказал. Оказалось, что попутчик наш – буровой мастер с явными признаками смещённого центра тяжести в районе фирменной кепки с забавными накладными ушками из синтепона. Очень этот заморский гость мне смесь плюшевого медвежонка с покемоном напоминал. Да, ото, а ещё канадец этот сильно космических пришельцев уважал. Всё нам про них с жутким акцентом объяснил, про свои встречи с гуманоидами на благодатной Коми-земле и контакты свои инопланетные внутри иноземной «тарелки». Даже фотографии показывал. Вот, дескать, я стою возле буровой, а вот – гуманоид инопланетный во всей красе. Я долго соображал, на кого инопланетянин со снимка похож. Потом понял. На нашего сторожа Семёныча с автобазы, ото, когда он на рога встать приготовился. К бабке не ходи! Я и сообщил об этом открытии, не таясь. Канадец на меня отчего-то обиделся и соскочил раньше времени. Сказал, что ему срочно телепнули по эфиру космическому, будто ФСБ засёк их с гуманоидами тусовочное место. Теперь, значит, будут явку менять. С Семёныча станется. Ему по фигу, что за явка – лишь бы наливали. Тот ещё гуманоид, ото. Такое вот удивительное начало пути предвещало дальнейшие приключения. Старая примета, ото, не обманула. Подъезжаем к Каджерому. Там железнодорожный переезд перед посёлком, ты знать должен. Уже темнеть стало. Мы фары включили, ни о чём худом не думая. А с другой стороны путей УАЗ-ик стоит как-то уж очень вполоборота. Подумалось ещё, не влетел ли «козлик» в аварию. Я машину поздно заметил, и свет с дальнего на ближний переключил с задержкой. Такое бывает со всеми, особенно после утомительной дороги по зимнику. Когда моя фура мимо этой машины проследовала, из неё вылезло некое подобие офицера в валенках, полушубке и ушанке с кокардой. Это существо, ото, грозило мне кулаком, орало что-то на своём казённом диалекте «с картинками» и вдруг принялось чудить. Я даже остановился от неожиданности. Офицер улёгся рядом со своей машиной поперёк дороги таким замысловатым образом, что моему напарнику никак было не проехать через железнодорожные пути. Он будто бы решил поиграть с проходящими поездами в Нюру Каренину или бывшего президента, исполнившего своё предвыборное обещание. Одновременно мы с напарником вылезли из своих КАМАЗ-ов и подошли, ото, с разных сторон к выпавшему в осадок мужику. Я подумал, что он сильно выпил и не может подняться, но оказался прав только на половину. Офицер действительно был жутко пьян, но подняться мог, что незамедлительно и продемонстрировал. Он вскочил на ноги, извлёк откуда-то из недр своего полушубка пистолет Макарова и стал чертить им в воздухе магические фигуры, будто волшебной палочкой. Заклинания, которые произносил при этом таёжный маг и кудесник передать попросту, ото, невозможно, потому что в его словах слишком много было волшебных символов, воспроизвести которые я не берусь. Собственно говоря, смысл обвинительной речи военного чародея сводился к следующему. Отдыхал он, начальник Каджеромской колонии строгого режима, после напряжённого трудового дня в своём служебном УАЗике, поскольку от усталости, ото, внезапно перестал управлять автомобилем. А тут эта подлая шоферня своим дальним светом потревожила сон одинокого путника и разбудила в нём зверя лютого и злопамятного. И вот теперь не даст, ото, доблестный сын Андропова ворогам нездешним проходу и проезду, пока не извинятся они с таким изыском, которого пьяный ум ещё не придумал. Вот к утру, пожалуй, он и выдвинет свои условия, а пока тормозите, где стоите и ждите, пока благодетель местный не соизволит пропустить фуры через границы своей вотчины. Во, ото, как! Купец куражливый – просто фу ты ну ты. Ни в какие переговоры начальник спецучреждения вступать не желал и вся басня. Одна только правда действовала в здешних местах, и ты, наверняка, Димка, догадался чья. Попробовал напарник мой проскочить мимо начальника колонии, пока тот на ногах стоял. Да не вышло. Успел последний своим белым полушубком весь креозот со шпал вычистить. Лежит себе на путях и орёт дурным голосом: «Пусть меня лучше скорый поезд дальнего следования переедет, чем пропущу я без покаяния залётных фраеров!» Тут он, конечно, лукавил. Знал, подлец, наверняка, что составов железнодорожных в ближайший час не ожидается. Да и видно ему хорошо автоматический шлагбаум, который кверху нос задрал, – чего же не валяться, ото, раз душа просит. Только нам-то с напарником никак это не с руки. Мы же в Ухту планировали к вечеру доехать. А делать-то что? Ото, неизвестно. Не давить же, в конце концов, разъярённого офицера. Пусть дурак, но всё-таки живая душа. Да и опасаемся мы, вдруг начнёт из пистолета палить. Может, заряженный Макаров. Если ночевать в посёлке, то можно и на одной машине туда подъехать, но опять возникает проблема в преодолении переезда пешим порядком в виду и в зоне обстрела орудий неприятеля. И как к тому же вторую фуру оставить? Мало ли этому здешнему чародею блажь в голову придёт навести порчу на технику. Так и стоим на переезде с двух сторон в непонятках, ото. Что-то около часа прошло. Офицер замёрз на рельсах валяться и к себе в апартаменты в УАЗике удалился. Наступило затишье. Воспользовавшись этим, я тихонечко подобрался к «козлику» и в окно заглянул. Спит болезный наш «кум», от храпа даже стёкла дрожат. Самое время обойти препятствие. Рванул напарник под шлагбаум по моему сигналу и проскочил опасное место. Вовремя, нужно отметить, поскольку товарняк с углём следом за этим проследовал в Череповец. От грохота локомотива пробудился обиженный на нас офицер и вслед нашим фурам что-то заорал не очень благозвучное, ото, с ужасным хохотом. И даже выстрелил, по-моему, в воздух для большей значительности. Приехали мы в посёлок, в магазине сигарет купили и дальше двинулись. На окраине Каджерома тормозят нас ГАИшники патрульные. Оказалось, что начальник колонии уже успел им по радио передать приказ: «Задержать этих уродов на фурах до моего полного протрезвления!» Ребята не такими отморозками оказались, ото. Пропустили машины беспрепятственно. А нам объяснили, что все поселковые давно от проделок «хозяина тайги» стонут. Он себя возомнил владельцем всех здешних мест, куражится, будто миллионщик, по пьяному делу. «Но вы езжайте спокойно, - сказали они. - Если прорвали его оборону, то теперь можете не опасаться. Видно, крепко пьян наш «кум», если преследовать даже не пытался. Завтра и не вспомнит ничего». Вот такая у меня, Димка, была встреча с моральным уродом без поправки на ветер. Больше я его не встречал. То ли Бог миловал, то ли уволили его в запас, то ли на повышение пошёл. А что, у нас в стране недобитого тоталитаризма, такие кадровые продвижения запросто происходят, ото. Я валяюсь в этих лопухах!

8.ЗАНАВЕС ГОТОВ ОПУСТИТЬСЯ ИЛИ ДИМЫЧ УВОРАЧИВАЕТСЯ ОТ ТУХЛЫХ ПОМИДОРОВ

Всякому отдыху приходит логический конец. Не один уважающий себя врач лечебно-профилактического заведения не может сколь угодно долго терпеть одного и того же пациента долгое время. Поэтому и продолжительность путёвок не растянута вдоль календаря на сроки, превосходящие терпение медицинских светил. Пришёл конец и моему отдыху с лечением. Посетив последний в сезоне раз санаторскую столовую и состроив козу дружелюбным черепахам, безропотно несущим твердь на поверхность аквариума, я очень скоренько материализовался в поезде №373 маршрута следования «Нижний Новгород – Воркута». Два соседних купе занимала смешанная компания из Инты. Она возвращалась из санатория «Лесная новь» в очень бодром и приподнятом состоянии духа, ибо немедленно после посадки в вагон принялась накрывать стол. Похоже, лечение не прошло для этих попутчиков даром. То и дело окрестности оглашали беспокойные крики. «Дробин. Дро-о-о-бин! – голосил нестройный хор подвыпивших женщин, – где Дробин?». Кто-то из компании предположил, что сей пропавший субъект просто курит на улице. После чего стаканы, взятые у проводника, радостно зазвенели, и никто уже не стал горевать об отсутствии Дробина. Поезд тронулся. Дробин курил на улице ещё минут 10, но к третьему разливу успел. Или это был не он? В моём купе оказалось двое мужчин и одна женщина. Женщина ехала до Печоры, но видел я её меньше остальных соседей, поскольку она не поднималась с верхней полки почти сутки, пока мы не приехали. Я, честно говоря, легко бы уступил ей своё нижнее место, но врач на последнем приёме строго-настрого запретил изгибать позвоночник, по крайней мере, в ближайшие три месяца. Оба мужчины дружно улеглись спать, и мне стало грустно, ведь в соседнем купе так усердно пытались исполнить народную песню «Айсберг» на шесть пьяных голосов, попадающих мимо нот. А поговорить? На следующее утро удалось-таки побеседовать с одним из соседей по купе. Попутчик возвращался из Вятской командировки в родную Ухту. Мы быстро нашли с ним общих знакомых, которые учились с ним вместе в индустриальном институте, а теперь работали в Печоре. Это настолько сблизило нас, что я рассказал ему вкратце историю моего лечения. Вероятно, я стал уже впадать в старческий маразм, если с удовольствием начал делиться симптомами своего недуга. Но с другой стороны, я ещё много чего в этой жизни делаю с удовольствием. Остеохондроз всё-таки не главная тема. Попутчик тоже поведал мне небольшую историю из своей жизни, связанную с санаторно-курортным лечением. Перескажу её вам от первого лица.

Попутная история

НЕЛЕГАЛЫ ИЗ БАДЕН-БАДЕНА

На излёте перестройки разыгрывал наш профком на предприятии лечебную путёвку на двух персон в Карловы Вары (старое название - Баден-Баден). Так получилось, что досталась эта путёвка мне. Тогда уже с визой проблем не было. Оформили мы с супругой санаторно-курортные карты и вылетели из Ухты в Москву и далее в Прагу. Да, забыл сказать, что у нас в Германии (тогда уже сломавшей перегородку в своей коммуналке в районе Берлина) проживает масса знакомых, которые раньше со мной работали, а у жены даже пара каких-то дальних родственников в Дортмунде нашлось. Так вот, перед отъездом мы им всем сообщили, что будем в Карловых Варах лечиться, и нас очень обрадует встреча со старинными приятелями. Неделю мы вели тихий размеренный образ жизни в очень хорошем санатории. Ходили на процедуры, один раз съездили на экскурсию. А затем случилось событие, разом перевернувшее нашу пастораль на фоне чешских овечек и коз. К нам на своей машине пожаловал мой старинный дружок Генка. Правда, тогда он уже несколько лет как откликался на Гюнтера. Приехал он не один, а со своей немецкой фрау, которая по-русски совершенно не рубила. Да и сам Генка начал общаться с акцентом. Вот что значит – мало языковой практики. Но такое обстоятельство нашу компанию вовсе не напрягало, а, наоборот, даже немного веселило при общении. Мы провели чудесный день, а под вечер Генка-Гюнтер начал уговаривать меня с женой поехать к ним в гости с заездом к общим знакомым. «Ну, хоть на пару денькофф, - говорил он с небольшим Рурским акцентом. - Поехали, не пожалеете». Я возразил, что наши краснокожие паспорта не смогут послужить пропуском на территорию набравшей территориальный вес и накопившей предпринимательского жирка Западной Германии. Генка с авантюризмом в голосе не унимался: «Подумаешь, виз нет. А кто на них смотреть будет, если мы из Чехии на машине с немецкими номерами проедем? Это только у нерушимого Союза граница на замке, а фатерлянду наплевать на тебя, если ты, конечно, не турок без паспорта, вида на жительство и разрешения на работу. Прорвёмся». Одним словом, уговорил нас коварный Гюнтер, и мы под вечер выехали. Чешский пограничный пост пролетели без задержки, поскольку тогда у западных славян тоже развал имел место быть – Прага с Братиславой барахлишко делили. А в такие времена, какое, скажите на милость, культурное государство станет препятствовать проезду на свою территорию и обратно благопристойных бюргеров? Немецкие пограничники на новенький «мерс» с дойчландским флажком даже не взглянули. Своих ребят у них обижать не принято. Три дня мы катались по Германии, сплошь и рядом натыкаясь на русское радушие старых знакомых. Генкина фрау приходила в бешеный восторг от этого и поглощала в невероятных количествах бесконечные борщи, холодцы, пельмени, шашлыки, строганину из обалдевшей от такого над собой надругательства центрально-Европейской рыбы. Мы же с женой наслаждались и видами ухоженных городков, и общением с друзьями. Я не могу поручиться, чем больше. Заглянули мы и в немецкий Баден-Баден, чтобы потом похвастать перед знакомыми, что за одну поездку сразу на двух курортах побывали. Да ещё и в разных странах! Однако уик-энд миновал, и Генка повёз нас обратно в Чехию. На сей раз, всё было по-другому. Многопудовый увалень в форме немецкого пограничника долго вертел наши (советские ещё) паспорта в недоумении, каким образом посланники перестройки и гласности внедрились на благопристойную немецкую землю. После очередного обнюхивания наших документов он направил свои стопы к старшему офицеру. Они вдвоём немного посовещались и вынесли такой вердикт: пусть, де, господа коммунисты заплатят штраф в размере 200 марок с носа и едут себе с богом, и Горбачёв им судья. У нас с женой были только кроны, поскольку весь свой вояж на родину Гёте и Шиллера был субсидирован нашими друзьями и родственниками. Стало быть, менять валюту не было нужды. Гюнтер порылся в кошельке и наскрёб 210 марок. Наличку он с собой предпочитал не возить, пользуясь кредитными картами. Пограничники кредитки с гневом отвергли, штраф полагалось оплатить наличными. Что делать? Тут в бой вступила Генкина фрау. Она состроила глазки толстяку, и что-то мило защебетала на немецком. Тот сопротивлялся не долго, опустив штрафную планку до 200 марок. Но при этом пограничники заявили, что они крайне разочарованы не, сколько скудностью наших кошельков, сколько происходящими в агонизирующем нерушимом союзе переменами. Штраф оформляли, чуть ли не час. Пришлось заполнять какие-то бесконечные анкеты и оставить свои родные отпечатки пальцев на память фатерлянду. На чешской границе всё по-прежнему было спокойно и мило. Добродушный усач в пограничной фуражке, похожий на Йозефа Швейка, оторвался на секунду от безразмерной пивной кружки, чтобы дружески помахать рукой вторгающемуся на его Родину «мерсу» с интернациональной компанией на борту. Минуло с тех пор несколько лет, и я напрочь забыл эту эпопею с нарушением чешско-немецкой границы, но она напомнила о себе сама. Наше предприятие заключило договор о сотрудничестве с одной немецкой фирмой, и как-то раз необходимо было поехать в командировку на родину Баварского пива. Оформляли главного инженера и меня, как специалиста по оборудованию. Документы ушли в Москву в немецкое посольство. Спустя месяц меня вызвал директор и с порога спросил: «Что ты там, в Германии, натворил? Тут на тебя такое досье поступило, что впору в бега подаваться». Потом он протянул мне пакет с одноглазым республиканским орлом, хранившим в памяти образ железного канцлера Бисмарка. В нём я обнаружил свою испуганную фотографию возле пограничного столба (и когда только отснять успели?), копию отпечатков собственных пальцев и небольшую (на трёх страницах) информацию о моих злостных похождениях на границе. Перевод там же прилагался. Из него я с удивлением узнал, что несколько лет назад тайно проник на территорию Германии, где скрытно от государственных и муниципальных органов перемещался на украденной машине (когда это я успел?) с целью нанесения ущерба немецкой нации. Ничего себе – в гости съездил! Директор выслушал мою историю с нелегальным пересечением рубежей двух Европейских стран и отпустил с миром. А содержание досье мы сами себе объяснили ошибкой оператора, заносившего сведения обо мне в базу данных Интерпола. Или это так про меня Генкина фрау рассказала? Ей-то что? Приключение, а меня в командировку не пустили. Впрочем, я так до сих пор и не выяснил правду. Спросить у самого Генки как-то неудобно, да и в разводе он теперь. С тех пор, когда на наше предприятие в Ухте приезжает немецкая делегация, начальство отправляет меня в отгулы для поддержания лица фирмы. Вдруг кто-нибудь из фирмачей читал моё досье и видел фотографию преступника-нелегала у позорного пограничного столба.

После того, как собеседник приветливо помахал мне с Ухтинского перрона, я залёг спать. Ехать оставалось ещё пять с лишним часов. Разбудил меня душераздирающий женский крик: «Вы не видели Дробина? Дробин курил на станции и больше не заходил в купе! Он случайно не отстал от поезда?» Можно было поспорить, на какой из станций докуривал отставший от жизни, стремительно несущейся в сторону Воркуты, печальный пассажир с охотничьей фамилией, но я не стал. Я собрал вещи и начал готовиться к выходу, тем более что наш вагон уже въезжал на мост через Печору. Так этого вечно ускользающего Дробина я и не увидел? Возникает закономерный вопрос в классическом стиле. А был ли Дробин?

ПРИЛОЖЕНИЕ

Ты посмотри-ка, какое славное занудное либретто получилось. Только песен и плясок не хватает. Да, жаль, таланту композиторского Бог нЕ дал. Тогда просто попытаюсь обозначить музыкальные номера.

Собственно говоря, идея дописать вокальное сопровождение пришла мне в голову, когда я уже заканчивал сагу о своих поисках лучшей доли. Случилось это после того, как до нашей северной провинции донеслась премьерная весть с «Экватора». Тем более что и выпускники нашего факультета приложили к этому свои таланты. Кстати, на одном из сайтов выпуска не то 83-го, не то 84-го года я прочитал, что с выходом на сценические подмостки романтической истории о Миклухо-Маклае Бродвейский мюзикл, как таковой, ушёл на заслуженный отдых. Что ж, раз Бродвей отдыхает, отдохну и я, спрятавшись за портьеру. Позвольте лишь дать пару советов будущим постановщикам мюзикла? Нет, совет только один – на роль Аллочки необходимо пригласить непременно Николь Кидман. В крайнем случае, Кэмерон Диас. На звезду меньшей величины я согласие не дам! Да, а всё остальное оставляю на совести творческой фантазии режиссёра. Поскольку все деньги продюсеры вбухают в гонорар Кидманшы, то постановку мюзикла можно поручить опытному (мало пьющему) худруку сельского клуба со стажем работы в области культуры не менее 40 лет. Такому платить нужно немного. Всё. Пошёл дырочку в занавесе проковыривать, чтобы видеть всё собственным глазом.

МУЗЫКАЛЬНЫЕ НОМЕРА В ПЕРВОМ ПРИБЛИЖЕНИИ

1.Трио для глухонемого, мобилы и оркестра. На переднем плане мобила, разговаривающая под «фанеру», оркестр сидит в оркестровой яме, глухонемой дремлет.

Мобила:

Алло, алло, какие вести?

Кто к нам пожаловать готов?

Эй, абонент, прошу ответить…

Сними трубу, без дураков

Внутренний голос глухонемого во сне:

Бу-бу-бу-бУ, бу-бу, бу, бу-бУ

Моя твоя не услыхай

Му-му-му-мУ, му-му, му, му-мУ

Давай, вибратор покупай

Мобила:

Эй, гражданин, прошу ответить

Мы здесь не просто так сидим.

Глухонемых полно на свете,

А мы с тобою говорим….

Ах, абонент, будь ты неладен!

Не хочешь? Нет? Не отвечай

Тебя представили б к награде

И пригласили бы на чай.

На сценическом заднике рабочие сцены поднимают сверкающую неоном надпись «Ярославский вокзал». Свет медленно гаснет, и зритель видит одинокую фигуру Димыча, хромающего по подземному переходу.

2.Ария Вохи (исполняется проникновенным тенором вверху самой верхней октавы). Перед занавесом одинокий опечаленный Воха пытается разбудить в сердцах зрителей сострадание к его предстоящему общению с диковатым северным гостем.

Чуть меньше месяца пройдет,
И наглый, бородатый тип
Вальяжно на перрон сойдет,
И я пойму: «Вот это влип!

Не быть уверенной душе,
Не спать спокойно по ночам...»
А может, ну его! Уже
Давно не по семнадцать нам.

И пусть искрится серебро
И в бороде, и на висках,
Но в отношениях добро
У нас останется в веках.

Опять, всего на пару дней,
Забудем о своих заботах.
Так здорово встречать друзей!
Так плохо утром на работе.

3.Песня российского пограничника при въезде В Украину.

Вагон. Тамбур. Там нервно курит Димыч. Зрителю становится любопытно, не везёт ли он контрабанду. По коридору вышагивает пограничный патруль. Он поёт под фонограмму, поскольку портупея сильно затрудняет дыхание.

На границе Димыч курит хмуро,

Конотоп сомнением объят.

Не достанет ли стрела Амура

Заграничных импортных девчат.

Но разведка доложила точно,

Что герой, нимало не смущён,

Лишь одною связью заморочен,

Лишь одним собою увлечён.

И снесла, и песня в том порукой,

Кура-ряба НУЖНОЕ яйцо,

Столь крутое, что не дастся в руки

Лучших украинских храбрецов.

Никакой халявы контрабандной,

Никакой скорлупки золотой.

А с яйцом в отечестве неладно.

А в халяве – западный отстой.

4. Трио на вокзале.

Весь Киевский железнодорожный вокзал не уместился на сцене. Зритель видит только ноги встречающих под колосниками. Но опытный взгляд сразу определяет, что женские ножки принадлежат Аллочке. А все остальные Вохе с Артёмовым. Входят ноги Димыча, слегка припадая на одну из них. Судя по повороту носков, это правая нога. Встречающие поют.

Отчего погасло солнышко?

Отчего покоя нет?

Да, в своё родное гнёздышко

Прибывает наш поэт.

Вот и он приехал, маленький.

Право, чёрт его дери!

Хоть бы снял свои он валенки

И не пудрил бы мозги.

Не поймут нас тёти местные,

Не захочут понимать!

Ах, ты, Димыч, ферт известный!

Масть держи и помни мать!

5. Сольное выступление Хабиби

Кухня в служебной квартире Хабиби, за столом сидит хозяин. Напротив – бородатое существо, напоминающее восторженного, но не очень трезвого Димыча. Хабиби исполняет арию, в которой выражает своё несогласие с переменами.

ПРО МЕФОДИЯ – КОЗЛА

У козла Мефодия нынче новоселье.
Козочки безрогие всю капусту съели.
Что вы, в самом деле! Он же их не тронет.
У козлов вонючих благородство в моде!

Заседают те козлы в разнебесных сферах.

Распервее там они первых пионеров.

Им капусту подают прямо из бюджета,

И играют пацаны в высший свет за это.

Заблажил Мефодий наш, депутат народный.

Видно, я ошибся – он не благородный.

Если ты козёл в душе, то не следуй моде,

А не то обгадишься, как месье Мефодий!

Димыч нервно икает и заедает коньяк глазированным творожным сырком, который Хабиби принёс домой якобы с целью привлечь инвестиции в молочную промышленность родного завода. Оставив без инвестиций молочную промышленность Украины, Димыч закусывает испанским лимоном. Пора бы насторожиться Евросоюзу!

6.Соло Димыча (исполняется глубоким внутренним голосом с подпевками). Димыч одиноко закусывает остатками лимона остатки же коньяка и заводит песнь.

Хабиби был немного хмурым,

И за коровами следил.

Из минприбора парень сдуру

В мясную отрасль угодил.

Он ведь в душе, премилый малый,

Решил с судьбою не играть.

Отдача в свинстве небывалая –

Не грех здесь дело начинать.

Хотя софты с хардами ночью

Зовут к себе, мешают жить,

И связь с животными порочна.

Но легче по теченью плыть.

Не нам глаголить о пороке –

Нам без него не есть, не пить.

И до положенного срока,

Коровий вирус подхватить.

Тут и Касперский не поможет,

И Firewall не сбережёт,

Грустит Хабиби наш непОрченый…

А софт у Сеньки ждёт и ждёт.

Плиту отчистит нежный Comet.

В духовке ждёт свиной рубец.

А голова и руки помнят,

Какой у парня был конец –

Венец ученью и защита,

Которой все кричали «Бис!»

Руководитель, shit-ом крытый,

От похвалы совсем раскис.

Конец оценками в дипломе

Был обозначен, был багров.

Диплом был красный, это кроме,

Того, что не хватило слов,

Чтоб оценить твой вклад в науку,

Хабиби, это всё же ты

Хотел поднять на уши Внуково

И дерзко навести мосты

В ученье о кодАх и битах,

О триггерах, о ПЗУ…

Куда ворвался Гейтс немытый.

А он причем тут? Не пойму!

Ты, жизнь, свою кривую ногу

Подставить парню не спеши.

Припомни лишь рекламный слоган

Про очищение души!

И у Хабиби есть дорога,

А у науки есть дела.

И с нами трудятся не боги …

Здесь я ослаблю удилА.

Не стану понапрасну плакать

И на свою пенять судьбу.

Хабиби, лучше будет драка,

Чем вдруг тебя я не пойму!

7. Дуэт Василия и Тарасючки.

Сцена представляет собой внутренность мазанки, на стене висит портрет Василия с Чапаевскими усищами в обнимку со Светиком-пулемётчицей. Светкино изображение перепоясано пулемётной лентой от кутюр. Под фотографией воркуют нежные влюблённые.

Василий:

В нашей маленькой хатулиньке

Мы друг другу отданы.

Так тебя люблю, Светулинька,

Аж, водку вылил на штаны!

Светик:

Не нужно так мечтать, отрада.

Я вся-то тоже извелась.

Но мне важнее, чтобы в Раде

Скорей сменила Бобик власть.

Василий:

Мне ждать совсем, уж, нету силы,

Я так сейчас к тебе влекусь.

Светюльник, ты бы полюбила

Меня за этакую грусть.

Светик:

Послушай, Вася, что ты, право,

Ведь ты совсем не комильфо.

Какие могут быть забавы,

Когда меня снимал Трюффо!

Нет-нет, не то, что ты подумал.

Он только кинорежиссёр.

Я в кадр залезла с Умой Турман,

Но тут валОм Виктюк попёр.

Театр – моё второе имя.

Кино-то может обождать.

Ты ж, Васька, лапами своими

Схватил за то, чем мне играть!

Душа артистки не остыла –

Мой сокровенный инструмент.

А ну-ка, геть отсель, постылый!

Настал решительный момент.

Сейчас я выхожу на сцену,

На сцену жизни, господа.

Мне не простит Шекспир измену…

А в лицедействе нет вреда.

Василий (печально, подражая Шекспиру):

Приходит ночь, не ведая стыда,

А Светка непорочна, как всегда!

Камера отъезжает с интенсивной сменой трансфокации, и зрителям становится понятно, что герои сидят ни в какой не в хате, а в самом, что ни на есть цикавом, ресторане «Царское село».

8. Ария Бобика в ресторации «Царское село»

Ресторан «Царское село», по залу снуют гибкие, как глисты, официанты с вежливым «чего изволите». Стол ломится от угощений. Светик периодически подкармливает Василия Алибабаевича гарниром из молодого картофеля и пытается его обнять. Исключительно по-родственному, без тайных надежд. Василий не против. Хабиби еле заметными движениями, приобретёнными на обвалке говядины, полосует стейк размером с голову Димыча. Две замечательные семейные пары Артёмовых и Савченко ведут себя прилично, по-европейски. Не то, что этот северный бородатый дикарь, который гладит воскового бычка по холке посередине зала. Трио с бандурой, оселедцем и баяном исполняет грустную мелодию про клятых москалей. На краю стола напрягся Валеркин муж. Сама же Валерия, представитель законодательной власти, что-то задумала, взяв для этой цели «мыльницу» у Димыча. Она поёт:

А у быка, а у быка

Имеются такие штуки,

Что все возьмутся за бока

И на пол упадут со стуком,

Когда я Димыча сниму

На фото, а не для услады.

Не до услады мне, коль муж

Тревожно дышит где-то рядом.

Валеркин муж делает незаметную попытку не дышать и синеет на глазах. Добродетельный Василий Алибабаевич делает ему искусственное дыхание. А Валерка продолжает петь, легко двигаясь в такт заунывной мелодии кобзарей.

Сейчас прилажу аппарат,

Что подарил нам щедрый «Кодак»

Ах, Димыч, что же ты не рад,

Как в Раде депутат убогий?

У Димыча, у Димыча

Наверно, нет таких вот штук.

Сейчас от щедрого плеча

Я вмиг исправлю этот глюк.

Слегка затвором подразню,

Как тряпкой красною, быка.

А Димыч любит дежавю

В своих полётах в облака!

9. Дуэт Вохи с Димычем в пивнушке

Борисполь. Полночь. Полутёмный зал пивного бара. Димыч поёт о том, как ему радостна встреча с Вохой.

Димыч:

Мама с мылом мыла Раму,
харе Рама - харе Кришна.
Заводи-ка, брат, рекламу,
Раз про музыку не вышло...

Заводи скорей "Потянем",
Отдадимся попсовухе.
Как один приличный "чайник"
Полюбил ME* от скуки....

ME* - здесь Windows Mellenium (отстойный продукт эпохи)

Воха немедленно реагирует задорным куплетом о бренности всего материального. Духовность – его второе имя.

Воха:

Мама с мылом мыла Рому
Харю Роме, Харю Кришне
Жалко, что кому другому
Морду вымыть-то не вышло...

Я послушал попсовуху,
Спьяну очень даже мило.
Въехал "чайнику" по уху...
От МЕ меня стошнило!

Димыч воздаёт хвалу Вохиной родственнице, которая ему не брат. Догадались какой?

Димыч:

Таланту Вохи нет предела,
Он краток, будто сводка ТАСС.
Аж, вся Европа обалдела
И даже я 15 раз!

Воха вежливо пытается поскромничать.

Воха:

Таланту, правда, нет предела,
Он краток, полон свежих сил!
Но только дохожу до дела,
Не помню, где его зарыл.

Димыч не даёт ему этого сделать.

Димыч:

Талант отрыть - пустое дело!
Ведь, мастерство-то не пропьёшь!
Удача прёт навстречу смелым...
Шампань с икоркой, скока хош!

Вино тазами, а икорку ложкой...
Таланту всюду место есть.
Его зарой, а он в окошко
Уже готов нахально влезть.

Не нужно плакать по нему напрасно -
Талант своё возьмёт всегда.
Он и зарытый смотрится прекрасно
И мастерству не нанесёт вреда.

Задорная девчушка с метлой выгоняет героев из бара. Они начинают в ритме зажигательной ламбады двигаться к ночлегу. Ах, сколько бы они ещё могли спеть?

10. Алла в пиццерии передаёт скрытую фотокамеру, замаскированную под зубочистку официанту с итальянским сложением и сложными взаимоотношениями с правосудием. В родословной у него сплошные Джеймсы Бонды, вплоть до самого главного – Шони (Сафонова) Коннери. Сеньорита Алла что-то шепчет сообщнику на ухо и далее поёт томным горловым контральто, скрытый на балконе хор мальчиков лялякает что попало не в тему.

Сегодня, склонна к компромату,

Я здесь, в пиццерии сижу.

О, кто бы мог бы знать, ребята,

Что на Жофрея угожу.

Он бородат, но мил в общенье.

Не знаю, впрочем, как в бою,

Или в разведке с приключеньями,

Смог защитить бы честь мою.

Одни коварные загадки,

А он, гляди-ка, щурит глаз.

До женщин, кстати, Дмитрий падкий,

Как прорезиненный матрас.

Сыскать таких ещё, как Димыч,

И за кордоном тяжело.

Он хромоног, наш Пан игривый,

Но точит дерзкое перо.

Нет-нет, не ТО, что от гусыни,

Сжимала Пушкина рука.

Пера такого нет поныне…

Но длань у Димыча легка.

И вовсе не такая злая,

Как нам соседи говорят.

Перо его порой ласкает

Козу и семерых козлят.

А также славит он Хабиби,

Да, и про Воху не забыл.

Хоть у дельфинов ласты рыбьи,

Мне Димыч, право, очень мил.

Я что надумала, ребята,

Всё без утайки расскажу:

Хоть в моде Нотр Дам горбатый,

Но я к Жофрею ухожу.

11.Песня украинских пограничников при выезде из Державы. Патрули на границе ходят по вагонам с монотонным пением под бубен и сопилку.

У кого отметки в паспорте,

Всех отыщем без труда.

Гужевым попутным транспортом

Доберётесь, господа,

Если вдруг давать устанете

На границе свою мзду.

Мы стоим на страже памяти –

Сразу вспомните Орду.

Мы совсем-совсем не страшные,

Задушевные почти.

Пограничники отважные,

Аполлоны во плоти.

Если нашими кордонами

Восхищаться не пришлось,

На границе нас сыщите-ка –

Вдохновим мы вас, авось.

Внезапно в вагон заходит патруль Российских служителей кордона. Стоп, господа! Вам ещё не время. Подождите до Брянска. Нет ответа. Напряжённая тишина, в которой слышна ария американской певички из мюзик-холла о том, что Тузла выше чести девичьей. Все в вагоне плачут и добровольно начинают вносить пожертвования в фонд разрушения богопротивной дамбы. В кулисах хихикает министр иноземных дел Турции. На сцене идёт братание пограничников: танцы вприсядку, гопак, контрабанда двух составов с цветными металлами, неуправляемый обмен валюты….

Занавес нехотя ползёт к середине, чтобы отправить зрителей на антракт. В это время на сцену врывается румяный автор с криком: «Играем без антракта! Играем без антракта!». Занавес вновь открывается. Над сценой появляется плакат «Бальнео-грязевый курорт Нижнее-Ивкино». Жидкие хлопки двоих встревоженных зрителей разбудили третьего, и они пошли в буфет. Всё правильно – война войной, а обед по расписанию.

1.Дуэт большой и малой черепах из аквариума зимнего сада санатория «Нижнее-Ивкино».

У нашей бабули Тортиллы

Житуха была хоть куда

На рынок она не ходила

Жила в самом центре пруда.

И дело у этой Тортиллы –

Не нужно лежачего бить.

Лишь ключик она сторожила,

Могла невзначай укусить.

Никто и не трогал бабулю

За этот старинный секрет,

Но злой Карабас, спрятав дулю,

Её пригласил на обед.

С тех пор мы не видели бабку,

Милиция сбилася с ног.

Нашли только панцирь и шляпку,

От ключика стильный брелок.

И тут времена изменились

Пришли окаянные дни

Нас люди с сестрой отловили

В искусственный сад принесли.

Швырнули в аквариум прочный –

И где уж нам тут убежать.

Горбатимся денно и нощно,

Чтоб твердь на себе удержать.

2. Лектор из Кировского общества «Знание» появляется на трибуне, которую выкатил на сцену взвод страдающих недугами опорно-двигательной системы в разнообразных проявлениях. Лектор начинает свой правдивый рассказ:

На чужом пиру похмелье –

Хуже некуда, друзья…

Тут с утра такое зелье.

Нет, не зелье – чистый яд.

Прибегает ко мне автор

И взволнованно орёт,

Не хватает, дескать, фактов.

Меня под руку берёт

И на сцену нагло тащит,

И кричит, что, мол, убьёт,

Если я не выдам фактов,

Манный пудинг ему в рот.

Я, конечно, не отважен –

Хоть страдает честь моя,

Буду нынче я продажным,

У меня ведь есть семья.

Опасаясь за здоровье,

Опасаясь за детей,

Расскажу я вам с любовью

Сказки родины моей.

3. Ария физического князя Игоря

Санаторий «Нижне-Ивкино». В парке на скамейке сидит одинокий ядерный физик. Из-за кустов в подзорную трубу с медными заклёпками за ним тщательно наблюдает представитель ФСБ. Игорь поёт.

О, дайте, дайте мне реактор,

Я так его сумею запустить…

Я Русь от недругов спасу!

Игорь бежит на грязевые процедуры. Агент ФСБ маскируется под медсестру с накладной грудью шестого размера, оперативно эпилирует ноги походной керосиновой лампой, тщательно замазывает бакенбарды суриком телесного цвета. И вот уже зритель имеет возможность наблюдать, как этот агент закидывает грязью подопечного физика, не забывая при этом незаметно его обыскать, включая самые сокровенные тайники. Тем не менее, физик продолжает петь:

Я, хоть и жутко засекречен,

Но позвоночник берегу.

Мой шеф, коварством изувеченный,

Копается в моём мозгу.

Когда лежу на процедуре,

Он, гад, сканирует мой ум.

Под колпаком у шефа вечно –

Вот оттого и стал угрюм.

Сейчас хондроз я свой подправлю,

Потом немного полежу,

Головкой Родину восславлю

И супостату погрожу.

Секреты ядерной головки

Мне, брат, доверила страна.

И на шифровке очень ловко

Напишут наши имена.

4. Ария шофёра Лёхи «Скотину, впрочем, я люблю…» Исполняется с заиканием без придыхания. Первые две строчки обозначают стиль исполнения.

Лёха бегает по балкону, вырывая понадклюванный виноград соседей из жадных сорочьих лап.

Ка-а-а-ккие ж-ж-ж-жадные с-с-ссороки,

Н-н-ну, вв-весь с-с-сожрали в-в-ви-ноград!

Но, право, в том не вижу проку,

Когда соседи так кричать.

Скотину, впрочем, я люблю.

Собак, так даже, обожаю.

И никогда не потерплю,

Когда их люди обижают.

Зоолог я, а не флорист

А на бычков запал навовсе,

Когда спасён был мной Борис,

И я тонул в его навозе

Димуля, ты закрой окно

Нам ни к чему весь этот шум.

Сейчас я пригублю вино

И сразу байку расскажу.

5. Ария шофёра Серёги «Люблю валяться в лопухах….»

Серёга сидит в шашлычной в обнимку с женщиной и тренируется в произношении странного набора слов. Вот он, этот набор: «Фост, фатит, фатать, фатка, фала, форост, фороба, фастать, фат, фоя, фойный, фощ, фанчкара. Хванера, хваянс, хвортепьяно, хвизика, хвакультет, хвитохвтора, хвинка». Неожиданно вдаряют духовые инструменты из спрятавшегося в фонтане оркестра. Серёга поёт:

Люблю валяться в лопухах.

Ото, совсем не то, что в фое.

Не доводите до греха –

Я просто так, ото, устроен!

Не нужно здесь меня фатать,

Я сам, ото, скажу, где можно.

Вам только стоит волю дать –

Так с вами просто невозможно!

Серёга уже в дансинг-зале. С ним теперь две женщины. Он исполняет романсеро:

Я сказал себе: «Фатит, когда ж ты устанешь

Этих женщин, ото, как перчатки менять,

Фанчкарой их поить или бредить в нирване,

Не начну ли, ото, как хванера летать?!»

Этих фамов, ото, не берёт и фороба

Их коварству, ото, не придумали ГОСТ.

Но, пожалуйста, милые женщинохвобы,

Не давите на мой оттопыренный фост.

Серёга раздваивается. Одна половина пьёт пиво в номере. Другая лежит на массажном столе. Они обе поют.

Валяясь в этих лопухах,

Где фощ растёт совсем без фои,

Не стану фастаться – в веках

Я буду сам себя достоин!

6. Трио медсестёр в сауне и трио нижегородских молодцев, Димыч на подтанцовке.

Сцена представляет собой сауну. Белый густой туман поднимается из дверей парилки. Оттуда выходит три пары чистых людей. Три женщины и три мужчины. Они в кое-каких купальниках. На скамье сидит Димыч, завёрнутый в простыню и нервно изучает свои ногти на ногах. Шестёрка чистых исполняет песню в ритме живенького канкана.

Нам было очень весело,

Чрезвычайно весело.

Ну, просто очень весело.

Так весело, что – бздынь!

А Димыча, а Димыча,

А Димыча Сократыча,

А Димыч Птоломеича

Мы простыни лишим!

Сейчас глотнём по маленькой,

По маленькой, по маленькой.

Потом ещё по маленькой,

А после – по большой!

Потом мы все разденемся,

До неглиже разденемся,

Совсем-совсем разденемся

И станем танцевать!

А Димыч обстоятельный,

А Димыч обходительный,

А Димыч древнегреческий

Пусть парится пока!

Танцевально-вокальный секстет скрывается на кухне, откуда вкусно звенит бокалами. Димыч, оставшись один, отбрасывает от себя ложную скромность вместе с простынкой и исполняет некое подобие посадобля без партнёрши. Внезапно свет выключается. Перед закрытым занавесом два представителя от «Ну, шо, вы» - бизнеса держат неоновый плакат «Детям до полового созревания смотреть не рекомендуется!» Внезапно включаются софиты, стробоскоп стробоскопирует и выхватывает из темноты восхитительный танец обнажённого, как сама природа, Димыча.

7. Хор медсестёр из грязелечебницы. Грязелечебница. На топчанах в ряд лежат обнажённые тела пациентов. Интимные подробности закрыты фиговыми листочками с надписью «Ой!» Танцевальная группа медсестёр в коротких белых халатиках и белых тапочках продвигается вдоль ряда уже обслуженных отдыхающих, в ритме зажигательного танца «Пока идут старинные часы» укрывают их попонкой. Две самых эротичных передвигают тележку с лечебной грязью. Они в чёрном, под цвет содержимого тележки. Это солистки-вокалистки. Солистки, со знанием дела, замазывают пациентов грязью и поют:

Мы мажем, мажем, мажем…

Залечим, только дай.

Здесь всех, и даже важных,

По ушИ грязь скрывает.

Не нужно вам стесняться,

Разденьтесь догола.

Вы пациенты, братцы,

Вас мама родила.

Какой же вы красавец,

Ну, попросту Делон,

Не то, что мой мерзавец,

Кошмарный, словно сон.

Ну, всё. Угомонимся

И тихо полежим,

Потом слегка умоемся

И дальше побежим.

А, вот приходит смена,

Вам всем пора вставать.

За вами грязь, ребята,

Прикольно убирать.

А спинку вам помоем?

Мочалочкой потрём?

И вечером, не скрою –

На танцы мы пойдём.

Вы тоже заходите,

За мною «белый» вальс.

Вы «нет» не говорите.

И не бросайте нас…

У вас спина вся чёрная,

Нельзя же так, друзья.

Эх, доля забубённая,

Лечебная моя!

8. Хор женщин, желающих заполучить Димыча в свои нумера. На танцевальной площадке собрался ограниченный контингент одиноких женских сердец. Мужским духом почти не пахнет,

Не идёт к нам в сети Димыч,

Хоть и рыба, говорят.

Он блюдёт свой строгий имидж

НАМ назло… и всем подряд.

Не является на танцы,

Книги всё терзает, гад.

Взять бы этого засланца,

Укусить вполсилы в зад.

Нет, не будем нынче порох

Тратить попусту вот так.

Тихо, слышу знатный шорох.

То мужской идёт косяк!

9.Вагонный хор басовито поёт «О, Дробин, Дробин, мы тебя теряем!» На просцениуме стоит некто Дробин, совершенно не выдающаяся личность, и тихонько напевает в стиле кантри:

Хорошо в пути далёком

Вместе с Дробиным идти.

То-то полюшко широко –

Никому нас не найти.

Мы сойдём на полустанке,

Тихо выпьем мы «Боржом»,

Покатаемся на санках,

Поссстоим за гаражом.

Пусть теперь-ка нас поищут,

Поволнуются пускай.

Мы путей простых не ищем,

И не станем отвечать.

Вместе с Дробиным приволье,

Никаких запретов нет.

Нарисуем на заборе

Мы какой-нибудь предмет.

Уклонимся от налогов,

Растворимся за окном.

Нас, таких парней, немного

Это знает избирком.

Мы ребята-невидимки,

Нам работа невдомёк, –

Потребительской корзинки

Замечательный урок.

Делопуты - депутаты …

Пусть мельчает депутат.

Ведь за ними с автоматами

Тени Дробина стоят.

Только тут зритель начинает различать на фоне тёмного задника, что вслед за Дробиным выстроились его многочисленные тени. У каждой из них на руках по маленькой собачке. Судя по всему, это тени всплывшей Муму. Про автоматическое оружие на сцене речи не может быть. У нас хорошая охрана!

10. Разъярённый хор гафовских авторов, продюсеров и другой творческой братии со смежных курсов:

Какой позор! Какой позор!

У нас идею Димыч спёр!

Сейчас прольётся чья-то кровь!

Сейчас, сейчас….

Однако до самого пикантного дело не дошло. Экран схлопывается, щёлкнув диафрагмой перед лицом изумлённого зрителя. Это конец, не меньше! Желающим увидеть много крови можно только предложить посещение последнего фильма Квентина Тарантино «Убить Била». А у нас – ЗАНАВЕС!

Счастливого тебе плавания, Муму. Бродвей пусть ещё немного отдохнёт…..

Ибо сказано:

«Не всякий графоман – граф Толстой, не всякая осень Болдинская».

Восхваление соавторов:

Восхваляю Воху и Стаса за их героический труд, позволивший автору написать некоторые фрагменты этой саги. Восхваляю Кирилла и Мефодия за их фри-варный славянский продукт – азбуку. Без них бы пришлось учить иероглифы. Восхваляю всех, чьи воспоминания использованы в тексте, а также тех, кто упомянут в нём. Без вас бы ничего вообще не было. Даже иероглифы не помогли бы.

Октябрь – ноябрь 2003