В моей жизни есть три города. Три моих страсти. Питер для меня, как старший брат, которому доверяешься полностью и безоговорочно. Киев – дружок закадычный, а Печора – моя душа. Сегодня речь о старшем братце пойдёт, к которому мне вернуться довелось спустя довольно долгое время…
СЕВЕРНАЯ ПАЛЬМИРА ВЕСНОЙ ИЛИ ДИМЫЧ В РЕЖИМЕ АЗН (отчёт по командировке ведущего ненаучного сотрудника госкорпорации по эффективному отмыванию валюты за УВД)
Вот, наконец, пришёл и мой черёд ехать в бурсу. Понятно, что бурса бурсой в полном смысле этого слова таковой не является, поскольку расположена она в Авиагородке близ международного аэропорта Пулково-2 и зовётся в народе Ордена Ленина (в прошлом) Академия Гражданской Авиации имени Санкт-Петербурга Ленинградской области. А ещё вернее, даже не так. Просто фирма «НИТА», которая уже овладела 81% воздушного пространства России, завалив страну своей продукцией по АСУчиванию УВД, арендует в Академии несколько аудиторий, чтобы «задать корму» умам таких бестолковых юзеров, как ваш покорный слуга. То есть это самое НПО «НИТА» (новые информационные технологии в авиации) держит на паях с Академией свою мини-бурсу, где мне и предстояло настойчиво овладевать отнюдь не красотками с разворотов «Плейбоя», а всего лишь – знаниями в области развития ВД. Оформил я командировку и, помоляся, в путь-дорожку отправился. А вот дальше, дорогие читатели, и начинается полное АЗН. Поясню, что АЗН – это автоматическое независимое наблюдение. Сей термин употребляют в УВД, когда имеют в виду, что каждый участник воздушного движения, равно как и не очень воздушного (машины РП, например, и обычный диспетчер ЕС УВД), видят друг друга через систему геостационарных спутников и имеют это … в виду. В моём случае, АЗН означает не только наблюдение, но и фиксацию разного рода событий, дай бог, поболе внимания моей наблюдательности, да спутников поинтересней. Начнём, конечно, с дороги в Сыктывкар.
ШЕСТЬ ПЕРЕЛЁТНЫХ ГРАЧЕЙ ИЛИ СНЕГУРЕЧИК ОТТАЯЛ (путевые непутёвые заметы на манжетах и носовом платке)
Поезд тронулся, повинуясь железной сцепляющей длани локомотива. А в моей голове в такт убыстряющимся «тыгдымам» на стыках звучало четверостишие:
Впереди открываются дальние страны,
Сладким маревом дышат и чайным листом.
Наполняются водкой неспешно стаканы…
Чуть пораньше в плацкартных, в купейных – потом.
Купе плацкартного вагона слегка заметало. Но ехали весело. Ехали в Сыктывкар, где мне назавтра с утра предстояло, перебравшись в самолёт авиакомпании «Комиинтеравиа», отбыть в сторону северной столицы. Главное веселье было в том, что праздно шатающиеся по составу, не совсем трезвые вахтовики из Усинска никак не могли обнаружить свой 6-ой вагон, поскольку он, по старинному железнодорожному обычаю, был поставлен между 7-ым и 8-ым. Когда эти Агасферы от МПС, наконец-то, обрели покой, запели грачи. Грачами у нас на севере называют летучие бригады шабашников из Армении. Летом они приезжают на сезонные работы, а к осени перебираются в более тёплые места. Но бывают и исключения – шабашники остаются надолго, если находят хорошего заказчика, как правило, на строительные работы. Они и раньше сидели в вагоне, но просто ещё никак не проявляли себя. Но тут в окошко заглянуло первомартовское ласковое солнышко, и они, встрепенувшись, начали деловито и шумно организовывать стол. Стол был не простой, а с водкой. Грачи тоже были не простые, а засидевшиеся в Усинске шабашники. Я насчитал шестерых. Пожилой бригадир с увядшими усами, пегими от частого курения. А с ним четверо мужиков среднего возраста. Шестого звали Хачик. Ему можно было дать не больше 18. Худобой своей и формой носа он напоминал Стаса на первом курсе. Юношеский пушок ещё только начал пробиваться над его нежной верхней губой. Хачик носил спортивную вязаную шапочку с надписью «Masis» и никогда её не снимал, даже укладываясь спать. В процессе застолья Хачик начал вовсю ухлёстывать за соседкой по купе, студенткой Сыктывкарского университета. Он что-то нашёптывал ей на ушко, а она тихонько хихикала. Бригадир налил Хачику треть стакана водки и сказал: «Хватыт тэбе, дурной будыш». Парень выпил и продолжил свои ухаживания. Он настолько увлёкся этим процессом, что не заметил, как с шёпота перешёл почти на крик. Было довольно забавно слышать, как он говорил девице: «Приэдэм в Сыктывкар, я тебе всо покажу!». «Что это, всё?» - вопрошала собеседница. «Всо, что захочыш!» - звучало ей ответ. Девчонка хихикнула и, слегка покрывшись румянцем, заметила: «У тебя ещё не выросло…». Хачик взвился в проходе и, взывая ко всем пассажирам, возмущался: «Это у мэня нэ выросло!? Да, это у тэбя не выросло!». Бригадир усадил парня и сказал: «Савсэм дурак стал. Что ты так кричыш? Она тэбя провоцируэт, коварная жэнщина! А ты же, мужчына, тэрпэть не можэш?». Половина вагона живо комментировала жаркие закавказские события, а другая – продолжала свою будничную жизнь, сроднившись с верхними и нижними полками. Особенно сроднился с верхней боковой полкой один двухметровый дядечка. По всему видать, атлет бывший. Кроме большого роста он обладал и большой горой бицепсов, трицепсов и другой накачанной протоплазмы. Весу в нём – ну, никак не меньше полутора центнеров. Так вот, этот дядечка спал сидя! Можете себе представить африканского страуса нанду, который засунул задницу на верхнюю полку вместе с хвостом, а голову и ноги свесил в проход. Это как раз тот самый случай и был. Изредка на стыках страус всхрапывал и приоткрывал глаза, но быстро успокаивался и засыпал. Ещё в одном соседнем купе сидели спортсмены-железнодорожники, которые возвращались со своей спартакиады. Там пиво лилось рекой, и звучала гитара. Возможно, от этой стаи и отбился бедный великан-страус. В середине вагона побратались представители народов одной языковой группы. Там мордвины и коми тянули замечательную песню такого чувственного содержания: «Шонды-банды, ола меды». Неожиданно в вагоне объявился СОВЕРШЕННО НОВЫЙ Агасфер, потерявший 6-ой вагон. Он пересидел где-то с проводниками и теперь искал своего попутчика. «Федька, злодей, выходи! – орал он, - Нам вылазить скоро». Его тень несколько раз тревожила эстетизм нашего мироустройства, пока он не впал в состояние дзэн в руках железнодорожной милиции. К армянским шабашникам подтянулась интернациональная команда из коми и мордвы, когда перестала находить общие темы для разговоров. Грачи внесли новую струю в их общение. Застучали костяшки нард, зазвучали тосты за весну и анекдоты про грузин. После очередного очень скабрезного анекдота, бригадир заметил: «Начало мнэ понравилось, но это слишком хорошо, чтобы быть правдой». За окнами давно была ночь, но вагон не унимался. В тамбуре новый русский, непонятно как попавший в плацкартный вагон, вызванивал кого-то по мобильнику с просьбой встретить его на вокзале. На другом конце долго этого КОГО-ТО будили, потом ещё минут 15 шло выяснение, на какой машине встречать крутого пассажира. За один этот разговор он лишился, пожалуй, нескольких долларов на счёте MTS. Его напарник всё время встревал в разговор и объяснял, что в поезде очень вредно пользоваться мобильником. Дескать, плохое влияние он (то есть телефон сотовый) оказывает на ту мужскую функцию, на которую виагра, наоборот, действует хорошо. Новый русский ухитрялся одновременно разговаривать и посылать напарника в одно известное место, которым страус на полке примостился. В общем, весь вагон напоминал бестолковый цыганский табор. Однако под утро все угомонились. Бригадир начал моститься под бочок к давно заснувшему Хачику. Тот, озадаченный теснотой, внезапно разрушившей его воздушные зАмки во сне, где он ПОКАЗАЛ-ТАКИ ВСЁ нахальной студентке из Сыктывкара, вскочил и закричал: «Уйды, старый развратнык! У тэбя усы старые, ты сам вэс старый!». Но опыт победил, и Хачик с позором полез на верхнюю полку. Через полчаса раздался синхронный армянский храп, отголоски которого, наверняка, были слышны в предгорьях Арарата. До Сыктывкара оставалось ещё пара часов пути, и техники, обслуживающие борт, который унесёт меня в волшебную страну Пулково-1, уже просыпались и бежали на кухню готовить завтрак.