Из стихов Сергея Сергеевича Ненарокомова

Из стихов Сергея Сергеевича Ненарокомова

Новый Гамлет

1.Написано в ресторане «Славянский» на обойном обрывке

Вечер обычен, оркестр поэтичен

В меру не очень-то трезвых умов.

Бас и ударник лабают прилично

Марш первоконных ударных полков.

Официанток подвыпивших стая

В полупустынном и полупустом

В этом безвкусно оформленном зале

Сверху берут только чайным листом.

Пара компаний из местного братства,

Пара заезжих удалых купцов.

Пара пьянчуг, над собою не властных,

В грязном салате прячут лицо.

Пара, на мужа с женою похожих,

Пара куражливых гадких птенцов,

Две совершенно безликие рожи

И полквартета народных певцов.

Жидкие шницели, пиво густое,

Гуще которого дым папирос…

Это всё, право, такое пустое.

Лучше «не быть» - вот ответ на вопрос.

2. Ночь перед казнью

Куда уходим мы?

Оренбургский пуховый платок,

И земля на кладбИще пуховая.

Биографии несколько строк

Некролога скупым протоколом.

Вот такие сегодня дела.

Каждый день здесь кого-то хоронят.

Мчится жизнь, закусив удила

В не натопленном общем вагоне.

* * *

Куда уходим мы, в какие лабиринты?

С улыбкой или без – как выпало кому.

Куда уходят смех, и слёзы, и обиды?

Причём же здесь судьба, причём здесь Страшный Суд?

Куда уходим мы, такие молодые,

Не спев, не долюбив и не достроив дом?

Куда уходим мы? Уж, верно, не в святые.

Лишь вечер свечи жжёт, и нет ответа в нём.

Простить ли этот мир, такой несправедливый,

Дающий (аз воздам!) не тем и не тому?

Зачем стремится вверх душа нетерпеливо,

А тело – только вниз, как съехавший хомут?

3. Летняя командировка к Южному морю

Цветные сны

День

Среди скал, повисших над водой,

В одиночество своё поверив,

Буйный ветер сильною рукой

Белой пены цвет примерил.

Закат

Размывая красные круги

На камнях вдоль берега крутого,

Соблюдая правила игры,

Цвет заката уносило море.

Ночь

В цвете пресно-белой желтизны,

Замыкая вечное движенье,

В зеркалах расколотых луны,

Находило море отраженье.

Утро

Но разбился буйный птицелов,

В зеркалах соперника увидев.

Равнодушно море улеглось

В цвет зари под блеск опасной бритвы.

4. Отъезд Ольги

В нашем царстве построен забор.

Отгорожены мы от разлук.

В нашем дворце установлен закон

Безумства обнажённых рук.

Там, под старым косым фонарём,

У разваленных мусорных куч,

Где вороний оркестр оживлён,

И начертан магический круг,

Над заснеженным образом свалки,

Над сезоном, свернувшим в кювет,

Как разваленный кабриолет…

Без следов, без ответов, без свеч,

Без намёков на чью-то считалку.

Там, под старым слепым фонарём.

Клетка со львом, и запущенный парк,

И потушенная заря,

Мумии мук с околдованной «Катти Сарк»,

К ним ползущая тля.

Там, у заставы оловянных фраз,

У старинной часовни,

Где наш сказочный пыл угас

И рождаются звоны.

Над водой упенённых рек,

Над мечтой, заключённой в оковы,

Как терзанья Иуды Искариота…

Без наитья, без тени толкового,

Без намёков на выпавший смех.

Там, у заставы куртуазных фраз.

В грустном зеркале лица бледны –

Был разрушен дворец.

В светлом озере блики видны –

Наш шалаш без дверей.

5. Гимназическое

Лестница в небо

Губы зовущие – берега два

Реки сладострастья ночного безумства

Шального признания шепчут слова.

Они мне простят смелый дух вольнодумства.

Прочь все сомнения, прочь все терзанья:

Слёз, что не пролиты в сладком бреду,

Тех, что развеяли б дерзость желанья,

Я на лице у тебя не найду.

Робкие взгляды нечаянных встреч,

Первых свиданий несмелые взгляды –

Всё уместилось в бессвязную речь,

В ожог поцелуя – любимой награды.

Не надо, не надо, достаточно слов.

Нам лишь дыханья друг друга важны.

Нежное пенье далёких миров

Да ослепительный вкус тишины.

Бред, наважденье,

Ты вовсе с ней не был.

Ангелов слышен призывный рожок.

Лестница в небо,

Лестница в небо…

Смертельный прыжок.

От немыслимой тоски

Не находишь места.

Как же мне тебя спросить –

Чья ты там невеста?

От твоих бездонных глаз

Как мне не рехнуться,

От своих банальных фраз

Навсегда очнуться?

Всё немеет на земле

От твоей улыбки.

Тихо, тихо. В тишине

Только звуки скрипки.

Жди удачи

Пугливо тает первый снег.

Совсем, как прежде, - жди удачи.

И мутноватый ветер свеж,

И он едва заметно плачет.

Ты тихо солнце погаси,

Вечерним светом дом наполни.

Но только, знаешь, не грусти

В своей забытой колокольне.

Ведь тает только первый снег,

И плачет только воздух скользкий.

А ты же, парень, не из тех,

Кто всё забыл и всё забросил.

О прошлом нечего вздыхать.

Всё будет так, а не иначе…

И мотыльком в кипящий жар…

Лети на свет и жди удачи.

Ты слышишь, чтоб не потерять –

Вперёд, вперёд, не жди удачи!

Изучая тебя и прилежно и нежно,

Я не брошу летать по тревожащим снам,

Где, по-прежнему, сухо и очень небрежно

Тени чьих-то судЕб бьют челом фонарям.

В этих снах ты приходишь в сияньи сирени,

Очень тихо садишься на старенький стул.

И тоски и отчаянья шкуру шагреневую

Твой нечаянно-радостный смех захлестнул.

На огромных пространствах рассыпались дети,

Забрели в аромат заманивших полей.

И забытым отчасти, старым-старым балетом

Увлекли за собой скучных взрослых людей.

Ностальгия

Это не слёзы, это лишь капельки дикой росы,

Которые высушит солнечный ветер.

Это лишь отблеск свистящей косы,

Срезающей слабые души, как клевер.

Теперь всё прошло, всё умчалось долой,

Рассыпалось в прах под ударом коротким.

Давай перережем двуручной пилой

Стремлениям прошлого нежную глотку.

Подёрнулись пылью шальные года.

А как же кошмары, по-прежнему снятся?

Кошмар наяву пережить – ерунда?

Теперь уже поздно кошмаров бояться!

Не нужно, раскиснув, куда-то спешить,

И верить кому-то, бредущему мимо…

Но где взять такие дожди, чтобы смыть

Следы, уходящие неумолимо.

10.

А есть ли кто во вспоротых ночах,

Кто сеет свет в тумане декораций?

И кто бы смело громом мог кричать,

Не опасаясь, будут ли смеяться?

А если он, к тому же, всемогущ,

Я брошу в глубь протуберанца:

«Не дай же, боже, нам любимых мучить

Забившись в сети гневного румянца!»

Уж, коли он, горазд, за всех решать,

Пусть повелит жестокостью не бряцать,

Чтоб от себя любовь не защищать,

И от себя самих не защищаться.

11. Отъезд Ольги

О, сколько же в этих прощаньях

Нюансов, волнений и чувств,

Шальных, откровенных, отчаянных

Без фальши, рождённой искусно.

О, сколько безумства во встречах.

И нежности острый толчок

Вовеки в себе не уместишь –

Счастливые слёзы в плечо.

И потому-то в жизни скоротечной

Я ежедневно жажду уезжать,

Чтоб каждый день прощаться бесконечно,

И каждый вечер вновь тебя встречать.

12.

Прыжок в будущее

Шлю в будущее телеграммы.

Узнать, что будет, я хочу.

Как блеск ревущей пилорамы –

В машине времени лечу.

И время послушно вздымает

Меж пальцев песочную пыль.

И с болью в груди остывают

Под левой рукою часы.

Мелькают дней непрожитых рисунки.

Мне в горло ком – асфальта перегар

Загнали. Где ж вы, аппетита слюнки?

Я чувствую, что немощен и стар.

Я в будущем, а что же толку?

Любимой нет, и я один - старик.

Зачем пришёл? В стогу искать иголку?

От жуткой безысходности поник.

Собрав кусочки времени в щепотку,

Прокладываю путь в назад.

И чувствую, как молодостью глотку

Мне полнит. Свежестью объят.

Родных окошек праздничный проём

В бессмертном цикле распахнёт объятья.

Не с временем, с пространством мы вдвоём

Пойдём в судьбу любимую искать.

И всё же почему-то иногда

Шлю в будущее телеграммы.

А в небе путеводная звезда –

Как блеск ревущей пилорамы.

13.

Привычно встань, отвесь поклон,

Утри слезу украдкой.

И, чтобы был, низвергнут трон,

Раскрой его загадку.

Устав от повелений

Увенчанных повес,

Отправься в сад весенний,

А лучше – просто в лес.

Как в зеркале детален

Улыбчивый оскал.

При помощи печали

Ты сам его сваял.

В костюме пилигрима

Пройдись перед крыльцом…

Тебе не хватит грима,

Чтоб защитить лицо

От ядовитых реплик

Хромающей судьбы…

Раскачивают петли

Фонарные столбы.

В таких забавах знатных

Ты преуспел с трудом,

Как тот король без платья,

Покинувший свой дом.

Так что же остаётся?

Смириться и забыть?

Но пепел в сердце бьётся.

И значит – нужно жить.

14.

Пускай тебе привиделось, что я навек ушёл

В один из дней, что был под вечер гадок.

В забытом кабаке в углу поставил стол

И на стаканном дне всю ночь искал осадок.

И рассказал тебе догадливый храбрец,

Как я умчался на карете с дамой.

Про то, как много лет в теченье быстрых рек

Был слышен шёпот на рассвете раненом.

Пусть сообщили только для тебя

В беседах строго конфиденциальных,

Что уж давно я встречи променял

На звук одной мелодии прощальной.

Забыл, ушёл, отчаянный ловец

Чужого счастья бешеной отравы.

Его умчало в леденящий смерч

На отчужденье уличной потравы.

Когда над нашим тихим городком

В горбатом клюве злую весть носило,

Я не вернулся в твой заветный дом…

И всё несла неведомая сила.

И лишь когда над пьяной головой

Вдруг прекратило передачу снега,

Я преклонился тихо пред тобой

Лишь в первый раз почти за четверть века.

15.

АКВАРИУМ

Предисловие

Жизнь – просто аквариум,

Ограниченный рамками горизонта,

Где лилово-блекнущими араукариями –

Наши бденья в глазах мастодонта.

Красиво и нежно, как в старом романе,

На стёклах аквариума и его дне

События развиваются в авторском плане

И почти так же, как в его голове.

Только дурманящие и почти неощутимые

Запахи нашей памяти

Забываются, забиваются

В лохмотья яркого грима.

Поставьте же им памятник.

§1 На виду

Шарик летает

Красочно, яростно, грозно, неясно пугая.

Шарик летает…

Или не летает,

А просто безжизненно так повисает,

Что кажется, может…

Или увядает?

Хватает, хватает, хватает

За душУ…

Или – просто трушу,

Что он исчезает?

Но шарик летает…

Или… не летает?

§2 Невидимо

Видимо-невидимо трескотни

В наше окошко

И в ваше окошко.

Пусть даже немножко

Или понарошку…

Кому? Почему? Объясни.

Не видимо-видимо мало

Теряемся мы в догадках,

В нелепых, порою, догадках,

И утро вдыхаем украдкой.

Такой удивительно гладкий

Аквариум закачало.

§3 Действия

Спокойно ждём,

Спокойно пьём,

Спокойно улыбаемся…

Спокойно крик в душе убьём,

Спокойно растеряемся…

§4 При свечах (сонет)

Событий нет, гори свеча.

Замкнуло вдруг в орбите.

Там ты живёшь, где ж я лечу?

Кто видит, подскажите.

Свеча гори, и горя нет,

Тому, кто в темень крУжит?

Тому ж, кто видит солнца свет,

Аквариум не нужен.

Но ты гори, свеча, гори.

И не рыдай напрасно:

В аквариуме фонари –

Их ставят не напрасно.

Ну, что ж, - пусть эти фонари

Тепло заменят от земли.

Эпилог

Аквариумы бьются буднично и почти глупо,

Когда нет причин для отхода.

На осколках всегдашнего былого уюта

Остаются бензина фиолетовые разводы.

16.

«… ибо они не ведают, что творят…»

Не будто как, а вдруг как будто

Летел немыслимый косяк,

Свистел неистовый костяк стай

Над бесконечным «нетто-брутто».

Гремело, корчилось в глуши вЕк,

Блестело радужным оскалом

Плаката дёрганье усталое,

Где «нетто-брутто» - человек.

Вот тара плюс кустик чего-то серого,

Грязно-серого – уточнение.

Как понять, оценить его

Дёрганье

Мыслей неспелых.

Нетто делить на брутто –

Может ли быть глупее?

17.

На далёких и пыльных дорогах

Напечатаны наши слова,

Как предчувствие скорого срока

Привнесенья двойного тепла.

Было это, пожалуй, недавно.

Там рождался в дремучих дождях

Ветер грустного нашего завтра

На останках листвы октября.

Я чуть-чуть опечалился прошлым,

Хоть жалеть, право, нету причин.

Так создали мы каменный остров.

Пусть пустой, но какой уж смогли…

18.

Вот грянул нежданно и возраст библейский,

И что-то свершилось, и что-то не так.

На фоне, кричащем обёрточным блеском,

Порою так хочется сжаться в кулак.

А двери сегодня, забыв про запоры,

Стремятся в пустую, холодную мглу.

Туда, где Пилат, неземной и упорный,

Спешит за порог, на твой внутренний суд.

Так вот ты какой, заходи, не смущайся,

Пора подвести нам итоги с тобой.

Ты, верно, по снегу, как прОклятый, мчался

В своём отороченном красным хитоне…

Вот грянул нежданно и возраст библейский,

И новый Пилат спит и видит тебя.

На ветхом кресте взвит Христос Иудейский…

А будешь ли ты за заслуги распят?

19.

По мне на свете нету звуков,

Дороже, явственней и ближе,

Чем шёпот милой, голос друга

И поступь звёзд о нашу крышу,

Над бригантиной говор ветра,

Ребёнка смех под пенье мамы

И, лишь одно на целом свете,

Под утро ровное дыханье.

20.

Перспектива

Паутина раскинулась с ветки на ветку

На крутом берегу.

И зловещий паук кровожадной походкой

Поспешает беззвучно,

Выплетая беду.

Посмотрите, как он устремляется в лес

На другом берегу

И ползёт по деревьям до самых небес,

Поклоняясь измученно

Своему серебру.

Вот на солнце взобрался и греет живот.

В нём мушиная кровь закипает.

Человек тоже к солнцу поближе ползёт,

Паутиною слабых сплетая,

Подвернувшихся мушек сжирает.

21.

Поезд

Ах, мой спутник долгожданный,

Мой отчаянный певец,

В рельс линейки странно-странно

Рассыпаешь дрожью скерцо.

Не завистливый, не гордый,

Ты по свету встречи сеешь,

И разлук пустые годы,

И прощанья на рассвете.

Ты зачем неловко будишь

Сизых крыш дремотный шелест,

Гулко рвёшь железной грудью

Станций финишную ленту?

Потому пою я гулко

Над уставшими домами,

Чтобы жили сердца стуком,

Кто во мне и те, кто с вами.

Потому я к вам врываюсь

В вашу необыкновенность,

Потому, что воспеваю

В грозный век святую верность.

22.

Нет сил писать…

устал, поник, сломался….

Ответа нет

И нету сил, идти.

Ты где, мой добрый ангел, затерялся?

Прости меня, прости меня, прости…

Не дай нам бог, друг другу надоесть,

Чтоб нежность губ и свежесть их, и голос

Смешались с душным воздухом экспресса.

И я забыл, как пахнут твои волосы.

Не дай нам бог, любимая, забыть,

Как долго мы не жили, а терзались

В безудержном волнении игры

Чужой и непослушной нам гитары.

Не дай нам бог друг друга обмануть

И изменить своей нетленной вере,

И гнать со свистом робкую весну,

И верить, что все кошки ночью серы.

23.

Солнце садилось из низкого неба,

Тучи припухшие в кровь искусав,

Будто из ночи краюхою хлебной

На землю остывшую медленно пало.

Мир перевёрнутый, если вглядеться,

Виден был моря свинцовым восходом.

Только куда же взошедшее делось?

Темень кромешная плетью в лицо.

Но из прохожих никто не увидел,

Не удивился, и плакать не стал.

Только один бедолага забылся,

Встал на колени и солнце искал.

Память недобрую шутку сыграло

В скользкой, противной, навязчивой мгле:

Только что пламя восхода блистало

В его перевёрнутой вниз голове.

24.

На пня круги упал смолистый день,

И поползла от горизонта тень…

От горизонта до твоей руки.

Но ты не верь словам моим.

Всё, что твоё – не всё тебе.

Как грустный образ сохрани

Мои слова … об этом дне.

Что из того, что солнце встало,

И запели птицы.

Ведь, это утро, и эти плечи…

И тихо катятся слезинки

По твоим ресницам.

Ещё не вечер, милая. Ещё не вечер.

II.

А вечером другого ты обнимешь,

Себя обманывая с ним,

Но прав останется один лишь,

Который мимо проходил.

Он видел всё, и, право, всё не ново.

Откройте окна, пусть звонят в колокола,

Кричите что-нибудь нелепо, бестолково,

Чтоб только не кружилась голова…

Поэтому, mon chere amie, прощайте.

Прощайте и простите мне за то,

За то, что вы наверняка играете,

А я живу по принципу лото.

25.

Неклассический венок сонетов на итальянский манер

….Тогда исчезнешь ты внезапно,

Забыв лишь слабый запах грёз,

И отчужденья горький запах,

И на расчёске прядь волос,

Когда, как будто львиной лапой,

Мне душу раздерёт вопрос,

Когда не в силах в грудах праха

От спиц Фортуновых колёс

Ждать, как в подставленный висок

До нестерпимости железный

Судьбы ударит молоток…

Тогда вернись на голос грешный,

Не будь от ревности жестокой,

Останови уход свой спешный.

II.

Не будь от ревности жестокой,

Останови уход свой спешный.

Пусть хоть однажды издалёка

Мне зазвучит твой шёпот нежный.

А если я желаю много,

И просьбы гулко безнадежны,

То крикну сам вознице: «Трогай!»

И плетью сам по коням взбешенным.

Но ты совсем уйти не сможешь,

Навек останется со мной

Твоих улыбок, жестов прошлое.

Мне вынес времени прибой

Счастливых дней карманный космос

В светилах глаз и образ твой.

III.

Счастливых дней карманный космос

В светилах глаз и образ твой,

И родинок – созвездий россыпь

Над неизведанной рукой,

Надгробий слов печальный Остов

В их разобщённости пустой,

Несуществующие росы

Над существующей тобой –

Вот всё, что у тебя ворую,

И пусть уносится в века

Лишь одинокий поцелуй.

О, милая, ты так близка,

Что мой печальный поцелуй

Запутал волосы слегка.

IV.

Что мой печальный поцелуй

Запутал волосы слегка,

Тебя пусть вовсе не волнует,

Как неудачная строка,

Коль наши тропы повернуло,

А на моей, наверняка,

Твои следы как ветром сдуло

И унесло за облака.

А если ты забыть не сможешь,

Я только этим буду жить…

А неизвестность ночью гложет.

О, если б смог я рядом быть

В тот миг, о, мой великий боже,

Когда смогла бы ты простить.

В тот миг, о, мой великий боже,

Когда смогла бы ты простить,

Я, счастьем на колени брошенный,

Не смог бы даже говорить.

Но это как спектаклик грОшевый:

Колени, слёзы, полюбить, забыть,

Благоговеть, разлуку спрятать в ножны,

Шептать «люблю»… Увы, здесь нечем крыть.

Такое слагается мнение;

Неистовый Дантов круг –

Цикл високосного времени.

Но это досужий слух.

Только бы всё, как мгновение

Пружиною тающих губ.

VI.

Только бы всё, как мгновение

Пружиною тающих губ.

Только бы, как дуновение

Ветра, от зноя упругого,

К нам снизошло озарение

Радугой, врезанной в луг;

Семизарядным гребнем

Выброс с привычного круга.

За подлинность чувства такого

Многое можно отдать,

Не говоря ни слова.

Разве же можно сыграть

Моря свеченье ночного,

Намазанного на гальку?

VII.

Моря свеченье ночного,

Намазанного на гальку.

Моря клочки парниковые

Залиты в чаши базальтовые.

Плесень из лунного рога

Будто дорожка из талька.

Сделался месяц тонким,

Вырезанным из кальки.

Тени на скалах картонных,

Перемещения плавные

Прячут от глаз удивлённых,

Словно скрещённые шпаги,

Только тебе покорные

Ножницы для бумаги.

VIII.

Только тебе покорные

Ножницы для бумаги

Вырежут вдоль горизонта

Лишь мне недоступный лагерь,

Забор, неподвластный штОрмам,

Бровей неприступные стяги.

И только органным аккордам

Открыты забитые ставни.

Милая, быть не прощённым

С тобой на одной планете

Невыносимо сложно.

В трепетно гаснущем свете

Еле послушными ножницами

В клочья забор успей!

IX.

Еле послушными ножницами

В клочья забор успей.

Без этого невозможно мне

Ворваться в заветную дверь.

Однако твоё прощение

Не вправе мне душу согреть…

Позволь хоть одно мгновение

В лицо тебе грешно смотреть.

Позволь лишь когда-то однажды

К рукам твоим нежно припасть,

Узнать твои губы влажные.

Я это как ценный запас,

Как нечто волшебно-воздушное,

Укрою на донышке глаз.

Как нечто волшебно-воздушное,

Укрою на донышке глаз

Всё то, что самое нужное

И что не осилить разуму:

Изменчивый север вьюжный

В стремительной снежной пляске,

Мерцающий воздух южный

В созвездьях небесной маске

В твоём украшении вечном,

Совсем, ну, совсем неизведанная,

Как ветры грядущего вечера.

Быть может, кому-то преданная,

Как полумраку свечи,

Взметнувшись в своих подсвечниках.

XI.

Как полумраку свечи,

Взметнувшись в своих подсвечниках,

Вручает оплывший вечер

Заботы нагар заплечный,

Когда уже верить нечему

И вовсе не хочется жить,

Сплетен злых, наговоров речи,

Свои горести мне вручи.

Отголосков словесного смога

Холод липкий к тебе не пристал:

Грязь очистил мой снег у порога.

Я природу на помощь призвал…

Без тебя, как без близкого бога,

Невозможно хоть что-то создать.

XII.

Без тебя, как без близкого бога,

Невозможно хоть что-то создать.

Я бы верность забытую, строгую

Божеством этим близким назвал.

В нём душа отдыхает немного.

И хотя, ему нету названия,

Перед ним мои страсти убоги…

Только вот - почему-то слеза…

Куда исчезает голос?

И зелье предательства пьёт

По воле греховного полюса

Морщинами смятый рот.

Приходит библейский возраст

И требует дать отчёт.

XIII.

Приходит библейский возраст

И требует дать отчёт,

И судит неистово строго,

И с нетерпением ждёт.

Ждёт покаянной прозы,

До спазм иссушающей глотку.

А внутренний голос грозный

Для казни готовит плётку.

Голгофою многогранной

В тени от чужого креста

И телом ещё не снятым

Заброшена божья блесна

По небу зловеще и странно,

Лишая спокойного сна.

XIV.

По небу зловеще и странно,

Лишая спокойного сна

С ужасно небритым туманом

Гуляет седая луна.

Пью с жадностью воду из крана,

Но мысли усохли до дна.

С каким-то нелепейшим планом

Нелепо стою у окна.

Над грузным лбом земли

На фоне дней и лет,

Все чувства притупились.

Сквозь приглушённый свет

К барьеру «тридцать три»

Тащусь навеселе.

XV.

К барьеру «тридцать три»

Тащусь навеселе.

Здесь ничего не скрыть,

Судьба идёт след в след.

Как смел, не сотворить

Твоё своим тебе?

Барьер. За прошлым выстрел.

И компромиссов нет.

В мерцанье пламени и шлака

Меня определят на снос

За то, что предал в жизни главное.

Но только я хвачусь всерьёз,

Тогда исчезнешь ты внезапно,

Забыв лишь слабый запах грёз.

Литературное приложение, которым самокритичный автор пытается пригвоздить себя простым и лаконичным языком к собственной безграмотности:

* СОНЕТ

Сонет – стихотворение из 14 строк.

Существует два основных вида сонета - английский и итальянский. Отличие между ними - в композиции и рифме. Итальянский состоит из двух четверостиший и двух трёхстиший. Английский же - из трёх четверостиший и заключительного двустишия.

Сонет - интеллектуальный жанр лирики. Каждая строфа - это шаг в развитии единой диалектической мысли. В связи с этим требования к сонету предъявлялись следующие:

возвышенная лексика интонации,
точные и редкие рифмы
запрет на переносы и на повторение знаменательного слова в одном и том же значении.

Родился сонет в 13 веке в Италии.

Есть у него даже создатель - адвокат, поэт Якопо да Лентини, живший в Палермо в начале 13 столетия. Высшая точка в развитии итальянского сонета связана с творчеством Петрарки. Прекрасные сонеты создали такие поэты, как Т.Тассо, Микеланджело (да, да, тот самый Микеланджело, вы не ошиблись!), Дж.Марино и др. В 18 веке популярность сонета в Италии заметно падает, вплоть до 19 века (творчество Дж. Леопарди).

В Италии зародился и венок сонетов. Наверняка, вы слышали такое словосочетания. Венок сонетов -это цепь из 15 сонетов, где 14 стихотворений образуют кольцо, т.к. последняя строка каждого сонета повторена в первой строке следующего, последняя же строка четырнадцатого стихотворения повторяет первую строку первого. Вот как сложно и просто одновременно. Но, если мастерски написано, то как красиво! Пятнадцатый сонет называется магистралом и состоит из первых строк всех четырнадцати остальных, причём именно в том порядке, в каком они следуют один за другим.

Авторское послесловие

Когда я приступал к созданию этого, с позволенья сказать, произведения, у меня была только одна идея сюжета и больше ничего. А началось всё с того, что сын предложил мне написать какую-нибудь фантастическую повесть, тут же подарив генеральную линию фабулы. История интеллигентного человека, идеалиста и романтика, способного перемещать своё сознание в голову новорожденного телёнка и родившегося в телячьей шкуре после расстрела – вот и всё, что у меня было. Казалось, такой небогатый набор ограничит мои стремления небольшим рассказом в 6-8 страниц. Но по мере того, как в сюжете появлялись новые лица, становилось ясно, что фантастическая составляющая фабулы будет неполной, если хоть как-то не отразить характер главного героя. А какой же главный герой без героини? Появление Ольги очень беспокоило меня, поскольку лирические моменты до этого никогда меня не занимали. Вернее, я просто боялся не справиться с ними. И действительно, всё валилось из рук, стоило мне начать придумывать девочку с зелёными глазами. До последнего момента я оттягивал написание глав, связанных с эти милым созданием. Другие герои оживали, худо-бедно обрастали литературным мясом, а удивительная Оленька всё никак не желала посетить меня. Но однажды случилось чудо. Утром я проснулся с осознанием того, что видел во сне свою героиню. Очень живо я представил её себе и полюбил, как любил её мистический нарком. Все немногочисленные лирические сцены родились одним днём. Я писал, понимая, что удаётся не всё. Не хватало слов, чтобы изобразить милую девочку, которую сам-то видел отчётливо и ясно. Но, ей богу, перечитывая сцену прощания на вокзале, я даже пустил нескромную авторскую слезу. Я любил Оленьку любовью Ненарокомова, я сам хотел пережить всё, что пережил он. На три месяца я стал Сергеем Сергеевичем, иногда даже он управлял мною, уводя из реальной жизни. Появление Ольги сделало процесс написания удивительным и волнующим. Я попросту жил рядом с ней, да простит меня любимая супруга.

В декорациях же повести всё банальным образом давно известно и писано-переписано. Что мог я сюда добавить нового, кроме какого-то подобия собственной трактовки исторических событий и эклектизма? Пожалуй, ничего. Поэтому до самого последнего момента я не решался прочитать все главы подряд, опасаясь, что целостность произведения будет нарушена, а сюжет покажется скучным и никчёмным. Но, наконец, настал момент, когда это нужно сделать. Итак, начну. Хм, что-то в этом есть, ободряю я себя. А получилась ли, в конце концов, читабельная вещь – судить вам. Но, честно говоря, я никогда не думал, что писать целиком и полностью выдуманную историю так тяжело и сладостно. Решусь ли я ещё когда-нибудь на это?