В 1995 году работал я на Печорском мясокомбинате в должности инженера по автоматизации производственных процессов, где и познакомился с Серёгой Шураковым. Тем самым, с подачи которого я и предал гласности историю лошади со вставными челюстями. В то время меня очень интересовал вопрос создания каких-либо эксклюзивных напитков для согревания в зимний период. Прослышав где-то, что в Абхазии пользуется большим спросом местный виноградный самогон чача, настоянный на перегородках от грецких орехов с добавлением эстрагона (читай-тархуна), я решил слегка апгрейдить этот рецепт. Поскольку тархуна в наших местах можно искать месяцами безо всякой надежды на успех, то заменить эту травку я решил сушёным лимонником, который привёз в избытке из Костромы. С перегородками проблем не возникло. Но хотелось привнести какую-нибудь изюминку от себя для души, для пользы, для сугрева. Заглянув в стол, где лежали специи, я обнаружил залежи сушёного красного жгучего перца, который потерял ещё года два назад. Вот оно – решение. Это будет исключительная северная настойка! Поскольку перца нашлось очень много, то и водки пришлось брать пять бутылок. В процессе вбрасывания ингредиентов возникло некоторое замешательство. Если использовать все стручки, то их набивалось почти по третьей части бутылки. Вот-вот через край польёт. Бежать за водкой снова было невыразимо лень, поэтому, немного покумекав, я решил, что не будет ничего страшного, если я разолью напиток в две полуторки из-под пива, чтобы слегка освободить место под перец. Мне казалось, что засушенные плоды мексиканского жгучего сорта наверняка уже потеряли половину своей ядрёности в связи с долгим лежанием в запасе. Сами понимаете, что любой спортсмен, если долго не тренируется, теряет форму, квалификацию и все свои навыки. А чем же перец лучше? Изготовив две пластиковые ёмкости с полуфабрикатом, я отправил их в тёмное прохладное место для созревания. Долго ли, коротко ли, только минуло месяца два. Однажды, обходя свои владения, я наткнулся на забытый уже напиток. Он призывно блестел из-под пластика неподражаемым цветом хорошо заваренного чая. Ореховые перегородки разбухли и вместе с, разбухшим же, перцем создавали внутри бутылок экзотические пейзажи. А слабо зеленеющий лимонник придавал им видимость обжитости среднерусских дачных кооперативов. «Вот и славно, - решил я, - будет чем угостить экспедиторов на Старый Новый год. Отлив с пол-литра настойки, я захватил её на работу. Как обычно, в недоразвитые праздники, каковым я и считаю Старый Новый год, во время обеденного перерыва у экспедиторов набилась элита комбинатовского среднего класса – снабженцы, экспедиторы, мастера и ваш покорный слуга. В помещении царило оживление. Жарились котлеты (из НАСТОЯЩЕГО мяса!), резался хлеб, балык и солёные огурцы, в кастрюльке приятно побулькивали сардельки. Одним словом, народ был готов праздничным обедом усилить и углУбить. Когда началось праздничное действо, я извлёк из своих закромов бутылочку заветной настойки. Все очень долго недоверчиво принюхивались к напитку, но после моих объяснений всё-таки выпили. Разлили сразу больше половины бутылки. Но количество участников было достаточно велико, поэтому досталось каждому грамм по 40. Но и этого количества вполне хватило для того, чтобы понять – С ПЕРЦЕМ Я УГАДАЛ! Когда мои глаза аккуратно сползли с затылка в надлежащее место, я стал разглядывать реакцию окружающих. Кабинет сотрясали приступы кашля, слёзы весёлыми весенними ручейками (и это в разгар морозов) весело струились по женским щекам (большинство собравшихся были именно женщины). Когда кряхтение, сопение и крики «забр-а-а-ло!» утихли мне, по понятным соображениям, лучше было бы уйти. Но до чего у нас на Севере народ отзывчивый, мне разрешили остаться. Правда, условие поставили – чтобы больше из своей бутылки не наливал. Постепенно все угомонились и принялись за обед. И тут распахнулась дверь, и на пороге появилась Валентина Васильевна Ершова – очень милая женщина лет 50-ти. Она работала экспедитором и задержалась к столу по причине отправки готовой продукции в магазин. Вид у неё был не на уровне, да и настроение, видать, не важное. По всему видно – болеет человек. «Всё, с обеда ухожу на больничный, - заявила она, - насморк замучил, голова раскалывается». Не знаю, кого уж посетила идея срочно вылечить Валентину Васильевну, но вдруг в её руке оказался стакан полнёхонький моими перегородками. Ей объяснили, что этот напиток не крепкий, но от насморка – первое дело. Доверчивая женщина маханула полный стакан (примерно столько, сколько до этого выпили все остальные) и замерла с открытым ртом, жадно ловя воздух. После чего с криком «вот сволочи!» она пулей вылетела из кабинета. Её бросились искать, но нигде не нашли. Валентина Васильевна пришла сама через пять минут. Пальто было распахнуто. Румяное лицо светилось счастьем, грудь вздымалась так, как, наверное, не вздымалась уже лет двадцать. Я сразу представил, какой она была в молодости, и тут же устыдился своих мыслей. «А ещё есть эта гадость?» – спросила Ершова с надеждой в голосе… В общем, про больничный она уже не заикнулась в ближайшие несколько месяцев. Вот так – каждому своё.
РАЗЛИВ ВТОРОЙ – ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ
Как вы, конечно, понимаете, реализация перегородок приостановилась. Не поставишь же, в конце концов, такой напиток на стол гостям – побьют, чего доброго. Потихоньку я опять забыл про своё изобретение. А вспомнил спустя почти три месяца, когда должен был ехать в командировку в Сыктывкар. Для производственных целей на комбинате постоянно требовалась рулонная или сфальцованная в стопу бумага шириной 420 мм, чтобы печатать всяческие выходные документы по производственной деятельности. Доставать её понемногу каждый месяц было нудно и утомительно, поэтому, увидев в республиканской газете объявление о продаже такой бумаги КИВЦем Комилеспрома в неограниченном количестве, я направил свои стопы к директору. Переговоры были не долги. На следующий день уже перечислили деньги в столицу республики. Пора было трубить сбор и отправляться для отгрузки бумаги в Комилеспром. Для одного дело тяжёлое, поскольку бумаги было килограмм 400, поэтому со мной поехал Серёга Шураков. Тот самый сын своего иранского отца Мисхада. Кстати, в тот день, когда я приносил настойку на комбинат, Серёга был выходной, поэтому пару раз посетовал, что ему так и не удалось попробовать упоительного напитка с байховым перцем. Что ж, я учёл замечание будущего попутчика и взял ВЕСЬ оставшийся у меня благородный напиток с собой в дорогу с учётом того, что нам пару ночей в Сыктывкаре ночевать придётся (кроме дел по бумаге нам надавали и других заданий).
И вот мы уже сидим в купе отправляющегося поезда. Сидим вдвоём. Попутчиков нет. Развернули свои котомки и приготовились славно поужинать. «Ну, где там твоя заветная?» - спросил Серёга, нервно потирая руки. Я извлёк уже начатую пластиковую бутыль. Надо заметить, что в тайной надежде сбить ядерный эффект стручкового оружия я добавил после первой дегустации в настойку немного сушёного шиповника. Не помогло. Это можно было лицезреть на обвисших Серёгиных усах горделивого перса после первой дозы. «Эх, ну и прошибло! - сказал он после долгой паузы, - Твои перегородки поперёк головы встают, аж думать трудно!». Выпили по второй. Серёга засобирался спать. «Мне достаточно, - проскрипел он зубами с нежной злостью, - Лучше бы просто водки взяли…». Когда мы совсем, было, улеглись, открылась дверь, и проводник в подштанниках телесного цвета, майке и наколках на производственные и партийные темы, втёк в наше купе желеобразной массой. «Ребята, а чем это у вас так вкусно пахнет?» - спросил он. «Да это настойкой на ореховых перегородках так пахнет. Хочешь попробовать?» - ответил Шураков. Проводник достал из вагонного коридора руку со стаканом и стремительно начал выдвигать его в глубину нашей обороны. Ему налили. Проводник скрылся с весёлым гиканьем и свистом за стуком колёс. Прошло полчаса. Я проснулся от того, что кто-то теребил меня за плечо. Открываю глаза. Тот самый проводник. Тот, да не тот. Вместо аморфной мягкотелости его торс приобрёл осанку пэра Соединённого Королевства. Будто лом проглотил за ужином. «У вас ещё есть?» - вопрос был нарисован неяркими пастельными красками на его сильно пожилом нетрезвом лице. Я сразу представил себе бессонную ночь с проводником, периодически стремящимся к усладе, и без сожаления отдал ему всю бутылку. Ночь прошла спокойно. Утром нас разбудил мертвецки пьяный служитель железнодорожной музы, повиснув на дверях нашего купе. Из ушей у него торчали дородные, набравшиеся водки, перцы, а на губе висела перегородка от ореха. В руке он держал ручку и засаленный огрызок газеты. «Автограф что ли просит?» - спросил изумлённый Серёга. «Нет, это он хочет записать рецепт», - с гордостью ответил я.
РАЗЛИВ ТРЕТИЙ – БАГАЖНЫЙ
И вот мы в Сыктывкаре. Принимаемся за дела. Я поехал в Комилеспром, а Серёга по своим снабженческим делам. К обеду бумага была аккуратно упакована в фанерные ящики килограмм по 50 каждый. Перевозкой решили заняться назавтра. С утра купили обратные билеты с тем, чтобы на них оформить багаж. Выловили микроавтобус и доставили груз в багажное отделение вокзала. Зашли внутрь. Три сердитых тёти сразу объяснили нам, что поскольку прямого багажного вагона до Печоры нет (туда только пассажирские вагоны прямиком ходят), то придётся нам переоформлять транзит через узловую станцию Микунь. Там мы обязаны снять груз и оформить на какой-либо поезд маршрута Москва-Воркута. Представив всю эту эпопею, мы с Серёгой завыли: «Тётеньки, а нельзя ли как-нибудь попроще?» Озабоченные бездельем тётеньки назвали свою таксу, от которой у нас глаза вылезли поверх шапок. Шураков развернулся и поволок меня за собой на улицу. «Да. Ещё не забудьте, что каждый ящик нужно обшить мешковиной и адрес написать! На каждом!» - неслось нам вслед. Горка ящиков с бумагой высилась неподалёку. Ситуация патовая. Куда деть всё это? Денег на взятку у нас попросту не было (и так водителю ГАЗЕЛи много дали), как не было и мешковины, в которую необходимо облачить ящики. «Постой тут, - сказал Серёга, - я сейчас…» и скрылся в загадочном направлении. Вернулся он довольно быстро с двумя бутылками минералки, коробкой конфет и большой пачкой печенья. «Доставай свои перегородки, - сказал хитрый иранец, - у меня есть план». Я вытащил целую полуторку настойки, и мы вновь окунулись в багажное отделение. Тётки даже голов не повернули в нашу сторону. «Женщины, а не желаете ли целебного бальзама попробовать? Азербайджанский, домашний. В него мумиё добавляют. Всю жизнь болеть не будете», - радостным голосом пропел Серёга. Женщины слегка оживились. А уж когда Серёга, по-хозяйски порывшись в тумбочках, достал стаканы и вывалил на стол завлекательные импортные коробочки, они дружно ринулись к месту предполагаемого банкета. Шураков разлил на троих. «А сами, что не будете?» - спросила старшая. «Нет, мы на работе», - дружно заявили мы с Серёгой. По тому, что работницы багажного отделения не возражали выпить, можно было сделать вывод о полном и бесповоротном окончании рабочего дня. Тут и начал действовать Серёгин коварный план. Выпив настойки, женщины закатили глаза. Запричитали, запросили чем-нибудь запить. Серёга достал из-за спины бутылку с минералкой и хитро спросил: «А как наш багаж? Поедет напрямую, без пересадок?» Какого ответа можно было ждать от потерявших ориентировку фемин? Но Серёга не унимался: «А ящики кто обошьёт?» Работницы багажного отделения хором закричали: «Мы, мы! Только дай скорей запить». Оставив в багажке настойку и две бутылки с минералкой, мы отправились в город заканчивать дела. Когда же вечером я приехал на вокзал, чтобы получить багажные документы, то обнаружил трёх очаровательных женщин, певших жалостную песню о нелёгкой судьбе мальчика, который стремится в губернский город Тамбов, презрев наличие волков в тамошних лесах. Наши ящики были аккуратно обшиты мешковиной. На каждом из них каллиграфическим почерком выведены необходимые реквизиты, а сопроводительные бумаги оформлены с надлежащей аккуратностью. Даже удивительно, как это они всё успели так красиво упаковать... после перегородок-то. Санта Клаус какой-то! Вероятно, железнодорожно-багажные тётеньки настолько увлеклись процессом раздвигания моих перегородок, что вместе с нашим багажом отбыли малой скоростью в ускользающий город Тамбов. А, иначе, чья весёлая песнь врывалась в наше купе в районе Микуни на обратном пути из багажного вагона поезда, отправляющегося на юг? Странно только то, что ящики с бумагой всё же прибыли в Печору. А где теперь та багажная смена? Кто был в Тамбове, не видели ли их?