История эта случилась в Киеве в сентябре 1981-го года. Пятый курс, последний учебный семестр, доцент Минаев с ассемблером под мышкой, ожидание вечного блаженства в виде преддипломной практики… Кому из нас не знаком этот сладостный набор грядущего выпускника – выпускника 1982-го года?! Дышал этим воздухом и я, наслаждаясь каждой секундой того драгоценного времени, которое зовётся твоей юностью… Но, как правило, оцениваешь эти мгновения совсем по иному в разный период своего существования в строю не скучных и самодостаточных особ, нуждающихся, тем не менее, в общении с себе подобными. Господи, как на этом пути мы, порой, замечаем достоинства друг друга позднее, чем они (достоинства) этого заслуживают!
Однако, бараны уже заждались. Дадим же им проблеять всё, что они накопили за долгие годы молчания. Итак, стоял сентябрь 1981-го. Было тепло и солнечно. Киев ещё не отошёл от славных празднований в свою 1500-летнюю честь. Да, столько лет при ЧЕСТИ – это, доложу я вам, дорогого стОит! Красавец-город блестел новеньким асфальтом, белизной памятников и кафе, которым областные центры Украины доверили нести культуру обслуживания в массы на площадях и скверах своей столицы. Праздник жизни, да и только! Но в этой суете вечного карнавала со мной случился один конфуз. Я простудился. Да не так, чтобы попросту закашлять или проистечь мозгами через ноздри, а вполне по серьёзному. Так, что только к врачу идти сдаваться безо всяких условий. Раздуло у меня лицо таким замечательным образом, что из-за щёк не возможно было увидеть не только ушей, но и глаз вместе с носом (не такой он у меня и маленький!). А гнездилась эта простудная зараза где-то между верхней губой и носоглоткой, причём с внутренней стороны. Одним словом, только капитуляция на милость студенческого Эскулапа без права на какие-либо льготные условия могла спасти «смертельно раненного кота». В то утро, когда подлая болезнь накрыла меня своим крылом, было, как назло, воскресенье. Но, делать нечего, нужно шкандыбать в поликлинику. Что я и сделал. Там мною был обнаружен дежурный врач женского пола (хотя по её панике при виде моей заплывшей морды назвать эту девушку можно было не более, чем санитаркой… ну, в крайнем случае, медсестрой). Но в смекалке медработнику в юбке было не отказать. Она мгновенно набрала заветное «03» на диске телефонного аппарата и вызвала неотложку. Самое интересное, что мне не дали ни секунды на размышление, а загрузили, как докеры загружают сыпучие грузы, только не в трюм, а в брюхо санитарного РАФ-ика. Я сопротивлялся, пытался попросить отсрочку на 5-10 минут, чтобы хотя бы собрать свой не хитрый набор студента гигиенического содержания и пару чистого белья и предупредить о том, что меня увозит карета судьбы в загадочном направлении в сторону Киевского зоопарка. Но это не удавалось вовсе. Два крупногабаритных санитара с румянцем на мускулистых руках быстро пресекли мои поползновения отползти от фургончика по своим неотложным делам. И только когда РАФ-ик выезжал из дворика между «Воробышком», поликлиникой и 4-ой общагой, мне удалось выкрикнуть в раскрытое окно машины: «Свободу Луису Корвалану (очень своевременный лозунг)! Я ещё вернусь (про Терминатора тогда ещё никто и не подозревал – выходит, я опередил время). Ищите меня в лечебных учреждениях Киева». Вероятно, я был услышан, ибо такой стон души не мог оказаться «вещью в себе», как учил нас бесноватый гном от Марксова ученья - Панкратов. Медбратья сдерживали мой атакующий пыл, периодически пуская в лицо ядовитый дым Прилукской «Примы». Я попал в надёжные руки – трепыхаться не было смысла. Минут через 30 наша каретка тормознулась близ какого-то здания гражданского вида и с медицинской табличкой у входа. Как оказалось позднее (для меня), это был НИИ УхоГорлоНоса (или что-то вроде того). Подхватив меня под локотки, санитары шустро приволокли мало сопротивляющееся безвольное тело в приёмный покой. Врач скучал один. Медбратья быстро передали меня по описи в немыслимо чистые в своей белизне руки врача и скрылись в середине жаркого сентябрьского дня в поисках очередной жертвы медицинского назначения. Молодой эскулап изучил моё жутко раздутое лицо, а потом весело изрёк: «Не-е, парень, это не наш профиль… Тебе в челюстно-лицевой диспансер нужно». Вы понимаете моё положение. Неотложка уже уехала, лицо раздувается всё сильнее, а меня и лечить-то не желают… «А где этот ваш челюстно-лицевой диспансер?», - возопил я не своим голосом. «Так вот же он, через парк, - махнул неопределённо в сторону окна молодой врач, - Я тебе сейчас и направление туда выпишу». Когда через несколько минут моя широкая улыбка без носа и глаз озарила приёмный покой челюстно-лицевого диспансера, тамошний дежурный, коим оказался полный лысоватый брюнет яркой иудейской наружности, не стал смотреть направление, а сразу изрёк: «Шо, тебя Жора прислал с УхоГорлаНоса? Так вот, шоб ты себе знал, этот номер у него не пройдёт!». Тут меня осенило: «Между дежурными идет народная медицинско-паталогическая игра с явным откашивающим уклоном». То есть дежурные врачи явно хотели, избавив себя от всяких хлопот, спихнуть больного из одного медицинского учреждения в другое. Я понял, что значит находиться парламентёру нейтральной страны на изгибе натянутого, как струна, фронта двух непримиримых врагов. Поняв всю призрачность своей конституционной защиты в медицинском аспекте, я нагло развалился на стуле (конечно, на сколько позволяли мне щёки, безобразно свешивающиеся с плеч) и заявил: «А давайте меня осмотрим!». У чернявого врача не нашлось возражений от такого неадекватного поведения больного, и он начал изучать содержимое моего нарыва при помощи медицинских инструментов, а не только хитрющего еврейского взгляда. Вскоре он удовлетворённо хмыкнул и произнёс: «Я же говорил – абсцесс явно тяготеет к внутренней полости носоглотки, где и находится центр очага… А вовсе не над верхней губой, как утверждает мой коллега. Да разве ж Жорке можно разрешать диагноз ставить в воскресенье? Так, что отправляйтесь, молодой человек, обратно. Направление с диагнозом я уже выписал…». Что бы вы сделали на моём месте? Ну-ну, я тоже так подумал, но человек я терпимый, а к чему нам межнациональные скандалы на почве раздутой морды? Я безропотно взял направление и поплёлся назад в УхоГорлоНос. Солнце палило, как летом, а меня начинало знобить. Молодой врач ничуть не удивился, завидев меня в дверях. Он был готов к длительной войне со своим коллегой из челюстно-лицевого. «Ага, Лёвик, опять шару погнал!, - радостно констатировал он, - теперь ему кандидатскую ни в жисть не защитить!». «А давайте меня осмотрим!», - произнёс я волшебную фразу. Жора вскочил, как ошпаренный: «А чего тут смотреть? И так всё ясно – воспаление верхней губы!». Тут у меня отказал синдром Тургенева. Я сообщил молодому дежурному всё, что я о нём думаю, и немножко добавил от себя! Тот изобразил оскорблённое профессиональное чувство и усадил меня в специальное кресло. «Ну, вот… А я так и утверждал – абсцесс своей генеральной частью тяготеет к верхне-челюстному модальному аппарату…», - слова его я слышал, уже почти теряя сознание. «Нет! – из последних сил закричал я , - Никуда я отсюда не уйду! Лечите меня здесь!». Врач возмутился до глубины души: «Так ты что, хочешь сказать, что Лёва прав? Так ведь он диплом купил, а ты, вообще, дилетант». «Хватит! – заорал я, - мне плевать, кто из вас прав. Но если вы не начнёте меня лечить, то я вам морду набью… Причём - обоим сразу». Не знаю, что уж там возомнил себе молодой дежурный, но он ещё минут 20 пытался по телефону выяснить с Лёвой, кому меня отдать. Победила хитрость и смекалка – я остался в НИИ УхоГорлоНос. Меня поместили в пятиместную палату. Народ встретил собрата по несчастью дружелюбно и достойно. Поскольку обед уже закончился (я на него опоздал из-за перепалки двух медицинских светил), то собратья по палате накормили меня домашним харчем. Это было здорово. Я вновь поверил в людей, разочаровавшись в них, было, после встречи с медицинскими светилами местного разлива. В понедельник пришёл лечащий врач и сообщил мне, что собирается покуда не принимать оперативных мер. «Терапевт по первому образованию всегда таковым и останется», - доверительно сообщил он мне. Лечение было назначено простое, но очень эффективное. Мне кололи пенициллин 8 раз в сутки (то есть через 3 часа). Угадайте – куда? Правильно. В ягодичную мышцу (вернее, в обе, поскольку на одной бы не хватило места). Иначе говоря, меня попросту «поставили на иглу». Да-да, именно «поставили», а не «посадили», ибо попробуйте-ка посидеть после суточного прокалывания «сахарных» местечек организма. Дни шли за днями, минуло уже почти две недели моего пребывания в больничных палатах. Количество уколов перевалило через сотню, а морда по-прежнему мешала уборщицам помыть под моей кроватью, когда я по утрам пытался отоспаться от прерывистого (раз в 3 часа) сна ночью с микро стрессами в виде отверстий в достаточно интимных местах моего молодого организма. Ягодичные мышцы уже и вовсе напоминали маковое поле с высоты птичьего полёта, а толку в лечении всё не было. Лечащий врач (тот самый, что с терапевтическим уклоном) как-то в пятницу заявил, что хирургия – его второе Я. Поэтому в понедельник он начнёт резать мою морду лица безо всякой жалости. Я принял его амбиции, как неизбежное зло, которое должно спасти «маковое поле»! Но уколы всё ещё сыпались на мой воспалённый организм. «До понедельника…», - пел позвоночник, «До понедельника…», - вторил ему седалищный нерв…
Наступило воскресенье. После обеда дежурная медсестра предложила мне выйти на прогулку в парк возле НИИ, где каждую ночь голосили слоны. Здесь нет ничего удивительного. Просто рядом находился Киевский зоопарк, который своей разноголосицей вносил некоторое разнообразие в простую примитивную жизнь больных из НИИ УхоГорлоНоса. Медсестра же и сказала, что меня ждут посетители – два непонятных кренделя со странными именами Саныч и Стас. Когда я помчался на встречу со своей судьбой вниз по лестнице, дежурная медсестра вздохнула мне вслед – пусть, дескать, порадуется больной пока…. Не долго уж ему… Намерения Стаса и Саныча были видны невооружённым взглядом сквозь крупно-ячеистую авоську, которая тащилась за ними под тяжестью пивных бутылок. Но было в этой сетке и нечто необычное – бутылка водки и грамм 100 колбасы. Ура! Такое свидание, даже если и ожидаешь его, всегда оказывается таким тёплым и душевным. Я поломался (ну, исключительно для приличия, чтобы интеллигентский флёр не осыпался с меня, как иней с Новогодней ёлки) и выпил предложенных напитков с чувством полного морального. Затем, после свидания, я едва дождался ужина, в процессе которого был неукротим до такой степени, что мне предложили двойную добавку. Но, тем не менее, заснуть стало совсем не возможно. Голова начала пульсировать, как квазар из далёкой и далеко не Солнечной системы. Вся палата давно угомонилась. Один я скакал по коридору в поисках покоя. Одинокая медсестра метким выстрелом в ягодицу (таки раз в 3 часа) пыталась угомонить моё бренное тело на кровати великомученника, но тщетно. Только к утру сон сморил меня. Вдруг первый утренний укол пенициллина начал возбуждать во мне некоторый интерес к жизнедеятельности различных окружающих организмов, а не только своего. Всё происходит абсолютно по инерции: спускание трусов, получение очередного макового ростка поперёк ягодиц, но всё-таки что-то не так… Пока не понимаю почему, пока ещё в полудрёме. Вдруг слышу дикий крик медсестры, делающей укол: «Он весь в крови! Скорей! На помощь! Больной умирает!». С трудом догадываюсь, что это обо мне, но всё ещё сквозь сон ооо-чччень медленно пытаюсь понять – ПОЧЕМУ! Слышу – врач прибежал. Тот самый – лечащий. Даже переодеться не успел. Все кричат – ну, не понять ничего. Просыпаюсь окончательно. Пытаюсь головку от подушки оторвать – а не тут-то было! Глаза открыты, но не вижу ничегошеньки! Во – дела! Может, так и умирают герои? (подумалось). Но умирать уж так жутко не хочется! Верчу головой, но ничего не могу сделать, чтобы голову поднять…. Почти – паника, ужас! А дальше? А дальше слышу спокойный голос врача: «Лежи тихо, не дёргайся. Сейчас мы тебя освободим». Замер в ожидании. Потом – влага, тёплая влага, свобода. Вижу, ура! Оказалось всё довольно просто. Мой абсцесс лопнул не знаю, уж, по какой причине. Возможно, пенициллин оказал своё благотворное влияние, а, возможно, воздействие Стаса и Саныча сыграло свою положительную сосудорасширяющую роль. Но скорее всего - и то и другое. Только вот беда - после своего разрыва абсцесс намертво (за межукольное время) соединил меня с подушкой, от которой меня и отковыривали всем отделением почти полчаса… Когда всё благополучно завершилось, лечащий врач сказал только: « Я всегда говорил, что терапевтический метод лечения более эффективен, чем хирургическое вмешательство!». Тут я не стал ему возражать, тем более, что Стас с Санычем могли бы обидеться!